случае, если будем пытаться его защищать.
Тут он бросил на меня выразительный взгляд. Я с нескрываемым удовольствием согласился. Тем более что так оно и было на самом деле! Однако очень странным показались те удивление и даже страх, которые наша завуалированная и в общем-то довольно незначительная угроза вызвала у Мориса. С чего бы? Вряд ли для него это было чем-то новым.
– Но… но ведь ваше правительство приняло на себя твердые обязательства оказывать нам всяческую помощь и поддержку! – чуть ли не выкрикнул он, сверля меня горящими глазами. – Разве нет?
Я не знал, что отвечать, так как не уверен, чего конкретно ожидает от меня секретарь Кабинета. Но тот, как и раньше, снова пришел мне на выручку.
– Насколько мне известно мнение господина министра, обязательства нашего правительства ограничиваются концепцией Союза и соответствующего договора.
– Да, договора! – уверенно подтвердил я.
– Но они не включают в себя обязательства, связанные с определенными институтами власти… Или с их практической деятельностью. Или даже с деятельностью отдельных министров… Кажется, вы буквально несколько минут назад приводили мне конкретный пример, господин министр, не так ли? – Он выразительно на меня посмотрел, но, очевидно, заметив явную панику в моем взгляде, тут же добавил: – Связанный с производством еды… Неужели не помните?
Вот оно что! Теперь понятно.
– Конечно же, помню. – Я, слегка прищурившись, бросил на Мориса пронзительный взгляд. – Видите ли, недавно мне совершенно случайно довелось узнать, что один из ваших функционеров тратит все свое время только на то, чтобы платить фермерам хорошие деньги за производство как можно большего количества пищи, а его коллега, сидящий буквально в соседнем кабинете, тратит все свое время только на то, чтобы платить хорошие деньги тем же самым людям, чтобы они эту еду уничтожали!
Моя совершенно правдивая констатация абсолютно реального факта, похоже, еще больше разъярила Мориса.
– Это неправда!
Мы с сэром Хамфри оба были искренне удивлены. Столь откровенное отрицание очевидных фактов? Ведь они стали нам известны из, так сказать, первых уст.
– Действительно неправда? – поинтересовался Хамфри.
– Да, неправда, – подтвердил Морис, правда, как-то
– Что ж, вполне возможно, – столь же охотно согласился Хамфри.
– Но у господина министра имеются сотни аналогичных примеров достаточно бессмысленной деятельности функционеров ЕЭС.
– Да, сотни, – повторил я, честно говоря, изо всех сил пытаясь припомнить хотя бы еще один…
– Да, вот еще что, Морис. Господин министр уже подумывает о том, что некоему члену Кабинета следовало бы начать сообщать о них британскому народу.
Вот теперь Морис, похоже, рассердился по-настоящему.
– Но это же недопустимо! – воскликнул он. – До такого не опустились бы даже итальянцы!
Прекрасно, подумал я и решил нанести ему убийственный удар.
– Но ведь итальянцев не заставляют называть «салями» «эмульсифицированной кишкой, набитой требухой с высоким содержанием жира».
Итак, карты выложены на стол. Интересно, примет ли Морис столь «крутую» подачу? Да, судя по всему, наживку сельхозкомиссар ЕЭС все-таки заглотил. Вместе с крючком!
– Ну и что вы хотите предложить? – тщательно подбирая слова, поинтересовался Морис. – Мы ведь в любом случае обязаны проводить политику гармонизации, разве нет? Против чего, собственно, вы возражаете?
Против чего я возражаю? Понятия не имею. Наверное, все дело в названии: что вообще можно считать сосиской, если ее нельзя называть «сосиской»? А мы, британцы,
Впрочем, Хамфри, оказывается, предусмотрел и это.
– Главное в политике – это правильно все представить, – назидательно произнес он. – Кто нам мешает называть нашу сосиску, скажем,
Прекрасная мысль! Просто отличная, ничего не скажешь. Морис тоже представил себе, как это будет звучать на языках ЕЭС, даже попробовал это озвучить и, похоже, вполне одобрил.
– М-м-м… да. Что ж, думаю, это вполне можно рекомендовать нашей Комиссии.
Не только можно, но и нужно. Отказываться от такого предложения было бы совсем неразумно.
На этом встреча закончилась. Мы пришли к единодушному соглашению, что ЕЭС все-таки на редкость
После его ухода Хамфри и Бернард предложили мне провести пресс-конференцию для западноевропейских журналистов и сообщить им, что я наконец-то решил проблему «еврососиски».
В этом, конечно, есть определенный смысл, но у меня появилась идея получше. Ведь уже решенные проблемы никогда не «делают» новостей. Не говоря уж о том, что для прессы хорошая новость это плохая новость.