две тысячи процентов дохода с каждого груза, капитану Батлеру принадлежало уже четыре судна. У него были искусные лоцманы, и он им щедро платил, и темной ночью, выскользнув из чарльстонского и, уилмингтонского порта, они везли хлопок в Нассау, в Англию, в Канаду. Текстильные фабрики Англии простаивали, рабочие-текстильщики мерли с голоду, и каждый контрабандист, которому удавалось обвести вокруг пальца флот северян, мог назначать спои цены на ливерпульском рынке. А судам капитана Батлера в равной мере сопутствовала удача — и когда они вывозили из Конфедерации хлопок, и когда ввозили оружие, в котором Юг испытывал отчаянную нужду. И понятно, что женщины Юга должны были забыть и простить такому храбрецу многие прегрешения!
При встречах с ним люди оборачивались — его эффектная внешность привлекала к себе внимание. Одевался он элегантно и всегда по последней моде, ездил на норовистом вороном жеребце и сорил деньгами направо и налево. Военные мундиры конфедератов к тому времени сильно поистрепались, да и штатская одежда, даже та, что приберегалась для парадных случаев, носила следы искусной починки и штопки, и капитан Батлер не мог но быть заметной фигурой па этом фоне. У Скарлетт не раз мелькала мысль, что ни на ком по видала она еще таких элегантных брюк, как на капитане Батлере, — светло- коричневых, в черную и белую клеточку. Неописуемо красивы были и его жилеты, особенно один — белый, муаровый, расшитый крошечными розовыми бутончиками. И носил он эти роскошные одеяния с такой элегантной небрежностью, словно не отдавал себе отчета в Их великолепии.
Мало кто из дам мог устоять против его чар, когда он давал себе труд пускать их в ход, и кончилось тем, что даже миссис Мерриуэзер сложила оружие и пригласила Ретта Батлера в воскресенье на обед.
Мейбелл Мерриуэзер намерена была обвенчаться со своим маленьким зуавом, как только он приедет домой на очередную побывку, и всякий раз при мысли об этом из глаз ее начинали обильно струиться слезы, ибо она не желала венчаться иначе как в белом атласном платье, а белого атласа невозможно было достать нигде во всех Южных штатах, и даже одолжить у кого-нибудь из подруг такое платье Мейбелл не могла, ибо все подвенечные уборы давно пошли на боевые стяги. Тщетны были патриотические укоризны миссис Мерриуэзер, утверждавшей, что домотканое подвенечное платье — наиболее приличествующий невесте конфедерата туалет. Мейбелл хотела атласное. Она готова была — и даже горделиво и с охотой — отказаться от шпилек для волос, и пуговиц, и нарядных туфелек, и от чая, и от конфет во имя Правого Дела, но венчаться она хотела в атласном Платье.
Узнав об этом от Мелани, Ретт Батлер привез из Англии несметное количество ярдов блестящего белого атласа и кружевную подвенечную вуаль и преподнес все это Мейбелл в качестве свадебного подарка. И сделал он это в такой форме, что ни о какой оплате невозможно было даже заикнуться. Мейбелл пришла в неописуемый восторг и едва не чмокнула капитана Батлера в щеку. Миссис Мерриуэзер понимала, что делать такой ценный подарок — тем более в форме материи на платье — вещь крайне неприличная, но когда Ретт Батлер в самых высокопарных выражениях стал заверять ее, что ни одно одеяние на свете недостаточно хорошо для невесты воина-героя, она не сумела найти слов для отказа. Тогда она пригласила дарителя на обед, полагая, что такая уступка с ее стороны с лихвой покрывает стоимость подарка.
Капитан же Батлер не только подарил Мейбелл атлас на платье, но еще снабдил ее весьма ценными указаниями по части подвенечного наряда. Оказывается, в Париже в этом сезоне вошли в моду очень пышные кринолины, а юбки стали короче. Их уже не украшают оборочками, а собирают ниспадающими фестонами, из-под которых выглядывают обшитые тесьмой нижние юбки. Он сообщил также, что совсем не видел на улицах панталон, и сделал вывод, что их уже «не носят». Впоследствии миссис Мерриуэзер говорила миссис Элсинг, что, позволь она ему распространяться на эту тему дальше, он, пожалуй, доложил бы ей во всех подробностях, какое у парижанок нижнее белье.
