– Пригласите лучше будущего чемпиона мира.

Миша успевал в Мюнхене не только играть в Олимпиаде, сражаться по вечерам в блиц, показывать по утрам партии. Он был еще корреспондентом рижских газет. И я удивлялся тем способностям и памяти, которые проявлялись у Таля в репортерской деятельности.

Все мы ведем записи в блокнотах, так как ориентироваться в неразберихе Олимпиады не так-то просто. Все-таки сорок команд, восемьдесят партий, несколько групп, финал, полуфиналы! Потом утреннее доигрывание, подмена игроков запасными. Голову сломаешь!

Миша вел всю 'бухгалтерию' в маленьком, изрядно помятом блокнотике, который буквально исчезал в его зажатом кулаке. Скрутив это хранилище шахматной цифири наподобие папируса, Таль, пока думал его противник, обегал огромный зал и тут же заносил какие-то иероглифы в почерневшие, порядком исписанные листки. Как он все улавливал при таком мимолетном набеге – неизвестно. Но когда днем Рига вызывала Таля к телефону, он не только передавал многочисленные результаты матчей и отдельных партий, но умудрялся еще извлекать из потрепанного блокнотика ходы наиболее интересных поединков.

За два года – в несколько 'прыжков'! – преодолел Таль все препятствия на пути к шахматному владычеству и остался один на один с Михаилом Ботвинником. Прорицатели не ошиблись: Михаил № 18 стал противником Михаила № 1. Человек, уже более тридцати лет лидирующий в победном шествии советских шахматистов, и почти юноша, вчера лишь вышедший из рядов шахматных масс. Четверть века разницы в возрасте, а какая – в знаниях, опыте, эрудиции! С одной стороны, логика, глубокий, но холодный расчет, чисто научный подход к шахматам, с другой – бездна энергии, смелости, риска, темперамента. Словом, лед и пламень!

Пылкий Таль с места в карьер атаковал ветерана и вскоре добился значительного перевеса в счете. Зашумел шахматный мир: 'Всемогущий король не выдерживает напора стремительного претенденте!' И вот неизбежное свершилось: двадцатичетырехлетний Михаил Таль коронован!

Рига ликовала. Триумфатора вынесли из московского поезда на руках. Телеграммы лавиной летели со всех концов планеты, газеты посвящали крупнейшему событию целые полосы, журналы пестрели фотографиями, на которых новый властелин шахматного мира принимал поздравления подданных. Все любители древнего искусства приветствовали победу Михаила Таля и, уверовав в его непобедимость, прочили долголетнее пребывание на вершине шахматного Олимпа!

Все, кроме одного. Нашелся-таки один критик, который узрел слабости в игре нового чемпиона: не так уж солиден стратегический арсенал, не так прочны построения, не очень-то вяжутся с задачами позиции неожиданные и рискованные жертвы!

Не просто разглядеть пятна на солнце, когда оно в зените. И все же верил в свою правоту критик, верил и ждал момента, чтобы доказать ее всем. Серьезный это был критик, за ним стояли годы теснейшей дружбы с шахматными законами, он был запанибрата со всем самым сокровенным в шахматном искусстве. Имя критика – Михаил Ботвинник.

Если бы Таль хоть на мгновенье усомнился в своем превосходстве над потерявшим корону чемпионом! Если бы захваленный публикой король прислушался хоть на миг к голосу предупреждавших его об опасности! Грешен, я тоже подолгу 'стращал' Таля матч – реваншем. Во время наших прогулок по Стокгольму в январе 1961 года я говорил ему, что Ботвинник играл в матче слабее обычного, что он, как никто, умеет делать выводы из поражений и приходить на новую битву вооруженным 'до зубов'. Миша слушал меня, согласно кивал головой, но… я видел, что это были лишь 'кивки вежливости'.

А между тем приближалась беда. За два месяца до начала матч – реванша из Риги поступили сообщения о болезни Таля. Шахматная федерация была готова отложить матч на некоторое время. Согласен был и Ботвинник, хотя это вредило его подготовке. Но когда Таль услышал об отсрочке, он замахал руками. Как, еще несколько месяцев ждать увлекательного состязания?! Я убежден, что для него сам факт матч – реванша, сама возможность сыграть двадцать четыре партии с Ботвинником значили не менее, чем сохранность короны. И Таль, нимало не заботясь о своем состоянии, вышел на поле брани.

