Первый день, ночь и утро прошли в ожидании. Сменялись дозоры, свободные от стражи отдыхали или упражнялись, не смущаясь тем, что туалы наблюдали за ними со всех окрестных холмов.
На вершине Холма Яблонь это время проходило бурно. Как в священные праздники переломных точек года, день и ночь стерли свои границы. Неожиданное появление врага так потрясло фрию Эрхину, что она не ложилась всю ночь. До утра в Доме Четырех Копий горели огни и продолжался неумолчный спор многих голосов. Уже само то, что вместо Коля с его дружиной к берегам острова явился Торвард конунг, означало самый печальный исход поездки за «глазом богини Бат». Перед троном фрии лежали «подарки» от конунга – щиты и шлемы Коля, Фомбуля и Фуиля. Эрхина смотрела на эти осиротевшие шлемы с таким же чувством, как если бы перед ней выложили отрубленные головы воинов.
Она видела шлем, который сама подарила Колю, но почти не помнила своего священного супруга. Всеми мыслями ее опять завладел тот, кого она считала навек забытым. На этом самом месте, перед Троном Четырех Копий, она впервые увидела его – о, если бы знать, какие тяжкие страдания принесет в ее жизнь эта встреча! Разве это ей обещал тот восхищенно-теплый взгляд его карих глаз, который даже сейчас, в воспоминаниях, вызывал какую-то мучительную, томительную, унизительную и сладостную дрожь, за которую Эрхина себя ненавидела, но которой не могла подавить! Здесь же она услышала о его сватовстве, пережила разочарование, обиду на это дерзкое, невозможное желание! Как язвили ее тайные сомнения, влечения, несбыточные мечты, сожаления… Как решительно она отвергла их, как торжествовала победу над ним и над собой! Отсюда, с этого трона, она указала на Фьялленланд Красным Копьем Юга. Он был побежден, его сестра была привезена сюда, и она, Эрхина, говорила с ней о Торварде как о том, с кем покончено раз и навсегда. И она действительно так думала! Полнейшая и беспрекословная власть над Туалем внушила ей убеждение, что действительность подчиняется ее сознанию: если она о ком-то не думает, то его все равно что не существует. Ведь еще никто из тех, о ком ей угодно было не думать, не смел сам напомнить Богине о себе. Торвард оказался не так послушен, и для Эрхины стало ужасным, неожиданным, оскорбительным открытием то, что не весь обитаемый мир так ей подвластен, как священный остров.
Она изгнала его из мыслей и с тем как бы из числа живых, но он опять здесь! Он явился снова, как мертвец из-под земли, как гром из тучи, явился, чтобы разбить в осколки ее мнимую победу, чтобы потребовать возмещения за свои обиды! Но даже валы Аблах-Брега не были выше и крепче, чем ее гордость и упорство – ничто не заставит ее сдаться! Гнев и негодование терзали Эрхину, как дракон, но больше не было «глаза богини Бат», готового впитать их и освободить ее. Они томили болью каждую частичку ее тела, и она измучилась за эти месяцы.
Но, не склоняясь под тяжестью боли, Эрхина не могла избавиться от еще одного дракона – от страха. При мысли о Торварде она дрожала: ей казалось, что он уже где-то близко, совсем близко, что вот-вот его руки схватят ее, если она немедленно не сделает хоть что-нибудь! Тот, кого она воображала за морями, бессильным и униженным, вдруг оказался у подножия Холма Яблонь, во главе войска, способного захватить весь остров! Она не знала раньше силы этого человека, даже не думала об этом, убежденная, что все силы на свете склонятся перед величием Богини. Но он обрушился на нее, как лавина, и где тот щит, что отразит беду?
– Кто сразит Торварда в битве, или мы оставим ему это торжество над нами без отмщения? – гневно и горестно восклицала она, простирая руки к шлемам, в которых видела отрубленные головы.
– Дай мне схватиться с Торвардом в битве! – наперебой кричали Туигим Боевой Ясень, Криодайм Яростный, Финнлит Упрямый и другие, кто еще оставался с ней. – Испытай мою доблесть! Я, я добуду голову Торварда и брошу ее к твоим ногам!
Многих, очень многих теперь не хватало в рядах туальских воинов: одни погибли в зимнем походе на Аскефьорд, другие сложили головы там же сейчас, притом лучшие! Но напрасно жрицы убеждали ее, что новая битва с фьяллями сейчас будет означать новое поражение. Эрхина была готова, хоть это и противоречило всем обычаям, самолично выйти в поле с оружием и погибнуть, но только не унижаться перед тем, кого она сама так хотела унизить! Если уж Торвард вопреки ее воле оказался жив, то она сама не хотела жить!
