– Весьма плохо, мистер Круп.
Бросившись вперед, Варни опрометью затопотал по винтовой лестнице.
С верхней ступеньки ему вслед полетели слова мистера Крупа:
– Если придерживаться истины, это следует считать убийством из милосердия.
Топот сапог Варни эхом разносился по всей лестнице. Варни отдувался и пыхтел, обдирал о стены плечи, слепо несся в темноту. Он выскочил на площадку внизу, где табличка предупреждала пассажиров, что до верха ровно 259 ступеней и что подниматься по ней следует только людям крепкого здоровья. Всем остальным табличка предлагала воспользоваться лифтом.
«Лифтом?»
Что-то лязгнуло, двери лифта открылись с величественной медлительностью. Упавший из кабины свет залил коридор. Варни попытался нашарить нож и выругался, вспомнив, что он остался у этой суки, у Охотника. И потянулся за мачете в заплечных ножнах. Мачете на месте не было.
Услышав у себя за спиной вежливое покашливание, Варни обернулся.
На ступеньках внизу винтовой лестницы сидел мистер Вандермар.
И чистил ногти мачете Варни.
А потом на него бросился мистер Круп – сплошь зубы, когти и мелкие клинки: у Варни не было даже шанса вскрикнуть.
– Прощайте, – не отрываясь от своего занятия, бесстрастно сказал мистер Вандермар.
И тут потекла кровь. Горячая красная кровь в огромных количествах, ведь Варни был крупным мужчиной и всю ее держал в себе. Однако, когда господа Круп и Вандермар закончили, пришлось бы немало потрудиться, чтобы заметить крохотное пятнышко у подножия винтовой лестницы. В следующий же раз, когда мыли полы, и оно исчезло.
Охотник шла первой. Д'Верь – в середине. Маркиз прикрывал тылы. С тех пор, как они полчаса назад оставили Ричарда, никто не произнес не слова. Внезапно д'Верь остановилась.
– Мы не можем так поступить, – решительно сказала она. – Не можем его бросить.
– Конечно, можем, – возразил маркиз. – Уже бросили.
Она покачала головой. С той самой минуты, как увидела на испытаниях лежащего под Пагубой Подгузником Ричарда, она чувствовала себя виноватой и глупой. И устала от этого ощущения.
– Не глупи, – сказал маркиз.
– Он спас мне жизнь, – отрезала она. – Он мог бы оставить меня на тротуаре. Но не оставил.
Это все ее вина. Какие тут могут быть отговорки? Она открыла дверь к кому-то, кто мог бы ей помочь, и он ей помог. Он отнес ее в тепло, заботился о ней, привел ей на помощь других. И эта помощь, эта доброта выбросила его из его собственного мира в ее.
Глупо даже думать о том, чтобы взять его с собой. Они не могут себе этого позволить: она даже сомневалась, смогут ли они трое позаботиться о себе в предстоящем пути.
Тут ей пришло в голову, а просто ли это была открытая ею дверь? Позволила ли эта дверь ему заметить ее на тротуаре, или тут кроется нечто большее?
Маркиз поднял бровь: отстраненный, беспристрастный – воплощение иронии.
– Моя прекрасная леди, – сказал он. – В эту экспедицию мы пассажиров с собой не берем.
– Оставь покровительственный тон, де Карабас, – ощетинилась д'Верь, голос у нее звучал устало. – Думается, мне решать, кто пойдет с нами. Ты ведь работаешь на меня, так? Или мы поменялись местами? – Горе по родным и усталость истощили ее терпение. Она нуждается в де Карабасе, не может себе позволить с ним поссориться, но всему есть предел.
Он уставился на нее с ледяным гневом.
– Он с нами не пойдет, – бесстрастно заявил он. – Да и вообще он скорее всего уже мертв.
Ричард не был мертв. Он сидел в темноте на уступе, идущем вдоль канализационного канала, и размышлял, что ему делать, в насколько более безвыходную ситуацию он вообще способен попасть. До сего дня жизнь, решил он, прекрасно подготовила его для работы с ценными бумагами, покупок в супермаркете, просмотра послеобеденного футбольного матча в воскресенье, включения обогревателя, если похолодает. И замечательнейшим образом провалилась во всем, что касается подготовки его к жизни невидимки, обитающего на крышах и в канализации Лондона, к жизни в холоде, влажности и темноте.
Замерцал огонек. К нему приближались шаги. Если это банда убийц, каннибалов или монстров, он даже обороняться не станет. Пусть они за него все сделают; с него довольно. Он уставился в темноту, приблизительно туда, где полагалось быть его ногам. Шаги послышались еще ближе.
– Ричард? – позвал голос д'Вери.
Он даже подскочил на месте, а потом решил усердно не обращать на нее внимания. «Если бы не ты…» – подумал он.
– Ричард?
Он даже глаз не поднял.
– Что? – не выдержал он наконец.
– Послушай, – сказала она. – Если бы не я, ты ведь не попал бы в такой переплет. («Ох как верно!» – подумал он.) И правду сказать, сомневаюсь, что с нами ты будешь в большей безопасности. Но… Ну… – Она пожала плечами. Сделала глубокий вдох. – Извини. Честное слово. Ты идешь?
Он поглядел на нее: маленькое создание, с бледного личика сердечком напряженно смотрят огромные глаза. «Ладно, – сказал он самому себе, – пожалуй, прямо сейчас умереть я не готов».
– Что ж, ничем особенно важным я в данный момент не занят, – сказал он с напускным безразличием, граничащим с истерией. – Почему бы и нет.
Ее лицо преобразилось, бросившись ему на грудь, она крепко его обняла.
– Мы попытаемся вернуть тебя назад, – пообещала она. – Честное слово. Как только найдем то, что я ищу.
Он спросил себя, искренне ли она говорит, – ему впервые пришло в голову: а ведь то, что она предлагает, вероятно, невозможно. Но от этой мысли он отмахнулся. Они пошли по туннелю. Ричард смутно различал фигуры дожидающихся их у жерла туннеля Охотника и маркиза. Вид у маркиза был такой, будто его вынудили проглотить раздавленный лимон.
– А что, собственно, ты ищешь? – спросил Ричард, немного повеселев.
Д'Верь сделала глубокий вдох, потом, помолчав, все же ответила:
– Долго рассказывать. В настоящий момент мы ищем ангела по имени Ислингтон.
Ричард расхохотался. Просто не мог ничего с собой поделать. К смеху примешивалась истерика, но еще больше в нем было от смертельной усталости человека, которому загадочным образом удалось за последние двадцать четыре часа поверить в двенадцать невозможных вещей, так как следует и не позавтракав. Эхо разнесло его смех по туннелю.
– Ангела? – переспросил он, беспомощно хихикая. – По имени Ислингтон?
– Нам предстоит дальний путь, – ответила д'Верь. Чувствуя себя выжатым, опустошенным и измотанным, Ричард тряхнул головой.
– Ну надо же, ангел! – истерически прошептал он в темноту туннелей и повторил: – Ангел!
Свечи ждали по всему Великом залу. Свечи стояли у основания чугунных колонн, поддерживающих крышу. Свечи столпились у водопада, лившего струи по одной из стен в маленькое каменное озерцо. Свечи сгрудились у скальных выступов. Свечи жались к полу. Свечи белели в подсвечниках у огромной двери, возвышавшейся между двумя темными чугунными колоннами. Дверь была высечена из черного кремния и украшена серебряной окантовкой, которая за столетия потемнела и сама, в свой черед, стала почти черной. Свечи были не зажжены, но когда высокая фигура проходила мимо, вспыхивали язычками пламени. Никакая рука их не касалась, никакой огонь не лизал фитиля. Одеяние было простым и белым – или больше, чем белым. Скорее это было отсутствие всех цветов, оттенок столь яркий, что слепил глаза. Босые ноги ступали по холодному камню Великого зала. Лицо было бледным, мудрым и мягким и, быть может, чуть одиноким.
И очень красивым.
Вскоре горели все до единой свечи. Он помедлил у каменного озерца, опустился возле воды на колени
