своему владельцу, и камень под ногами приходилось нащупывать для каждого шага. Темнота давила на плечи: над головами была целая гора, дороги на волю никто не знал, и каждый чувствовал удушье, как под водой. Хотелось немедленно, сейчас же оказаться на земле, увидеть небо, вдохнуть свежий воздух, сейчас же, во что бы то ни стало! Хотелось бежать вперед изо всех сил, не думая и не выбирая направления, просто бежать, чтобы не окаменеть в этой черной пустоте, биться головой о каменные стены, и мужчины с трудом держали себя в руках.

Шли они наудачу: при первом же повороте они свернули не туда, но даже не знали о том, что у них имелся выбор. Об этом они не думали, а только держались за плащи друг друга, чтобы не потеряться. Одиннадцать надеялись на конунга, а конунг надеялся на свою удачу, не желая даже допустить мысль о том, что не найдет дороги. Но все навязчивее становилось впечатление, что в таком отчаянном положении он не бывал никогда в жизни. Даже двадцать пять лет назад, когда остался с четырьмя хирдманами в Медном лесу… Когда отослал тех четверых и пошел навстречу судьбе один… Когда впервые держал в руках этот самый меч, Дракон Битвы, и стоял перед спящим великаном, примериваясь, как лучше нанести удар… Тогда рядом с ним была она, Хёрдис, проклятие и благословение, сама его судьба в облике женщины. Это она его, Торбранда, руками нанесла смертельный удар своему ненавистному владыке, великану… Это она, а не он, на самом деле одержала ту победу. А он, Торбранд, здесь без нее почти бессилен. Ему мерещилось, что она, Хёрдис, сейчас выйдет из-за поворота с факелом в руке и укажет ему путь, чтобы он выбрался из горы и вывел своих людей… Он видел ее так ясно, он буквально чувствовал ее приближение, хотя и знал, что она осталась дома, во Фьялленланде, и ждал, каждый миг ждал, что впереди блеснет огонь и покажется высокая женская фигура, окутанная волной густых темных волос… Точно такая же, какой он увидел ее впервые двадцать шесть лет назад.

– Слышите? Ты слышишь, конунг? – окликнул Сёльви.

Все остановились. Торбранд, очнувшись от грез о Хёрдис, прислушался.

Где-то очень далеко раздавался стук. Мерный стук, неровный, одни удары чуть сильнее, другие чуть слабее. Странный в этих глубинах, но совершенно знакомый и привычный всем, особенно Сёльви и Оддрику.

– Будто… кузнецы, – сказал наконец Оддрик.

И у каждого всплыл в памяти образ, к которому так легко было приложить эти звуки: два человека у наковальни, кузнец и молотобоец, работающие каждый своим молотом. Один быстрее, другой медленнее, один громче и глуше, другой звонче…

– Это там, в кузнице, – сказал Торбранд. – Наверху, откуда мы пришли. Надо идти на звук.

– Скорее, пока они не закончили, – добавил Фреймар. – Это… где это?

– Там, – Торбранд указал мечом вперед, откуда, как ему казалось, доносились эти звуки. – Идем!

Прибавив шагу, они пошли на стук. Теперь уже никто не обращал внимания, сколько раз и куда они повернули: стук далеких молотов вел их, как по ниточке. Временами ниточка рвалась, стук отдалялся, но потом раздавался снова. Иной раз накатывал ужас при мысли, что в этих переходах они уже бывали, но фьялли старались об этом не думать и шли дальше. Идти стало для них единственным средством поддержания жизни; только движение спасало их от мертвящих чар темноты.

Потом вдруг стук прекратился. Сначала фьялли постояли молча, надеясь, что он опять начнется. Вдруг все заметили, как устали и измучились, но сесть и отдохнуть боялись, боялись потом не встать.

Сёльви вытащил из-за пояса молот, прихваченный из верхней пещеры, и осторожно постучал по стене. Постучал и подождал, не рухнет ли что-нибудь им на головы, но было тихо, и он постучал снова. И услышал в ответ долгожданный стук. Фьялли снова устремились за своим новым, невидимым проводником.

– Слышишь? – Лейкнир поднял голову, и Альдона тоже.

