него, словно закрывая от взглядов.
– Ничего себе, уделал! – отчасти с тревогой, отчасти с одобрением бормотал Ормкель Неспящий Глаз, еще более красный от волнения, но довольный, что победа осталась за конунгом. Слов беседы Торварда с Эрхиной никто не слышал, но выражение лиц обоих участников говорило само за себя.
– Прямо тебе Атли и Гудрун! – Халльмунд только теперь наконец решился вытереть взмокший лоб. – Я все так и ждал: ну, сейчас кинутся всей толпой!
– Да как же они кинутся, если тогда им амулета уж точно не видать? – Сёльви тоже был бледен, но сохранял свою обычную рассудительность. – Не дураки же, понимать должны.
– А если дураки? Тогда что?
– Ужас тихий, один мешок! – подражая купцу при проверке товара, пробормотал Эйнар Дерзкий. Но даже он выглядел каким-то осунувшимся: при всем его бессовестном остроумии даже он не находил в происходящем ничего забавного.
Торвард молчал. Перед своими он не должен был объясняться и оправдываться, а горькой тяжести его души разговоры облегчить не могли. Как это получается, что тот же самый человек для одних – светлый бог, покровитель и защитник, а для других – воплощение мирового зла? Торвард мучительно ненавидел себя за свою вынужденную жестокость, ненавидел Эрхину, которая заставляла его так поступать, жалел, что вообще встретил ее в жизни. Все те пятнадцать ночей, проведенных дома, ласковые пальцы перебирали его не отросшие после мнимого рабства волосы, теплый голос шептал, что он лучше всех на свете, и он верил, потому что Сэла действительно так думала. Но не она нанесла ему рану, и только ее любовь излечить его не могла. Ради сохранения своей чести и чести рода в глазах Морского Пути он вынужден был делать то, что делает. Даже будучи противным самому себе.
Шли последние дни прекрасного «травяного месяца», месяца Богини, но вечер казался пасмурным, словно над Аблах-Брегом нависла туча. К Дер Грейне в ее расшитый шатер приехала сверху мать, и после ее ухода лунная дева послала служанку передать, что просит встречи с конунгом.
Торвард пришел к ней сам. Теперь он был спокоен, только выглядел очень утомленным, точно не спал двое суток. Если бы ему сказали, что Эрхина предпочтет новую битву и он в этой битве будет убит, он не слишком бы огорчился.
– Приветствую тебя, конунг! – Дер Грейне величаво указала ему на низкую скамеечку, покрытую ковром.
Торвард сел, сцепил руки между колен и устремил на нее угрюмый выжидающий взгляд. Он даже ничего ей не ответил, после утреннего испытывая гнетущее отвращение ко всякого рода разговорам. Больше всего ему сейчас хотелось очутиться возле Сэлы, и чтобы никто больше не видел, как ему тяжело и гадко; очутиться в объятиях ее юных, но таких надежных рук, уткнуться лицом в ее маленькую, упругую и теплую грудь и услышать от нее, что он вовсе не то кровожадное чудовище, которым выглядит. Или что она любит его, хоть он и чудовище. Но Сэла далеко, а он вместо этого вынужден добиваться женщины, которая заведомо его не полюбит…
– Моя мать рассказала мне, о чем ты говорил с фрией! – начала Дер Грейне, усевшись напротив. – Брюнхильд погибла из-за Сигурда, Сигне погибла из-за Сиггейра, а ты, Торвард конунг, хочешь, чтобы сестра моя Эрхина погибла из-за тебя? Неужели именно такой путь ты избрал, чтобы сравняться с героями древности? Ты хочешь ее смерти?
– Я этого не хочу, – почти без выражения ответил Торвард. Он лучше нее знал все, что можно было тут сказать, но это ничего не меняло.
– Но ты делаешь ради этого все! – Дер Грейне сжала руки на коленях, не в силах сдержать волнение. – Моя сестра не из тех, кто подчиняется насилию. Она охотнее умрет, чем согласится на твои условия. А ведь она – фрия, она занимает трон самой Меддви, которую Харабана Оллатир благословил, возложив на нее почетное и священное право передавать его благословение на власть всем его потомкам…
Ну, да, да. «Внимайте словам моим, боги и смертные, великие дети Хеймдалля и малые! Ты, Один, желаешь, чтоб речь повела я…»[12] И так далее, все, что он уже не раз слышал. Говорится мудро, гладко, красиво и совершенно бесполезно. Дер Грейне казалось, что она пытается усмирить дракона из-за моря, готового сожрать Аблах-Брег со всеми обитателями, и что кроме нее это уже сделать некому. А Торвард смотрел на нее, почти не слушая, и думал, что, в общем-то, оно бы было неплохо сейчас… Хоть она и не Сэла, но для разрядки очень даже подойдет… Хорошо, что так далеко проницательность Дер Грейне не простиралась и прочесть этого в его усталых, темных, без блеска глазах она не могла.
