такой ж… ну, скажем, в таком положении, как сейчас. Впрочем, я честно попытался успокоить его, заверив, что больше об этом никому говорить не буду. Никому!

Он с мерзкой гримасой на лице сердечно меня поблагодарил и злобно прошипел:

– Значит, теперь Даунинг-10 достанется этому ублюдку Дункану?

– Вряд ли, – успокоил я его. В отличие от него, с милой улыбкой на лице. – Лично я постараюсь этого не допустить.

– Вряд ли? Постараюсь этого не допустить? Как все это понимать? Если не он, то тогда кто?!

Я поднял свой бокал, улыбнулся и предложил выпить за успех нашего дела.

Похоже, до него постепенно начало доходить. Поскольку нижняя челюсть буквально отвалилась

– Ты что, имеешь в виду… себя?

Я снова изобразил на своем лице самое искреннее удивление.

– Себя? Да что ты! Ведь наши дети уже подходят к возрасту, когда нам с Энни пора подумать о том, чтобы уделять друг другу побольше времени.

Он все прекрасно понял. И, удивленно покачивая головой, почти прошептал:

– Нет-нет, Джим, ты имеешь в виду именно себя.

Да, это на самом деле становится все более и более забавным!

События развиваются на редкость стремительно. Эрик и Дункан уже не участвуют в гонке, но об этом пока еще толком никто не знает, кроме меня, сэра Хамфри и, естественно, моего главного личного секретаря Бернарда. Впрочем, остается еще одна маленькая проблема: хотя оба моих друга добровольно снялись с дистанции, я-то на нее еще не заявлен! Для этого от меня требуют какой-то эффектной, впечатляющей публичной акции. Чтобы партия мной гордилась и в самый решающий момент проголосовала, как надо. Чтобы остальные возможные кандидаты даже и не подумали выставляться…

Кроме того, нерешенной была также и моя главная проблема – эта чертова еврососиска! Ну и что с ней теперь делать? Вопрос на редкость щекотливый. Интересно, можно ли из него извлечь для себя выгоду? Особенно в данной ситуации.

Вообще-то, один важный шаг в этом направлении мы уже сделали. Во многом, должен признаться, благодаря помощи старины Хамфри.

Как мне стало известно, вчера в Лондоне проездом был Морис, тот самый сельхозкомиссар ЕЭС, который со своей дурацкой «еврососиской» надолго стал моей головной болью. И благодаря отложенному вылету самолета даже нашел время встретиться с секретарем Кабинета.

Правда, меня тоже пригласили поприсутствовать на этом почему-то срочном совещании, которое происходило в кабинете Хамфри. Причем настолько срочном, что я чуть не опоздал и прибыл всего за несколько минут до появления там Мориса, не имея ни малейшего понятия, ни чему оно посвящено, ни тому, что, собственно, требуется от меня. Зато секретарь Кабинета успел прошептать мне на ухо, что он надеется уговорить Мориса положительно решить нашу маленькую проблему с «еврососиской», что весь разговор будет вести он сам, и что от меня требуется только поддерживать его, и только когда он сам попросит об этом.

Морис вошел в кабинет и, увидев меня, почему-то сразу же засиял, как новый шиллинг.

– Джим, какой приятный сюрприз! И чему же я обязан такому удовольствию?

Я, конечно, не знал, что на это ответить, однако Хамфри тут же пришел мне на помощь.

Усадив нас за столик для переговоров, он прежде всего сообщил Морису, что это я попросил его устроить нашу совместную встречу, чтобы уладить одну небольшую проблему. В общем-то, это была не совсем настоящая ложь, а скорее, не совсем настоящая правда, поскольку одно из неписанных правил нашего правительства заключается в том, что когда в голову государственных служащих приходит хорошая идея, то заслуга приписывается министру. И это справедливо. Раз нас обвиняют за все их ошибки, неужели мы не заслуживаем похвалы за их хорошие идеи? Даже если такое случается совсем не часто!

Я согласно кивнул и подтвердил, что да, у нас возникла небольшая проблема. Морис сказал, что он готов оказать любую помощь.

– Суть проблемы заключается в том, – мягким тоном продолжил Хамфри, – что ЕЭС становится у нас весьма и весьма непопулярным.

– Он повернулся ко мне. – Разве нет, господин министр?

Ну с чем, с чем, а с этим никаких проблем.

– Да, – не раздумывая, подтвердил я.

– Возможно. И вы, само собой разумеется, хотели бы реанимировать любовь и уважение британцев к нашему Союзу? – поинтересовался Морис.

– Да! – позабыв о предупреждении, первым ответил я.

– Нет, – твердо возразил сэр Хамфри.

Поняв свой невольный промах, я торопливо повторил:

– Да-да, конечно же нет!

А про себя твердо решил не произносить больше ни слова, пока не станет ясным, что именно хотелось бы услышать от меня секретарю Кабинета.

Впрочем, Хамфри, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Проблема, собственно, заключается в том, что, по мнению господина министра, если мы станем на сторону тех, кто выступает против ЕЭС, то получим куда больше голосов, чем в