шрамом, который неровной беловатой полосой тянулся от правого угла рта до заднего края челюсти. Как всегда после разлуки, он показался Сэле каким-то очень ярким, бурным, новым и неожиданным. И его весело блестящие карие глаза смотрели на нее с таким восторгом, словно к ней-то он и стремился через моря. В походах Торвард всегда скучал по дому и был рад увидеть хоть кого-то из Аскефьорда уже сейчас, а тем более девушку, потому что из всего населения Аскефьорда девушек он любил больше всех!
– Сэла! – радостно восклицал он и жадно целовал ее, покалывая щеки и губы своей черной щетиной, не бритой уже дня три. – Вот так подарок! Ты меня встречаешь, мне не мерещится! Как же ты догадалась, что я сегодня вернусь? Вещий сон видела? С меня колечко! Ну, как у нас там, солнце мое?
Сэла засмеялась и положила руки ему на грудь. «Солнце мое» Торвард ярл называл девушек, с которыми его связывали теплые чувства известного рода. Она не стремилась попасть в их число, но сейчас его бурная и искренняя радость от встречи, его горячие поцелуи и это «солнце мое» – знак ближайшей сердечной привязанности – вызывали в душе неразумную и такую приятную слабость. Все-таки он был лучше всех парней Аскефьорда, выше всех не только положением, но и качествами. Сэла твердо решила, что не станет в него влюбляться, – они не пара, и нечего зря вздыхать! Правда, на том памятном Празднике Дис и она среди общего веселья чуть не лишилась рассудка, а с ним и еще кое-чего, для девушки даже более важного. Почему она не противилась, когда ее бережно, но решительно увлекали в укромное место за выступом скалы в Драконьей роще, – она и сама не могла потом объяснить. Почему-то в то время предчувствие того, как сильные руки Торварда ярла мягко положат ее спиной на мох, вызывало не ужас, а скорее наоборот… Должно быть, возбуждение весеннего праздника и манящая страсть его поцелуев свели ее с ума. И долго еще при воспоминании об этом вечере ее пробирала дрожь – но, пожалуй, не от страха… Конечно, потом она опомнилась и была признательна брату, который так своевременно вмешался, но и теперь, несмотря на мудрые и решительные обещания, данные Аринлейву и самой себе, Сэла не могла не признать, что нет во Фьялленланде человека, более достойного любви, чем Торвард ярл!
Но то грустное известие, которое ей предстояло передать, лежало на сердце тяжелым черным камнем.
– Торвард… – начала она и запнулась, не зная, как теперь назвать его, Торвард ярл или Торвард конунг. Оттого вышло, что она назвала его просто по имени, но он не имел ничего против и смотрел на нее с тем же теплым ликованием в блестящих карих глазах. – Ты… ты ведь не знаешь? – полуутвердительно произнесла Сэла, понимая, что если бы он
– Что? – с живой готовностью к любым новостям спросил Торвард. – Ничего я не знаю! Ну, как вы тут?
– Что ты… – Сэла глубоко дышала от волнения и жалела, что эта выдающаяся честь досталась ей, а не кому-нибудь поумнее, вроде Эрнольва Одноглазого.
– Что я опять стал отцом? – весело предположил Торвард, видя, что она не решается что-то вымолвить. – Кто меня осчастливил на этот раз? Не ты и не Хильделинд, не может быть, я точно помню!
– Нет, гораздо хуже! – Не смеясь вместе с дружиной, Сэла качнула головой и погладила его по щеке, не решаясь огласить страшную новость, которая надолго погасит радостный блеск этих глаз. – Или лучше. Не знаю. Все сразу.
– Не надо меня путать, я сам запутаюсь! – пошутил Торвард, но взгляд его стал серьезным. – Что значит – все сразу?
– Ты стал конунгом. Торбранд конунг… убит.
Торвард переменился в лице. Ближайшие к ним хирдманы замолкли, только дальние, сидевшие за веслами ближе к мачте, еще гомонили, не расслышав. Торвард молча смотрел ей в глаза: он не произносил ненужных слов вроде «Не может быть!» или «Что ты говоришь!», а просто смотрел, словно вслушивался в смысл произнесенного. Такими вещами не шутят, он это понимал.
– Кем? – наконец коротко спросил он.
– Хельги сыном Хеймира. Они встретились на Квиттинге. У них был поединок. Ари все видел, он тебе расскажет, он там был. – Сэла кивнула вниз, на лодку, где среди братьев сидел Аринлейв.