– Не заводи пустых разговоров, – сказал Торвард, уловив, что Дер Грейне замолчала и вроде бы ждет ответа. – Ты сама помнишь: я сватался к ней добром, а воевать первой придумала она. У нас говорят: кто брагу заварил, тому ее и пить.
– Ты хочешь, чтобы она стала твоей женой? – прямо спросила Дер Грейне, отказавшись от «пустых разговоров».
Торвард утомленно, даже как-то обреченно кивнул: кажется, на этот счет он высказался еще зимой и со всей определенностью.
– Этому не бывать! – мягко, но решительно заверила Дер Грейне, и вид у нее был такой, будто она собирается нырнуть в прорубь, чтобы кому-то что-то доказать. – Поверь мне, конунг, я не спорю с твоим желанием, но… Богиня наградила меня пророческим даром… ведь и я происхожу по прямой линии от Меддви и Харабаны… И еще весной мне был Богиней послан сон. Твоей женой должна стать я.
Видно было, что это признание далось ей нелегко, но на Торварда оно никакого впечатления не произвело, поскольку не было новостью.
– И что же это был за сон? – лениво спросил он, вспоминая, чем грозил Эрхине: Дер Грейне становится фрией и его женой заодно, раз уж сама Эрхина не хочет. – Насчет вашего трона там ничего не было?
– Нет, это было в доме, которого я никогда еще не видела. Мне снилось, будто я сижу в пиршественном покое, а Сэла, твоя сестра, кладет мне на колени молот, которым, я знаю, во Фьялленланде освящают заключение брака. И она говорит мне: «Приветствую тебя в моем доме и в моем роду, сестра моя! Пусть охранит твой брак мощь Тора и благословит его рука богини Вар!»
– Так, выходит, тебе снилось, что ты будешь сестрой Сэлы? – спросил Торвард, чуть помедлив и вникнув в рассказанное.
– Да. Женой ее брата.
– Ну, поздравляю. У тебя и впрямь, похоже, есть дар предвидения. Я как раз и думал, что надо им в Дымную Гору раздобыть невесту познатнее, раз уж…
«Раз уж я взял к себе в постель их девушку и весь Аскефьорд об этом знает!» – хотел он сказать, имея в виду семейство из Дымной Горы, которое так верно служило его отцу и ему. Но на подобную откровенность при этой лунной деве Торвард все же не решился, потому что она вполне заслуживала уважительного обращения.
– Я возьму в жены Эрхину, а тебя возьмет брат Сэлы, – сказал он вместо этого. – Вот все и устроилось. Я, собственно, фрие про это говорил, но твоей матери тогда не было рядом и она не слышала.
– Но… – Дер Грейне не нашла более содержательного ответа.
Уж не наказала ли Богиня его безумием: он говорит о самом себе как о двух разных людях! Или он собирается взять в жены их обеих?
– Сэла мне не сестра, – пояснил Торвард, даже с облегчением избавляясь еще от одной тайны, которая все так запутывала. – Она – внучка нашего лучшего в Аскефьорде кузнеца, но и только.
– Но как же…
– Да разве она вам говорила, что она дочь конунга? Вы сами это придумали, так зачем же она стала бы вас разочаровывать? Она ведь девушка добрая! – Торвард слегка усмехнулся. – А брат у нее есть, Аринлейв, он здесь с дружиной, ты наверняка его уже видела. Красивый парень, и храбрый, так что он вполне достоин хорошей жены. А я в долгу перед их родом. Сэла сделала для меня больше, чем могла бы сделать родная сестра. И теперь их род будет занимать положение получше, чем было раньше.
– Так она даже… совсем не родстве с тобой?
– Ну, если ты такая дотошная… – Торвард слегка вздохнул и выдал полный отчет: – Мой троюродный племянник по отцовской линии женат на их с Сэлой двоюродной сестре. Конечно, это родство, хотя и не кровное.