Не обладай капитан Батлер такой бесспорно мужественной внешностью, его способность замечать и помнить мельчайшие подробности женских туалетов, шляп и причесок была бы заклеймена как недостойная мужчины. Когда дамы осаждали его вопросами о том, что сейчас в моде, им, конечно, было немного не по себе, и все же они не могли от этого воздержаться. Словно матросы потерпевшего кораблекрушение судна, они чувствовали себя оторванными от мира — во всяком случае, от мира моды, так мало модных журналов попадало к ним вследствие блокады. И Сообщи им капитан Батлер, что парижанки теперь наголо бреют голову и носят меховые шапки, они могли бы поверить и этому. Превосходная память капитана по части всевозможных ухищрений женского туалета являлась для них непревзойденной заменой «Дамского журнала». Он замечал и хранил в памяти мельчайшие подробности, столь дорогие женскому сердцу, и всякий раз после его возвращения из плавания можно было услышать, как он объясняет окружившим его дамам, что шляпки в этом году носят совсем маленькие, на самой макушке, и украшают их перьями, а не цветами, что королева Франции перестала надевать шиньон по вечерам — волосы просто зачесываются наверх, оставляя открытыми уши, и укладываются в очень высокую прическу, и что декольте вечерних туалетов снова стали соблазнительно глубокими.
Месяц проходил за месяцем, а капитан Батлер по-прежнему оставался самой популярной и романтической фигурой в городе, невзирая на прежнюю дурную репутацию, невзирая на неясные слухи, что он занимается не только контрабандой, но и спекуляцией продуктами. Кое-кто из недоброжелателей утверждал, что после каждого его возвращения в Атланту цены на продукты подскакивают на пять долларов. Однако вопреки всем толкам и пересудам, капитану Батлеру удалось бы сохранить свою популярность, если бы он к этому стремился. Но капитан вел себя так, словно, Добившись признания у самых почтенных и суровых патриотов города, завоевав их уважение и несколько настороженную симпатию, он, из какого-то непонятного духа противоречия, поставил, казалось, теперь своей целью всеми способами восстанавливать их против себя, всячески давая понять, что все его предыдущее поведение было лишь комедией, играть которую ему прискучило.
Казалось, Юг и все, что его олицетворяло, вызывало в нем лишь холодное презрение, а пуще всего — сама Конфедерация, и он не давал себе труда это скрывать. Именно эти его высказывания по адресу Конфедерации и привели к тому, что его выслушивали сначала в некотором замешательстве, потом холодно, потом с яростным возмущением. 1862 год еще только подходил к концу, а мужчины уже начали раскланиваться с капитаном Батлером с подчеркнутой отчужденностью, женщины при его появлении в каком-нибудь собрании старались не отпускать от себя дочерей.
Ему же, по-видимому, доставляло удовольствие не только задевать патриотические чувства искренних и горячих приверженцев Конфедерации, но и выставлять себя в самом непривлекательном свете. Выслушав простодушную похвалу своей храбрости в опасном деле провоза контрабанды, он самым любезным тоном заявлял, что трусит при этих операциях ничуть не меньше, чем наши храбрые воины на передовой. Такой ответ приводил всех в большое раздражение, ибо каждому южанину было известно, что в армии конфедератов нет и не было трусов… Говоря о воинах-конфедератах, он называл их не иначе как «наши храбрецы» или «наши герои в серых мундирах», старательно вкладывая в это оскорбительно-иронический смысл. Когда какие-нибудь бойкие дамочки кокетливо выражали ему свою благодарность за то, что он так героически подвергает себя ради них опасности, он с поклоном заверял их, что они заблуждаются, ибо он делал бы то же самое и для дам-северянок, если бы это приносило ему такой же доход.
В разговорах со Скарлетт он всегда держался подобного тона еще с первой встречи в Атланте на благотворительном базаре, но теперь оттенок насмешки звучал в его словах, с кем бы он ни вел беседы. На все похвалы, расточавшиеся ему за услуги, которые он оказывает Конфедерации, Ретт Батлер неизменно отвечал, что для него прорваться сквозь блокаду — чисто деловое предприятие. Если бы на правительственных подрядах можно было так же хорошо заработать, говорил он, поглядывая в сторону тех, кто эти подряды получал, он несомненно бросил бы свое рискованное занятие и стал бы поставлять Конфедерации недоброкачественное обмундирование, гнилые кожи, смешанный с песком сахар и затхлую муку.
Часто на его слова трудно было что-нибудь возразить, именно это особенно сильно всех бесило. Небольшие скандалы из-за военных поставок уже имели место. В письмах с передовой солдаты постоянно жаловались на обувь, которая разваливалась на ногах через неделю, на упряжь, которая рвалась, стоило покрепче подтянуть подпругу, на порох, который не воспламенялся, на тухлое мясо и зараженную долгоносиком муку. Жители Атланты старались уверить себя, что такой негодный товар поставляют из Алабамы, или Виргинии, или Теннесси, но только не из Джорджии. Ведь люди, получившие правительственные подряды, принадлежат к лучшим домам Джорджии. Кто, как не они, делают щедрые пожертвования в фонды госпиталей и помощи сиротам войны? Разве не они с таким воодушевлением