Торвард посмотрел на него, скользнул взглядом по его коротко обрезанным волосам. Теперь не требовалось спрашивать, почему Аринлейв расстался со своим украшением. Торвард в растерянности подергал прядь собственных черных волос, отросших за время похода почти до локтя.
– Давно? – снова спросил он, и по этим отрывистым словам, по тому, как сильнее стала вздыматься его широкая мускулистая грудь, видно было, что страшная потеря с грохотом и гулом вдвигается в его сознание, ломая привычное ощущение жизни. Или
– Нет. Еще только месяц, дружина совсем недавно вернулась. Больше никто не погиб, сражений там не было. Хотели послать за тобой, но не знали, где ты.
Торвард медленно обернулся и нашел взглядом одного из своих телохранителей.
– Кетиль, помнишь? Ты же с нами был. Мы ведь… Сольвейг видели. – Он снова обернулся к Сэле. – Видели ее над морем, там, ну, на островах. Я своим глазам не поверил, но ребята тоже видели. А Халльмунд говорит: надо возвращаться, она за нами пришла. Я хотел там зимовать, но… решили вернуться, посмотреть, как тут дела. Нет, правда?
Он посмотрел ей в глаза с каким-то просящим выражением: не так чтобы он ей не верил, но ему требовалась хоть капля сочувствия, чтобы не задохнуться под бременем такого несчастья. Сэла грустно закивала: она знала, что Торвард любил отца и что в потере его пока не утешает даже то, что конунгом фьяллей теперь становится он сам. Вместо подтверждения она потянулась и поцеловала его, желая хоть немного подбодрить его своей любовью – его, который отныне являлся единственным владыкой и единственной надеждой Аскефьорда. Их Тора, который своим молотом защищает светлый и осмысленный мир от осаждающих его злобных великанов-разрушителей.
Торвард медленно вытянул из ножен на поясе нож, собрал волосы в кулак и провел по всему пучку на уровне шеи, а потом вытянул руку над бортом и разжал пальцы. Длинные, отчасти спутанные черные пряди посыпались в волны, как жертва морским богам, и у Сэлы защемило сердце. Пропала в волнах беззаботная радость Торварда ярла, пропал его – и их всех – прежний мир. Не обязательно, что новый будет хуже, но он будет другим, а с прошлым всегда тяжело расставаться – ведь с ним уходит и часть тебя.
Хирдманы с помрачневшими лицами взялись за свои ножи: они привыкли всегда и во всем следовать за вожаком. С неровно обрезанными короткими волосами Торвард стал непохож на себя, и Сэла знала, что теперь ему придется во многом перемениться. Того веселого, открытого, беспечного и сумасбродно- отважного парня, за которым в бою не успевали собственные телохранители и которому в голову не приходило их подождать, больше не будет. Теперь он старший в своем роду.
В конце концов сыновья Бьёрна отправились выбирать сети одни, а Сэла и Аринлейв поплыли на «Ушастом» назад к Углифьорду, по пути рассказывая все, что знали о последних событиях. Потрясенный новостью, Торвард решил даже не останавливаться на берегу, чтобы передохнуть после трехдневного плавания в открытом море, а сразу двигаться дальше в Аскефьорд. В Совином фьорде пристали, только чтобы набрать воды, бегло ответить на приветствия местных жителей и рассказать главное Халльмунду ярлу и его дружине на втором корабле, «Единороге». В полдень уже поплыли дальше на север, к Аскефьорду, и по пути Сэла излагала новости помельче, так или иначе тоже связанные с произошедшим.
– Кюна выдала Тору замуж, – заметила она как бы между прочим, не глядя при этом на Торварда из опасения, что это его заденет.
– За кого? – коротко отозвался он, но по лицу его было видно, что после главного это известие кажется ерундой.
– В Лебяжий фьорд. Не совсем там, подальше от моря, ну, выше по Сванэльву…
– Чтобы я мимо не ездил! – догадался Торвард и криво усмехнулся.
– Наверное, так. Говорят, хороший хозяин. Дала за ней приданого две коровы, серебра полмарки и всякого тряпья.
– Ну, пусть живут.
– А ты там у уладов какую-нибудь красавицу нашел? – ревниво спросила Сэла, не одобрявшая легкости, с которой Торвард навек простился со своей величайшей (за последний год) любовью.
