Но Торбранд конунг только кивнул. Сигвальд Хрипун мало походил на своего отца Эрнольва Одноглазого, но в главном повторял его: он тоже считал своим прямым долгом быть рядом с конунгом, даже если думал, что тот ошибается.

– Ну и пусть дверг! – бормотал Фреймар, уже укладываясь спать по второму разу. – Если там золотые котлы с ам… ну, со «звездным блеском», можно хоть самого Фенрира Волка в проводники взять.

Время в глубинах Кузнечной горы тянулось долго-долго. Хроар, Лейкнир и Хальм решили ночью выслать кого-нибудь к усадьбе и посмотреть, что делается, появились ли уже фьялли. Но как угадать, когда наступит ночь? Утомленные переживаниями, страхом и бегством, женщины и дети кое-как устроились, расстелив одеяла прямо на камнях, а мужчины еще долго сидели у медленно тлеющих костров, вполголоса переговариваясь. Говорить громче боялись: каждое из сказанных в пещере слов подгорное эхо повторяло десятками голосов, и люди, разговаривая, невольно вертели головами: так и казалось, что какие-то темные духи прячутся за камнями, за выступами скал, за поворотами подземных проходов и подают оттуда голоса, то ли дразня, то ли пугая, то ли сговариваясь напасть…

Что и говорить, убежище беглецам досталось не самое уютное. Свод горы защищал от дождя и ветра, но в пещере было холодно и влажно. Десятки ручейков бежали по стенам сверху вниз, струились по камню в глубь горы, журчали, звенели, шептали, и снова казалось, что какие-то полуневидимые существа снуют здесь под ногами. Подгорье жило своей собственной, скрытной жизнью, и здешний воздух казался мало пригоден для людей. В пещере стоял вековечный холод, от самого создания мира не знавший солнечного тепла, и даже огонь, разложенный на каменном полу, казался слабой искрой в бесконечной бездне. Жестко было лежать на камнях, темнота давила на головы, шорох ручьев мешал заснуть, холод просовывал свои тонкие знобящие пальцы под накидки и одеяла, и огонь слабых костров не мог его отогнать. Только череп «великанской свиньи» с огромными черными глазницами и бурыми зубищами чувствовал себя здесь хорошо.

– Долго нам тут торчать? – спрашивал Хроар, ловя ухом тихий кашель своей маленькой дочки Сигне. –  Мы тут все попростужаемся!

– Зато здесь нас не найдут! – напоминал Лейкнир. – Лучше немного покашлять, но остаться на свободе. В рабстве будет еще хуже, и это будет уже навсегда.

– Когда же придет Вигмар! – восклицала Мальтруда. Привыкнув во всем полагаться на хёвдинга, она и сейчас ждала его прихода как конца всех неприятностей разом. – Он ведь дошел, должно быть, до озера Фрейра! А оттуда пешком, да с войском, дней десять! Что же мы, десять дней будем тут жить, как в кургане!

– Лучше бы ему быть еще дальше! – бормотала Альдона.

Ей совсем не хотелось, чтобы отец вернулся поскорее. Даже если у фьяллей всего тысяча человек, это все равно вдвое больше того, что мог привести сюда Вигмар. У него было полтысячи, когда он уходил. А ведь с тех пор его войско наверняка сократилось! Если он вернется, пока фьялли еще здесь… Это будет полный разгром. И если тролли не помогут, то Железному Кольцу больше не жить.

– Лучше бы фьялли посидели тут немного и ушли обратно! – мечтала она вслух. – Мы можем и в горе пожить, ничего. А они бы ушли обратно, а отец бы потом вернулся – и все обойдется.

– А через год они придут опять! – насмешливо ответила Хильдвина. Она все еще старалась смеяться, но смех звучал раздраженно, и видно было, что эти подгорные чертоги ей совсем не нравятся. – И мы будем бегать в гору каждый год! Хорошая усадьба на зиму, нечего сказать! Лучше уж переселиться сюда насовсем!

– Говорят, было такое племя, которое жило под горами, – подал голос Бьёрн. Сейчас, когда каждый мужчина был на счету, родичи сделали вид, что забыли его провинность, и он снова сидел у огня со всеми, только вот Хальм с ним все еще не разговаривал. – Мне рассказывала Эйра. Было целое племя, их называли ундерберги – «подгорные». Все люди в нем были низкорослые, с бледными лицами, большими глазами, и глаза их будто бы светились в темноте. Ими правила женщина, самая сильная колдунья. И они умели колдовать, все как один.

