Правда, сейчас он не помнил, почему это так важно.

– «Век мечей, век секир, век щитов рассеченных…» – Рядом с Хагиром остановился Торвид Лопата и окинул широким взглядом «поле мертвых». – Чистое «Прорицание вёльвы», только все наяву. И ясновидения не надо. А что с этими делать? Мне этот вороний пир ни к чему. Ты-то уплывешь, а мне еще хватит хлопот с живыми!

Он многозначительно кивнул на лес, куда вели сбивчивые цепочки следов в раскисшем и растоптанном снегу.

– Я не думаю, что у тебя будет много хлопот с ними! – ответил Хагир. – Их человек десять, от силы двенадцать.

– Один Хрейдар стоит пятерых! Теперь-то я знаю, почему у него такая слава!

– Он больше всего хочет вернуться домой целым. Я бы на его месте постарался убраться отсюда поскорее.

– Мы же искалечили его корабль. Правда, у него не нашлось бы людей для весел…

– Надо занести их в дом, – перебил Торвида Хагир, глядя на мертвых. – Там лежат и наши… вчерашние, и Вебрандовы гранны…

– И Стормунд?

– Да. Палаты Павших!

Всех убитых собрали и перенесли в хозяйский дом Березняка. Даже тех, что лежали под склоном у моря, Хагир велел поднять к дому: так или иначе их все равно придется хоронить. Подняли было и Ормкеля, но он застонал, не приходя в себя, – он оказался жив. У него оказалась глубоко рассечены кожа на лбу, бровь и веко, из-за обилия крови не получалось разобрать, цел ли глаз. Не зная, что с ним делать, его просто положили обратно на землю и снова занялись убитыми.

– Куда ты теперь думаешь? – отрывисто расспрашивал Торвид между делом.

– Пока на юг, а там будет видно. Нам нужно встретиться с Бергвидом сыном Стюрмира и с ним плыть на восток к моей тамошней родне. Если кварги и Хельги хёвдинг помогут нам с войском… – Хагир остановился, как будто ему не хватило дыхания. В голове звенело, мысли расползались, и сейчас он был не способен строить замыслы на будущее.

Всех убитых разложили на полу в гриднице, и свободного места совсем не осталось. Стормунд Ершистый, как Один на престоле, сидел на своем месте, куда его посадили вчера вечером. Мертвецы лежали на полу, сидели, прислоненные к скамьям, плечом к плечу, как товарищи на пирах. И сейчас казалось неважным, что второпях фьяллей посадили вперемешку с квиттами и что вчерашний убийца-гранн склоняет голову на плечо вчерашней своей жертве, которую пережил всего на одну ночь.

Хагир стоял у порога, глядя на это все, и не мог отвести глаз. Это совсем не та гридница, в которой он проводил вечера целых восемь лет подряд, совсем не тот дом, который он привык считать своим домом. Гревший его очаг угас навсегда. Теперь все иначе. Прежний дух этого дома ушел, убежал отсюда в причитаниях женщин, в детском плаче, в боевых выкриках. Теперь домом владеют мертвые. Зрелище было жуткое и возвышенное разом. Многих из этих мертвецов он знал, но знакомые лица изменились и казались совсем другими. На ум приходили Палаты Павших, где пирами правит сам Один, или то подземелье, где ждет своего часа древний конунг со своей спящей дружиной. Они – не мертвые, они спят и ждут своего часа. И когда час настанет, все они, бывшие на земле врагами, встанут плечом к плечу против общего врага.

– Сожжем их, – негромко ответил Хагир людям, торопившим его к кораблю. – Несите сено из конюшни… И дрова из сарая.

Гридницу обложили сеном, соломой, дровами. Пока выгорит внутренность дома с сухой деревянной утварью, стены прогреются и вспыхнут, несмотря на зимнюю сырость. Прощайте, Палаты Павших! Хагир сам поджег сено сразу в нескольких местах. Ему хотелось скорее уничтожить этот мертвый дом, завязать какой- то узел на всем прошлом и со свободными руками взяться за новое дело. Огонь этого костра станет знаком, который увидят земля и небо и будут знать: их смирение перед бедами сгорело, и Квиттинг больше не платит фьяллям дани.

Когда «Змей», нагруженный мешками и заполненный ранеными, сполз с берега и закачался на воде, когда оставшиеся целыми квитты и гранны разобрали весла, над вершиной холма уже поднимался густой столб дыма. Хагир не хотел туда смотреть, но его тянуло обернуться. Они тоже отплыли в свой последний путь – Стормунд Ершистый и все те, у кого последняя земная битва позади. И их путь лежит совсем в другую сторону.