В повторном матче Михаил Ботвинник умело использовал партизанские наскоки Таля в солидных дебютах, легко парировал его необоснованные жертвы. Это состязание показало, что в редчайшем даровании Таля есть еще много минусов, ликвидировать которые могут лишь время и упорная работа. Правда, для того чтобы вскрыть эти минусы, потребовалось несравненное мастерство и искусство Ботвинника,

После поражения сына мать Таля прислала Ботвиннику замечательную телеграмму;

'Вы остались верны себе. Восхищена, но не удивлена. Буду счастлива, если мой Миша-маленький пойдет по стопам Михаила – большого'.

Всего лишь год продержал шахматный скипетр уроженец Риги. Правда, и теперь Миша сохранил своеобразный рекорд – никогда еще в истории шахмат не было экс-чемпиона мира в двадцать пять лет. Но это рекорд уже печальный.

Закручинились сторонники Таля – такое несчастье! Как-то теперь сложится судьба их любимца? Ведь это очень больно – падать с шахматного трона! Многие гиганты долго не могли опомниться от таких 'ушибов'. Александр Алехин два года 'спотыкался', проиграв матч Максу Эйве. Хосе Капабланка почти десять лет избавлялся от травмы, полученной в результате проигрыша Алехину!

А что же Таль? Да ничего! Как будто не было ни трона, ни обидного изгнания с трона. Разве все эти удачи или провалы лишили гроссмейстера любимого искусства? Разве отняли у него возможность вновь бросаться в вихрь комбинационных осложнений, атаковать, жертвовать? По-прежнему с ним его любимые шахматы, а успех – это же не главное! Да и время еще есть…

И поверженный чемпион совершает такое, чего опять-таки не знала шахматная история. Всего через несколько месяцев в Бледе играется турнир с участием всех сильнейших гроссмейстеров. Таль бросается в битву и… побеждает всех! Вновь в недоумении и восхищении шахматный мир. Таль 'жив', Таль силен! И как быстро сумел оправиться от поражения!

Возродились надежды – ведь скоро турнир претендентов. При такой форме рижанину ничего не стоит повторить свой взлет, совершенный три года назад. Таль начинает готовиться к новому штурму, как вдруг… болезнь сотрясает непрочный организм молодого человека. Вызов врача, госпиталь, операция – какие тут шахматы! Алехин говорил: 'Тело не должно мешать шахматисту во время игры'. А тело Таля – его опаснейший враг. Когда перед поездкой на турнир претендентов на Кюрасао Мишу отвезли в госпиталь, стало ясно: шансов на успех в новой битве избранных никаких. Таль поехал все-таки на далекий остров, но сколь жалкой была его игра. Серия просчетов, несколько досадных поражений и в довершение всего – снова госпиталь, уже чужой.

Но даже во время тяжелой болезни Таль оставался Талем. Кто еще будет рассказывать врачам о шахматах, когда медицинские сестры дают нюхать хлороформ перед операцией! Миша стоически переносит болезненные приступы, но, пожалуй, слишком уж нерешительно их предупреждает…

Таль готов сразиться в любимую игру во всякое время дня и даже ночи. Он играет блиц до, во время и после труднейшего турнира.

В 1964 году в Амстердаме проводился пятинедельный межзональный турнир. Участники облегченно вздохнули, когда сели в ТУ-104, направляющийся в Москву.

– Слава богу, кончился марафонский турнир, – устало сказал кто-то из гроссмейстеров. – Теперь никаких шахмат по крайней мере месяца на два.

И тут все увидели идущего по проходу юношу с деревянной шахматной доской в руках. Он внимательно присматривался к пассажирам, отыскивая, видимо, самого молодого. Наконец обратился к Талю:

– Вы играете в шахматы?

Рижанин замялся.

– Играю… немножко, – и поднялся с кресла.

Вскоре они сидели за шахматной доской. Первую партию выиграл Таль.

– А вы неплохо играете, – заметил юноша.

После второй победы Таля последовал вопрос:

– А вы кто по профессии?

– Журналист, – ответил Миша. – И… гроссмейстер.