– Знаем мы такие саги! – фыркнула Хильдвина.

– Да нет, это правда! – поддержала брата Альдона. – Несколько веков назад один человек сумел раздобыть себе в жены их повелительницу. Тогда ундерберги еще выходили на поверхность и выменивали железо, медь, олово и все прочее на еду. Вечером, в сумерках, и ранним утром, перед рассветом, они приходили к Меняльной пещере. Про это целая сага есть, Эйра ее знает.

– А этот человек, которые женился на кюне ундербергов, был предком Асольва, – дополнил Бьёрн. –  Лейкнир вон все молчит… из скромности, а он потомок той женщины. Как ее звали? – Он слегка подтолкнул локтем молчащего Лейкнира.

– Синн Ур-Берге, – обронил тот. – Синн Из-Горы. И еще ее звали Глэнсогун – Со Светящимися Глазами. Это правда. Только после этого брака ундерберги ушли еще глубже в горы и больше никогда не выходят.

– Уж не они ли нас сюда привели? – насмешливо спросила Хильдвина.

Никто не ответил. Все молчали, и каждому смутно рисовались легкие, низкорослые фигуры, неслышно ступающие по камням, бледные лица со строго сжатыми тонкогубыми ртами, огромные глаза, мягко мерцающие сизо-зеленоватым светом. Из глубин пещеры веяло холодом, как будто кто-то неслышно двигался там… А что если эта пещера – чертог ундербергов? А если они появятся, хозяева, разгневанные на незваных гостей?

Альдона сунула руку под локоть Лейкниру. Ей эта же самая мысль пришла сразу, как только заговорили об ундербергах. Кто мог светить им факелом и показывать путь на этих тропах, где не бывало людей? Кто разложил для них костер, припас дрова? Выходит, что эта необитаемая пещера не так уж необитаема. Может быть, не люди или не совсем люди, но кто-то тут есть… Мысль об этом вызывала озноб, но закрывать глаза на чье-то близкое присутствие тоже было глупо.

– Слышите? – Лейкнир вдруг поднял руку.

Все замолчали и прислушались. Где-то далеко-далеко в горе, так далеко, что нельзя было даже определить направление звука, раздавались мерные гулкие удары.

– Ундер…берги… – с трудом прошептала Мальтруда.

Все невольно сдвинулись у огня потеснее и прижались друг к другу. Как огромна была гора, полная тайн, как сильна и плотна была темнота, на дне которой тлела крохотная искорка их костра, как высока была эта пещера и как малы и слабы человеческие существа, испуганные, растерянные, ничего здесь не знающие. Гора жила своей жизнью, как живет извечно природа, но вот люди пришли и попросили у нее приюта, и она дала им все, что имела, позволила искать себе место в ней. А сама продолжала жить по-своему, не собираясь ради кучки каких-то жалких дрожащих созданий с детенышами и узлами изменять свои вековечные обычаи.

– Наверное, уже ночь, – сказал Лейкнир и поднялся. – Я попробую выйти, посмотрю, что там.

Бьёрн молча встал, и несколько подростков мгновенно выскочили из-под своих одеял, будто все это время только и ждали знака.

– А ты не заблудишься? – с беспокойством спросила Альдона, придерживая Лейкнира за рубаху, чтобы он не убежал, пока не ответит ей. – Как ты найдешь дорогу назад?

– Было бы побольше факелов! – вздохнул Хроар.

– Возьмем что есть, а там в лесу наберем сколько угодно. У нас над головой этих факелов… – Лейкнир поднял голову к темному своду, живо представляя густой лес над горой и таинственный шорох ветвей во тьме. – До Затмения богов хватит. Выбраться бы туда!

И уже в это время он знал, что выберется. Какой-то тайный внутренний голос твердил ему, что он найдет дорогу и туда, и обратно, найдет, не рассуждая и не думая, найдет, как находят дорогу звери. Недаром его меньше пугали тьма и холод подгорных просторов, и темнота меньше давила на плечи, чем другим. Казалось, он уже когда-то жил в похожих условиях, жил так давно, что сам не помнит. Может быть, даже до того, как проснулся его разум. И сейчас, когда разум ничем не мог помочь, вперед выступали тайные, неосознанные знания, живущие в самой крови. Синн Ур-Берге, Синн Из-Горы, действительно была среди его далеких предков, и память всех остальных прадедов и прабабок сейчас подчинялась ее памяти, унаследованной правнуком, который, надо сказать, в другое время очень мало о ней думал.