– Это ты здорово придумал! – бормотал Вебранд, уложенный на самом лучшем месте на самых мягких мешках. Он был бледен и слаб, его тяжелые веки все время опускались, но он старался держаться. – У нас, правда, покойников не жгут, но я согласен – это самый лучший путь к Одину! Они успеют туда даже раньше ужина, им не придется ждать, пока их полопают червяки!

Хагир не отвечал, со всей силой налегая на весло. Усилие помогало ни о чем не думать, а сейчас это было наивысшим благом.

– Ну, не хмурься, я уже не сержусь! – утешил его Вебранд. – Ты, пожалуй, хорошо сделал, что отпустил Хрейдара живым. Не хочу его сердце на блюде! Если бы ты его принес, получилось бы, что ты у меня украл месть, как я украл у Ормкеля! Хе-хе! А так я малость отлежусь, и мы с Хрейдаром еще повидаемся! Он тоже хороший враг. И я сам раздобуду его сердце. Да, кстати! Где эта миленькая вдовушка, которая так учтиво беседовала со мной вчера во дворе?

– Бьярта? Она… – Хагир перевел дух, говорить ему было трудно. – Мы скоро их увидим. Они ждут нас на Горелом мысу.

– Да нет, эта крикливая курица пусть отправляется к своему муженьку в Валхаллу! Я говорю про другую, такую миленькую, беленькую, что вышла первой! За нее еще цеплялись двое или трое детей! Надеюсь, это не все ее собственные?

– Она тоже здесь, – ответил Хагир, с трудом сообразив, что гранн говорит о Тюре. – Она была рада, что мы с тобой помирились. А Бьярта совсем наоборот. Готовься, она еще набросится на тебя с копьем.

– Хе-хе! И славно! Люблю, когда на меня бросаются с копьем! – Вебранд захихикал.

А Хагир вдруг изумился: до него, казалось, только сейчас дошло, что они с Вебрандом Серым Зубом плывут на одном корабле по добровольному согласию обоих и даже считаются союзниками!

– Тюра тебе не подойдет, – обронил он чуть погодя. Это внимание Вебранда к Тюре покоробило его, как, бывало, намеки Ульвмода Тростинки. – Из нее ведь никогда не выйдет хорошего врага!

– Хватит с меня врагов в собственном доме! – Вебранд разом перестал хихикать. – Одна такая у меня уже была. Если боги помогут, она будет мирно лежать под землей, когда мы доберемся до дому. Когда я уплывал, она так кашляла, что дом содрогался!

Но про это Хагир уже не слушал. Он вспомнил Тюру, а вслед за ней сам собой явился образ Хлейны. Само ее имя казалось нежным, свежим, прохладным и ласковым, как весенний ветерок, как вода чистого ручья. Во всем, что сейчас только приходило ему на ум, она одна была чем-то приятным, светлым, она одна казалась проблеском чистого неба среди тяжелых сумрачных туч. Он не думал, когда увидит ее, а просто память о ней смывала с его души грязь, дым, кровь, ожесточение, в которых он плавал целые сутки, он опять чувствовал себя человеком, способным спокойно дышать и смотреть в небо. Налегая на длинное носовое весло и закрыв глаза, он видел перед собой Хлейну, и ему казалось, что он плывет к ней, что он приближается к ней с каждым гребком, а все злое, кровавое и грязное осталось позади, позади…

Он думал о ней и всю дорогу до Горелого мыса, и потом, когда корабль повернул к берегу, а между соснами замелькали покрывала женщин и головки детей. «Как живые грибы», – почему-то подумал Хагир. «Змей» наполовину выполз на песок, женщины и дети бежали к нему, мужчины втаскивали их на борт, все говорили и кричали разом. Кто-то рыдал, кто-то кого-то обнимал; кто-то взвизгивал, попав ногами в холодную воду, охали старухи. Эгдир тянул за руку Бьярту, которая никак не соглашалась подняться на корабль «этого мерзавца», Гуннхильд подталкивала ее в спину, а Коль стоял в шаге позади, с раскрытым ртом, зачарованно разглядывая израненных героев и держа наперевес то самое копье, непомерно большое для мальчика… Женщины, дети, узлы, корзины, окровавленные повязки, усталые лица… Век щитов рассеченных…

– Как долго, Хагир! Я так измучилась! Я думала… я не знала, что думать! – восклицала Тюра. Кто-то помог ей подняться, и она тут же кинулась к нему. – Так долго!

– Разве? – бессмысленно спросил Хагир. Он и не заметил, сколько времени прошло. Для него оно