— Глаза б мои на них не глядели… Рвать от них хочется, — крикнула мать с воплем, словно ее и впрямь мутило.

— Гапа, — зашипела Фира Евсеевна.

— Извини, — сказала мать.

— Возьми половину, — повторил я.

— Хватит! — взвизгнула мать. — Слушай, что тебе говорят. Теперь о деньгах. — Она достала из-за спины портфель и вынула оттуда четыре сторублевки.

— Вот возьми. Сто пятьдесят ты уже получил.

Это не было вопросом и мне надо было просто кивнуть, но я растерялся. Деньги как-то вылетели у меня из головы, и я ни черта не успел придумать.

— Нет, — покраснел.

— Что же случилось? Что нибудь экстраординарное? — съязвила мать.

— Ничего особенного, — сказал я, злясь. — Просто у меня пара по химии.

Ловкий это был ход! Все-таки я чего-то стоил. Из такого положения пробить — это почище Бобра!

— Час от часу не легче, — вздохнула мутер. — На что ты рассчитываешь? На что вы, интересно, с отцом рассчитываете?

— На то, что уедешь… — хотел сказать, но вслух выдавил: — Ну, исправлю…

— Интересные у вас порядки, — сказала Фира. — Всюду с неудами платят. Почему это тебя лишили?

— Меня не лишили, — сказал я с ледяной выдержкой. — Просто задержали, пока не исправлю.

Я старался не злиться, но Фира мне всю обедню портила.

— На что ты рассчитываешь? — надрывалась мать, и голос у нее готов был лопнуть, как шарик уйди-уйди. — Ты на меня не рассчитывай. Я сама на себя не рассчитываю. Я… я…

— Выпей воды, — сказала Фира и зачерпнула чашкой в ведре.

— Не надо! — крикнула мать. — Не могу туда… Ой!.. — Она вскочила с топчана и побежала в тамбур, где стояло ведро.

— Что с ней? — спросил я Фиру.

— Больше расстраивай, — огрызнулась та.

9 Прошло не меньше часа. Мать все еще лежала на топчане, обмотав голову кухонным полотенцем. В темноте ее лицо почти сливалось с гимнастеркой.

— Ну, куда ты полетишь такая? — повздыхала напоследок Фира и расцеловала мутершу.

Я не решался спросить, когда же все-таки самолет. Лучше бы уж пошел в «Художественный». Сейчас, со своего матраса, я видел Арбатскую площадь, толпу у кинотеатра и толстое лицо Окуневской.

— Как себя чувствуешь? — спросил мать.

— Не бойся, не опоздаю. Сейчас поднимусь и поедем.

— Не сердись, — сказал я, вдруг почему-то смиряясь с тем, что отлет не состоится. — Плюнь на этот фатерланд. Ложись как следует.

Сам, не снимая сапог, я уже давно вытянулся на своей лежанке. В первую мою московскую зиму мы часто разговаривали по ночам. У матери была бессонница, а я потом отсыпался, прогуливая школу. Материнский голос добирался ко мне, огибая шкаф. Он был тусклый, как щели в светомаскировке. А когда мать замолкала, включался будильник. Однажды мать призналась, что будильник ее успокаивает:

— Заслушаешься! Такие симфонии.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату