– Зачем мне печалиться о старике, который уже отжил свою жизнь? Кроме того, я могу приветствовать его, когда я по Виа Аппиа проеду мимо колумбария. Разве это не достаточный знак внимания для мертвеца?
– Обо мне ты тоже так думаешь? – Валериус осторожно наблюдал за нею.
– Ты не должен сравнивать Флавию со мной, – возмутилась Ромелия.
– Вот именно, – ответил он двусмысленно.
Когда солнце склонилось к горизонту, Валериус надел свою тогу, а Ромелия – столу длиной до пят, перевязанную на талии поясом. Поверх нее она накинула на себя паллу, которая одновременно прикрывала ее волосы. Сопровождавшие ее рабы были также одеты скромно в связи с трауром.
Пила несла корзину с маслом, цветами и венками, Друзилла – хлеб, вино и фрукты.
– Все это для жертвоприношения, чтобы умершего хорошо приняли на том свете, – объяснила Друзилла.
Пила молчала. Это был первый случай смерти с тех пор, как девушка жила в Риме. Она уже видела построенные мертвым каменные дома, часто стоящие вдоль улиц, и эти дома были украшены каменными рельефами, изображавшими сцены из их жизни или из мифологии. Она не могла этого понять, потому что дух мертвого, так или иначе, летает в воздухе и не может быть привязан ни к одному дому. Однако, как и многое в Риме, этот ритуал был чуждым, не похожим на тот, что совершали по усопшим на ее родине. Поэтому Пила принимала это за данность, особенно не раздумывая.
Флавия, закутанная в покрывало и явно заплаканная, сидела в атриуме и принимала соболезнования гостей. Пахло благовониями, крики и плач приглашенных плакальщиц долетали из покоя с мертвым.
Валериус взял руку Флавии.
– Смерть – только вечный сон, переход в иную жизнь.
Флавия всхлипнула, потом храбро кивнула.
– Я почитал и уважал твоего мужа Барбилуса, он был великим политиком. А также очень остроумным человеком. У меня есть несколько его чудесных стихотворений, которые я буду хранить в его честь.
Он взял лампу с маслом и вино и отправился в покой к мертвому. Друзилла и Пила ждали в отдалении в атриуме. Ромелия протянула Флавии несколько цветов.
– Позволь нам вместе принести жертву за мертвого, – только и сказала она.
Флавия наклонила голову. Затем обе понесли жертвенные дары в покой с мертвым.
Пилу испугали причитания плакальщиц. Друзилла тоже выглядела немного оробевшей.
– Кто знает, может быть, его душа все еще летает здесь, в доме, и наблюдает, все ли делают как положено, – прошептала Друзилла.
– А если нет?
– Тогда она улетела, душа.
Пила кивнула.
– Я это знаю. Есть тайные заклинания, которые мешают душе вернуться.
Друзилла посмотрела на нее с ужасом.
– Ты знаешь такие заклинания?
– Нет, я думаю, нет. Во всяком случае, я еще не пыталась их произносить. Хотя…
– Именем всех богов, не суйся не в свое дело. Рассказывают такие ужасные истории о духах, которых волшебством навсегда завлекли в подземный мир. Барбилус, конечно же, еще при жизни позаботился о том, чтобы избежать пасти Цербера[3] и получить там светлое местечко, где он сможет продолжать жизнь с шутками и танцами.
– А такое бывает?
– Конечно, если еще при жизни защитишься от злых духов подземного мира. Кроме того, он получит с собой все, что ему будет там нужно для его благополучия: одежду, украшения, еду, напитки, ароматические воды и мебель.
– Мебель?
– Ну да, он ведь захочет и посидеть, и полежать…
– Флавия очень печальна, – заметила Пила. – Она любила Барбилуса?
– Конечно, хотя это и не является самым важным в браке. Самое важное – послушание.
Пила удивленно посмотрела на Друзиллу.
– Ты думаешь, что достаточно, если жена только послушна? Не лучше ли, если она любит своего мужа, и он тоже любит ее?
– Не знаю, лучше ли это. У меня ведь нет опыта. Я так долго в слугах у Ромелии, что думаю, послушание важнее. Его-то Ромелии и не хватает.
– Да, и то, что она когда-нибудь кого-то любила, в этом я тоже сомневаюсь.
Друзилла усмехнулась.
– Она любит себя. Она вышла замуж за Валериуса только потому, что он мог предложить ей роскошную жизнь. Ромелия была достаточно красива, чтобы вскружить ему голову. Теофилус, учитель греческого, однажды сказал, что любовь – это колючка в теле, которая причиняет боль при каждом движении, и будет хорошо, если тебе удастся ее извлечь. Но это вряд ли возможно.
– Ах! – Пила смутилась. – Ты считаешь, что любовь это что-то плохое?
– Именно так. – Друзилла снова усмехнулась и пожала плечами.
– Я по-другому воспринимаю любовь, – прошептала Пила. – Как нечто чудесное, прекрасное.
– А ты была хоть раз влюблена? – Глаза у Друзиллы округлились.
– Я уже была невестой. Вскоре должна была состояться свадьба, когда римские солдаты… ну, да остальное ты знаешь.
– А ты по-настоящему любила своего жениха? Какой он был?
– О да. Хелфгурд – чудесный мужчина, высокий, сильный, мужественный, и он меня любил.
– Неужели среди вас, диких германцев, такое возможно?
– Друзилла! Каждый, у кого есть сердце, способен любить, нужно только встретить того, кто разбудит это сердце.
– Ай, это опять что-то из области твоих странных заклинаний, не так ли? А мне было бы лучше, если бы у меня был муж, богатый, уважаемый, кто мог бы обеспечить мне хорошую жизнь.
– Что же тогда отличает тебя от Ромелии? – захотела узнать Пила.
– О, да все подряд. Прежде всего я никогда не найду такого мужчину, я ведь всего лишь Друзилла, рабыня.
– К счастью. Иначе я тогда осталась бы совсем одна и у меня не было бы никого, кто мне помог бы.
Друзилла бросила на Пилу косой взгляд.
– Если тебе вообще можно помочь.
Валериус и Ромелия вернулись из комнаты, где лежал мертвый Барбилус. Ромелия выражала нетерпение и сердилась, Валериус был тих и погружен в задумчивость. Пока их несли домой в носилках, Друзилла и Пила следовали за ними с пустыми корзинками. И каждый из четверых думал о своем.
На следующее утро вилла уже в самую рань стала похожа на встревоженный улей. Нагружали вьючных животных, рабы носили коробки и сундуки. Ромелия ехала в своих носилках, обе ее дочери, Ливия и Валерия, также. Греческие няньки бежали рядом с носилками и следили за тем, чтобы девочки чего-нибудь не натворили и не выпали из носилок.
Валериус скакал на прекрасной лошади, а рядом – его сын Северус. Титусу также, причем впервые, разрешили ехать на пони. Он был очень горд и уже за час до отъезда уселся на лошадь. Северус привесил к поясу деревянный меч и надеялся встретиться с целой бандой разбойников, которых он собирался мужественно обратить в бегство. Отъезд замедлился из-за появления Флавии. Она выглядела очень огорченной, под глазами у нее залегли темные полукружья. Всю прошлую ночь она провела, бодрствуя у ложа мертвого Барбилуса.
– Ромелия, ты не хочешь принять участие в погребении? – спросила она бесцветным голосом, когда увидела процессию рабов.
– Сожалею, Флавия, но ты ведь не могла ожидать от меня всерьез, что из-за смерти твоего мужа я отложу переезд, который запланировала еще несколько недель назад. Знаешь, я сейчас раздумываю над тем, действительно ли ты подходишь по рангу к нам в знакомые. Ты теперь вдова, и тебе следует проводить