— Можете не приезжать.
— Можете не утруждаться. И я не приеду, чтобы сберечь вашу библиотеку.
— Ох, боже мой, при чем тут библиотека?! Я же знаю, что ты честный юноша. Ты очень неглупый юноша, Валерий…
— Ну, пойми, Валерий, я не могу сказать…
— Не говорите. Сам знаю.
— Ничего ты не знаешь, — злится она. — Мне надо идти, Валерий. «Эмка» за воротами ждет.
— Это вместо «студера» теперь?
— Да. Пока расследуют…
— И Павел Ильич там?
— Дался тебе этот Павел Ильич! — вдруг как крикнет она. — Павел Ильич! Павел Ильич! Всюду Павел Ильич! Нет там твоего Павла Ильича!
— А чего вы на него злитесь?
— Ничего… — отворачивается. — Не приезжай к нам, Валерий. Очень-очень прошу.
— Не буду. Перед Анастасией Никитичной я виноват, конечно… Такое чувство, будто сам за баранкой сидел…
— Какие глупости говоришь, Валерий! Ты же взрослый. Пойми, ну, не могу я тебе всего сказать. Ты же умный, славный парень.
— У вас все такие психовые? — снова спросил Выстрел, когда я вернулся в конюшню. Он лежал на материнском топчане, пристроив ноги в казенных бутсах на шерстяной покрышке. Оккупант! Я искал зеркало и помазок. У меня всегда все бог знает где распихано.
— Ты бы разделся, — сказал летчику.
— Мысль, — кивнул Выстрел… — До часа могу подавить. Поставь будильник.
— Возьми под кроватью. Только он еле ходит.
— Ну и ну…
— Вот простыни, — сказал я, прикрывая дверцу шкафа. — Извини, что рваные.
— Спасибо, — сказал он, расшнуровывая свои казенки. — Ты что, уходишь?
— Дел по горло.
— Спать не ложась? Ну, силен! А мне восемь положенных — вот как нужны, — он резанул ладонью по шее.
— Ничего, — зевнул я, выбирая лезвие поострее. — В душевую схожу — спячку смоет.
— Погоди. Сядь. Мы ж даже не потолковали. Ну, чего решил? Институт выбрал?
