послышался шелест, и, окончательно проснувшись, он понял, что он – Ричард Мэхью, что бы это ни значило. Ричард Мэхью, который понятия не имеет, где находится.
Он чувствовал щекой накрахмаленную наволочку. Все тело болело, а в некоторых местах боль была особенно сильной (например, ужасно болел мизинец на левой руке).
Рядом кто-то был. Слышались дыхание и шорох, словно человек что-то делал, стараясь не шуметь. Ричард приподнял голову и обнаружил, что тело болит еще в нескольких местах, а боль гораздо сильнее, чем он думал. Где-то далеко-далеко, возможно, в другом конце здания, пел хор. Пение – низкое, мелодичное – доносилось едва слышно, и он знал: стоит открыть глаза, и музыка стихнет.
Ричард открыл глаза. Он лежал на низкой кровати в крошечной, слабо освещенной комнатке. Рядом – спиной к Ричарду – стоял человек в черной сутане. С тихим шорохом он сметал пыль метелочкой из возмутительно ярких разноцветных перьев.
– Где я? – спросил Ричард.
Монах чуть не выронил метелочку. Он нервно обернулся, и Ричард увидел удивленное темно- коричневое лицо.
– Пить хотите? – спросил монах. Можно было подумать, что ему дали строгие наставления: если пациент проснется, надо спросить, не хочет ли он пить. И последние сорок минут он постоянно повторял про себя эту фразу.
– Я… – начал Ричард и вдруг понял, что и в самом деле страшно хочет пить. Он сел. – Да, хочу. Спасибо большое.
Монах взял старый медный кувшин, налил воды в жестяную кружку и передал ее Ричарду. Тот стал пить маленькими глотками, едва сдерживаясь, чтобы не осушить кружку залпом. Вода была кристально чистой, как алмазы, и холодной как лед.
Напившись, Ричард оглядел себя. Кто-то его раздел и облачил в длинную серую хламиду, похожую на монашескую рясу. Кто-то наложил шину на сломанный палец и перебинтовал. Он потрогал ухо. Оно было заклеено пластырем, а под ним прощупывался шов.
– Я у черных монахов, – догадался Ричард.
– Да, сэр.
– Как я сюда попал? Где мои друзья?
Нервно поежившись, монах молча махнул в сторону коридора. Ричард встал с кровати, приподнял рясу. Она была надета на голое тело. На ногах и груди красовались огромные фиолетово-малиновые синяки, намазанные какой-то мазью, которая пахла сиропом от кашля и гренками с маслом. Правое колено было перебинтовано. «Интересно, куда они дели мою одежду?» – подумал Ричард. У кровати стояли сандалии. Он сунул в них ноги и вышел в коридор. Навстречу ему шел аббат, держа под руку брата Фулиджиноса. Глаза старика перламутрово блестели из-под темного капюшона.
– Вижу, ты проснулся, Ричард Мэхью, – проговорил аббат. – Как ты себя чувствуешь?
Ричард поморщился.
– Рука немного…
– Палец сломан. Мы оказали тебе первую помощь. Синяки и раны смазали мазью. Тебе нужен был покой, и мы его обеспечили.
– Где Дверь? Где маркиз? Как мы к вам попали?
– Я велел братьям принести вас сюда, – объяснил аббат и пошел вместе с братом Фулиджиносом по коридору. Ричард поспешил за ними.
– А тело Охотницы? Вы его забрали?
Аббат покачал головой.
– Мы его не нашли. Там была только туша Зверя.
– А… ясно… А моя одежда?..
Они вошли в келью, очень похожую на ту, в которой проснулся Ричард.
Дверь сидела на кровати и читала «Мэнсфилд-парк». Ричард усмехнулся, подумав, что монахи наверняка не подозревали, что у них есть эта книга. На Двери тоже была серая ряса, которая была ей так велика, что вид у девушки был забавный.
Услышав, что кто-то вошел, она подняла голову.
– Привет. Долго же ты спал, – сказала она. – Как себя чувствуешь?
– Нормально. А ты?
Дверь вымученно улыбнулась.
– Не очень, – призналась она.
Из коридора донесся грохот. Ричард выглянул и увидел маркиза Карабаса в обшарпанной инвалидной коляске, которую толкал перед собой огромный черный монах. Коляска скрипела и грохотала. Ричард подивился, как маркизу удается даже в таких условиях сохранять вид романтического героя, для которого инвалидная коляска – просто новый модный способ передвижения.
Маркиз одарил их белозубой улыбкой.
– Добрый вечер, друзья мои!
– Итак, раз уж все в сборе, настало время поговорить, – объявил аббат.
Он отвел их в огромный зал с камином, в котором гудело и ревело пламя, и предложил сесть за стол. Сам он нащупал стул и тяжело на него опустился. Затем отослал из зала брата Фулиджиноса и брата Тенебра (того великана, что толкал инвалидную коляску).
– Итак, к делу, – сказал аббат. – Где Ислингтон?
Дверь пожала плечами.
– Я постаралась отправить его как можно дальше, за пределы пространства и времени.
– Ясно, – аббат кивнул. – Хорошо.
– Почему вы нас сразу не предупредили? – спросил Ричард.
– Это не входит в наши обязанности.
Ричард хмыкнул.
– И что теперь?
Аббат промолчал.
– А что теперь? – переспросила Дверь. – Ричард, что ты имеешь в виду?
– Ну, ты хотела отомстить за смерть близких. И отомстила. Отправила бог знает куда всех, кто был причастен к убийству. Больше тебе ничто не угрожает, так?
– Пока да, – серьезно проговорила Дверь.
– А ты? Ты получил, что хотел? – спросил Ричард маркиза.
Тот кивнул.
– Да. Я отплатил лорду Портико. И леди Дверь теперь передо мной в огромном долгу.
Ричард поглядел на Дверь. Девушка кивнула.
– А как же я?
– Без тебя мы бы не справились, – сказала Дверь.
– Я не об этом! Как мне попасть домой?
Маркиз удивленно вскинул бровь.
– Она тебе не волшебник страны Оз! Ты не можешь вернуться. Теперь твой дом здесь.
– Ричард, я же тебе говорила.
– Но должен ведь быть какой-то способ! – Ричард стукнул кулаком по столу и тут же охнул от боли. Не стоит стучать кулаком по столу, когда у тебя сломан палец. Однако охнул он совсем тихо, потому что за последние дни ему приходилось терпеть и не такую боль.
– Где ключ? – спросил аббат.
Ричард покосился на Дверь.
Она покачала головой.
– У меня его нет. Я сунула его тебе в карман на прошлом рынке, когда ты принес карри.
Ричард открыл было рот, но тут же его закрыл. Снова открыл и пробормотал:
– То есть когда я сказал Крупу и Вандемару, что ключ у меня, и они могли обшарить карманы… он действительно был у меня?
Дверь кивнула.