карточку. Ревнивый почитатель мадемуазель Ниош был высоким крепким молодцом с мясистым носом и голубыми глазами навыкат; в его физиономии чувствовалось что-то тевтонское, а грудь украшала массивная цепочка от часов. Когда они подошли ко входу в ложу, Валентин подчеркнуто поклонился, предлагая своему сопернику пройти первым. Ньюмен дотронулся до локтя графа, давая понять, что хотел бы с ним поговорить. Беллегард ответил, что присоединится к нему через минуту. Он прошел в ложу вслед за краснолицым здоровяком, но спустя несколько минут вернулся в коридор, широко улыбаясь.

— Она невероятно польщена, — сообщил он. — Говорит, что мы устроим ее судьбу. Не хочу заниматься пророчествами, но вполне возможно, так и будет.

— Значит, вы собираетесь драться? — воскликнул Ньюмен.

— Дорогой мой, не смотрите на меня с таким отвращением. Решал не я. Обо всем уже договорено.

— Я вас предупреждал, — простонал Ньюмен.

— А я предупредил его, — улыбнулся в ответ Валентин.

— Чем он вам досадил?

— Неважно, мой друг. Он употребил некое выражение, я к нему придрался.

— Но я настаиваю! Вы должны мне рассказать! Как ваш зять, как старший, я не могу допустить, чтобы вы действовали очертя голову из-за какой-то ерунды.

— Очень вам признателен, — сказал Валентин. — Мне нечего скрывать. Но сейчас не время и не место вдаваться в подробности.

— Тогда найдем другое место. Мы можем уйти из театра.

— Нет, зачем же? С какой стати нам уходить? Я пройду на свое место и дослушаю оперу.

— Все равно вы не получите удовольствия: ваши мысли будут заняты другим.

Валентин посмотрел на Ньюмена, слегка покраснел, улыбнулся и похлопал его по руке.

— О, вы очаровательно простодушны! Перед дуэлью мужчине положено сохранять хладнокровие. Как иначе доказать, что я совершенно спокоен? Занять свое место в партере.

— Ага! — воскликнул Ньюмен. — Хотите, чтобы она вас увидела? Увидела, как вы спокойны! Не такой уж я простак — понимаю. Только это глупо.

Но Валентин остался, и оба приятеля, каждый на своем месте, просидели до конца представления, которым наслаждалась также и мадемуазель Ниош со своим свирепым поклонником. Когда опера окончилась, Ньюмен подождал Валентина и на улицу они вышли вместе. На предложение нашего героя подвезти молодого графа в своем экипаже тот покачал головой и остановился на краю тротуара.

— Нет, я поеду один, — сказал он. — Мне надо заглянуть кое к кому из друзей и просить их взять на себя заботу о моем деле.

— Я возьму это на себя, — объявил Ньюмен. — Доверьтесь мне.

— Спасибо большое, вы очень добры, но вряд ли это возможно. Во-первых, как вы только что сказали, вы почти мой зять, вы женитесь на моей сестре. Уже поэтому вы не годитесь. Ваша беспристрастность будет подвергнута сомнению. А если даже не будет, довольно и того, что я не могу вам доверять — ведь вы не одобряете нашу дуэль. Вы постараетесь, чтобы она не состоялась.

— Разумеется, — согласился Ньюмен. — Надеюсь, и друзья ваши, кто бы они ни были, тоже воспрепятствуют этому безумству.

— Безусловно! Они будут настаивать, чтобы мы обменялись извинениями по всей форме. Но вы слишком великодушны. Вы не годитесь.

Ньюмен ничего не ответил, он был до глубины души расстроен, однако видел, что противодействовать бесполезно.

— И когда же состоится этот блестящий спектакль?

— Чем скорее, тем лучше, — ответил Валентин. — Надеюсь, послезавтра.

— Что ж! — вздохнул Ньюмен. — Полагаю, я имею право узнать, что же все-таки произошло. Я не согласен оставаться в неведении.

— Да я расскажу вам все с превеликим удовольствием, — отозвался Валентин. — Дело очень простое и уложится в двух словах, но сейчас мне во что бы то ни стало надо отыскать кого-нибудь из моих друзей. Я найму экипаж, а вы поезжайте ко мне и ждите. Я вернусь самое позднее через час.

Ньюмен скрепя сердце согласился и, расставшись с Валентином, отправился на Рю-д’Анжу в уютную квартирку своего друга. Прошло более часа, прежде чем вернулся Валентин, но зато он с удовлетворением объявил, что застал одного из нужных ему людей и тот взялся разыскать второго. Дожидаясь Валентина, Ньюмен сидел, не зажигая огня, у догорающего камина, куда подкинул полено, и пляшущее пламя отбрасывало на стены заставленной тесной гостиной причудливые отблески и тени. Он молча выслушал рассказ Валентина о том, что, собственно, произошло между ним и джентльменом, чья визитная карточка была спрятана в кармане у графа, — месье Станисласом Каппом из Страсбурга — после того, как граф вернулся в ложу мадемуазель Ниош. Оказывается, гостеприимная мадемуазель Ниош, высмотрев в другом конце зрительного зала какого-то своего знакомого, посетовала на его неучтивость, поскольку он не спешил засвидетельствовать ей свое почтение.

— Да оставьте его! — прервал ее месье Капп. — Нас в этой ложе и так слишком много! — и со значительным видом уставился на месье де Беллегарда. Валентин тут же ответил, что, если в ложе тесно, месье Капп с легкостью может уменьшить число ее обитателей. На что месье Капп воскликнул:

— С великой радостью открою вам дверь!

Валентин же заявил, что будет счастлив выбросить месье Каппа из ложи в оркестр.

— Ах! Устройте скандал, и мы попадем в газеты! — возликовала мадемуазель Ниош. — Месье Капп, выставьте вон месье де Беллегарда, или вы, месье де Беллегард, вышвырните его в оркестр, в партер, куда угодно! Все равно, кто кого, только поднимите шум, учините скандал! — на что Валентин возразил, что поднимать шум никто не будет, но он просит месье Каппа оказать ему любезность и выйти с ним в коридор. В коридоре после краткого, но выразительного обмена любезностями состоялся обмен визитными карточками. Месье Станислас Капп держался непреклонно и явно старался усугубить оскорбительность своего поведения.

— Конечно, он наглец, — согласился Ньюмен. — Но не вернись вы тогда в ложу, ничего бы не случилось.

— Напротив! Как же вы не видите? — вскинулся Валентин. — Случившееся, наоборот, доказывает — мне совершенно необходимо было вернуться! Месье Капп с самого начала стремился меня задеть, он только выжидал удобный момент. А в подобных случаях, то есть когда вам, так сказать, «дается понять», вы обязаны находиться под рукой, чтобы создать повод. Не вернись я в ложу, это было бы равносильно тому, что я сказал бы месье Каппу: «О, вам, я вижу, хочется затеять свару…»

— «И затевайте на здоровье, а я, черт возьми, умываю руки!» — вот что надо было сказать. Значит, больше всего вас влекло в ложу стремление предоставить месье Каппу случай проявить себя, — продолжал Ньюмен, — ведь вы утверждали, что возвращаетесь не ради этой девицы.

— О, не будем больше говорить о ней, — пробормотал Валентин. — Она мне уже прискучила.

— С радостью не скажу о ней больше ни слова. Только, если это так, зачем вам было лезть на рожон?

Валентин тонко улыбнулся и покачал головой.

— Думаю, вы не понимаете, в чем суть вопроса, и вряд ли я сумею вам объяснить. Видите ли, она смекнула, к чему идет дело, почувствовала, чем это может кончиться, и наблюдала за нами.

— Мало ли кто за кем наблюдает, что из того?

— Ну нет! Как же? Сплоховать на глазах у дамы?

— Какая она дама! Вы и сами говорили — сердце у нее каменное! — вскричал Ньюмен.

— Что ж! О вкусах не спорят, — возразил Валентин. — В этих вопросах все решает присущее каждому чувство чести.

— Да будь оно проклято, это ваше чувство чести!

— Мы напрасно теряем время, — заключил Валентин. — Слово сказано, и поединок назначен.

Ньюмен взял шляпу и собрался уходить, однако, нажав на ручку двери, задержался.

— И на каком же оружии вы остановились?

— А это решать месье Каппу, вызов брошен ему. Я бы предпочел короткий легкий кинжал, с ним я