Они стояли в низком, тесном каменном переходе, в отдалении от Пещеры Черепа. Давно уже мужчины вернулись, давно уже рассказали о своем походе и подстреленном дверге. Ночь прошла, наверху рассвело и перевалило за полдень, обитатели пещеры успели и отдохнуть, и поесть, хотя кусок плохо лез в горло. От щели на склоне передавались тревожные вести: Торбранд со своей малой дружиной не вышел, и с рассветом несколько сотен фьяллей окружили гору. Разбившись на десятки, фьялли обошли всю ее поверхность, и хотя входа никто не нашел, уходить прочь они тоже не собирались. Из осторожности в пещере не разводили огня, потому что теперь враги могли учуять дым. Должно быть, они ждали своего конунга. А он блуждал где-то в подгорных глубинах, и некому было вывести его на поверхность.

– Что с ним будет? – приставала Альдона к Лейкниру. – Они так и будут там блуждать?

– А что им еще делать? Поблуждают – перестанут.

– А вдруг они выйдут на нас?

– Выйдут – перестреляем. Их двенадцать, нас девять, если только мужчин считать. Справимся.

Альдона промолчала. Крепко держа Лейкнира за локоть, она поглаживала его руку, как будто хотела в его лице немного задобрить судьбу незваных гостей Кузнечной горы. Было жутко думать, что эти люди будут блуждать в темноте, пока не упадут от усталости и не умрут. Будут опускаться все ниже, думая, что поднимаются вверх, будут ходить, как слепые, ощупывая пустоту… будут кричать и глохнуть от мертвого эха, будут смотреть и слепнуть от темноты… Будут страдать, мучиться, медленно умирать от отчаяния, пока их не съедят… Кто и как? Об этом не хотелось думать, но отцовский рассказ о том, как двести фьяллей когда-то пропали в горе Ярнехатт, был одним из самых жутких преданий ее детства. И вот нечто подобное совершается у нее на глазах. А вдруг там тот человек, Эрнольв Одноглазый, побратим Вигмара, чудом уцелевший в прошлый раз? Тогда его спасла Аспла, троллиха-осинка. Больше она не вмешается. И стихийные силы подгорий напитаются горячей человеческой кровью. А они, люди с Золотого озера, будут в бездействии ждать, наблюдая, как гора пожирает других людей…

– А мы будем вечно сидеть в горе… пока они будут вечно ждать своего конунга, – пробормотала она.

– Зато не дождутся, – сказал Лейкнир. – И бросят наконец дурацкую привычку сюда ходить.

Они опять помолчали.

– Стучат, – сказала Альдона.

Они уже немного привыкли к загадочному стуку, долетавшему из глубин горы. Наверное, фьялли тоже его слышали и пытались отвечать ему тоже стуком. Они думают, что кто-то хочет им помочь, указать дорогу. А этот «кто-то» заманивает и заманивает их все глубже в гору… Альдона закрыла глаза: та же самая темнота и неровный, беспокойный стук… Отдается в ушах, и уже не знаешь, эхо слышишь или отзвук настоящей живой жизни.

– А можно их как-нибудь выпустить? – наконец спросила она.

– Выпустить? – Лейкнир удивился. – Зачем?

– Чтобы не ходили и не стучали.

– Тебе мешает?

– Мешает! – с тоской воскликнула Альдона. – Они же люди! Живые! Ты подумай: я всю жизнь теперь не смогу спокойно спать. Мне так и будет мерещиться, как они ходят там под горой и стучат, все ходят, а выйти не могут! Сначала живые, потом мертвые, все ходят и ходят! Я хочу, чтобы они вышли! И пусть убираются! Я не хочу, чтобы теперь все века у Кузнечной горы были двенадцать призраков, чтобы они ходили тут ночами и стучали! Они не дадут нам покоя, никогда!

– Ну, ну, успокойся! – Лейкнир взял ее за плечи. – Что мы им сделаем? Мы и сами-то не выберемся, если нам кто-нибудь не поможет. Мы ничего не можем сделать. Кто их заманил, только тот и выпустит.

– Я хочу, чтобы он их выпустил!

– Ну, попроси его!

– И попрошу!

Альдона оторвалась от Лейкнира, сделала несколько шагов вдоль каменной стены, подняла голову, пошарила взглядом по глухой темноте и робко позвала:

– Дух подгорья! Дух Кузнечной горы! Не знаю, кто ты, но я прошу тебя: выпусти этих людей наружу! Не убивай их! Пусть они уйдут. Ты дал нам приют и защиту, мы благодарны тебе и каждый год отныне будем приносить тебе жертвы за наше спасение, но не бери в жертву тех людей. Пусть они уйдут! Я хочу, чтобы они ушли!

Пока она говорила, далекий молот стучал. Голос Альдоны умолк; молот ударил еще раз, другой, будто сомневаясь, потом затих.