– Коль сын Хеймира, наш военный вождь, поручил мне охранять твою честь и покой, фрия! – горячо говорил ей Бран сын Ниамора, теперь – когда того не было в живых – почти благодарный своему бывшему врагу. – Пусть теперь мы не так неуязвимы при свете дня, как прежде, но мы по-прежнему мужчины и воины! Мы будем с ними в равном положении! Позволь мне, фрия, вызвать его на поединок, и я верну все, что было нами утрачено!
– Иди! – яростно воскликнула Эрхина, готовая бросить в пасть чудовища все свое достояние. – Иди и принеси мне его голову! И тогда, клянусь именем Богини, я назову тебя военным вождем острова Туаль и ты займешь место твоего отца!
Бран вспыхнул: его давняя, несбыточная мечта вдруг оказалась рядом – теперь, когда он вовсе об этом не думал. Вдруг вспомнилась Сэла, но он постарался прогнать ее образ – той, что пришла, как женщина из Иного Мира, обольстила его, отравила сердце тоской и исчезла, ушла по волнам, снова скрылась в своем таинственном мире за морями. Благодаря ее усилиям враги пришли грозить Туалю! И он не желал больше поддаваться ее чарам. Его награда ждет в Доме Четырех Копий.
По рядам мужчин пробежал завистливый и изумленный ропот. А у Эрхины было чувство, будто она приносит в жертву самое дорогое, словно сама победа зависит от весомости ее жертвы. Теперь она отдала бы себя не только сыну когда-то ненавистного Ниамора, но и самому Ниамору. Горластый краснорожий любимец Эрхины Старшей казался сущим ягненком по сравнению с черным заморским драконом. Когда-то ее согревал огонь страсти в глазах Торварда конунга – но ее сожжет огонь ненависти и мести, горящий в них теперь! Она смеялась над мозолями его рук, когда эти руки ласкали ее, – но будет не до смеха, когда они возьмут ее за горло. Еще не видя его, Эрхина угадывала, какую страшную и непримиримую силу пробудила и подняла против себя, и в малодушном приступе страха чуть ли не жалела о том, что натворила. Но разве могла она поступить как-то иначе?
На третий день из ворот Аблах-Брега раздался звук боевых рогов и на прибрежную равнину выступило войско. Фьялли, быстро собравшись и вооружившись, встретили их. Торвард в боевом доспехе ждал впереди войск, зная, что перед битвой ему предстоят еще долгие и утомительные в своей пышности переговоры. В нем понемногу закипала досадливая злость, ему хотелось драться, хотелось выплеснуть наконец свое негодование, избавиться от унижения, которое он терпел вот уже полгода. Битва на Туальской пустоши давно забылась – его настоящий враг и настоящая победа только здесь. Не подавая вида, он измучился этим ожиданием, он жаждал получить в руки противника, головой которого он выбьет эти сияющие бронзой ворота. И увидит наконец ее, Эрхину, которая все еще пряталась от него на своей огненной горе за стеной щитов. Он ненавидел весь остров Туаль, ненавидел за его причудливую роскошь, за его священную надменность, за презрение к смерти, которым земля Богини отвечала на все его попытки отомстить.
Шедших впереди он узнал издалека: это были лучшие воины, которые на пирах сидели ближе всех к жареному кабану и первыми получали свои куски, запивали мясо заморским вином из золотых кубков. Те, кто на каждом пиру наперебой перечислял свои подвиги, красивыми словами делая их еще необычайнее. Те, кто вырос с сознанием неуязвимости и деяния древних героев считал своими. Те, кого он, будучи Колем, не взял с собой, потому что они не желали сражаться под началом чужака. И он их понимал.
Впереди шел Бран сын Ниамора, одетый в нарядную желтую рубаху, с тремя золотыми ожерельями на груди, такой торжественно-замкнутый, точно собирался взойти на костер и пронзить себя мечом. В общем, примерно так оно и было.
Торвард по привычке положил руки на пояс, всем видом выражая готовность к чему угодно. Все четверо телохранителей и оруженосец Регне стояли у него за спиной, и стяг с изображением черного дракона развевался на высоком древке.
– Приветствую тебя, Торвард сын Торбранда! – надменно сказал Бран, приблизившись. – Ты, точно волк, явился на священную землю Богини, чтобы найти здесь свою гибель. Никто еще не приходил на остров Туаль с враждебными намерениями, не пытался оскорбить пролитием крови священный Холм Яблонь! Почему же это делаешь ты?
– Странный вопрос! – Торвард хмыкнул. – У доблестных туалов удивительная память: они так хорошо помнят дела Ки Хиллаина и воинов Финна, которые жили шесть веков назад, но забыли события прошлой
