германцев. Это были бородатые мускулистые дикари, превосходившие римлян ростом почти на голову. Клаудиус был самым высоким из римских гладиаторов, но его противник был выше его и казался сильнее.

– Один, помоги! – молилась Пила, но ей самой было неясно, для кого она просит помощи у бога – для своих земляков или для Клаудиуса. Был ли вообще Клаудиус тем человеком, который нашептывал ей в уши поэтические слова, заставляя ее сердце биться сильнее, а щеки полыхать жаром; кому она в приливе чувств подарила прядь своих волос? Со смешанным чувством восхищения и отвращения она пристально смотрела на его тело цвета бронзы, блестевшее от масла и пота. Он героически сражался против превосходившего его по силе германца, но шаг за шагом должен был отступать. Германец сделал выпад и ранил Клаудиуса в живот. Кровь полилась на его фартук.

Зрители в ужасе закричали, одновременно подбадривая Клаудиуса, однако постепенно благоволение зрителей начало разделяться, многие ставили сейчас на германца, который, громко вопя и выказывая презрение к смерти, кинулся на Клаудиуса, размахивая своим мечом.

Это был отнюдь не искусный фехтовальный поединок, а безумная драка с верным смертельным исходом. Весы склонялись уже не в пользу Клаудиуса.

С лица Пилы сошли все краски, с тех пор, как она попала в это ужасное рабство, в ее жизни было лишь несколько счастливых мгновений, и их подарил ей Клаудиус. Клаудиус с его темно-голубыми пронзительными глазами, тронувшими ее сердце словами. Это был тот же Клаудиус, который недавно хладнокровно добил своего врага, а теперь ему самому, вероятно, оставалось жить лишь несколько мгновений. Она поднялась и направила свой взгляд на него. Хотя Клаудиус был в некотором отдалении от нее, ей показалось, что она видит вокруг его шеи свой шнурок. Пила собралась с духом, обратилась к могуществу Неба и преисподней.

– Мои волосы обладают могуществом придавать тебе силу. Душа волка вселяется в тебя. Твое тело не может ранить ни железо, ни огонь. Человек из тебя уходит, в тебя входит волк. Тобою овладевает ярость, иди и не щади ничего, дерись в своей великой битве, как берсерк.

С этими словами Пила подняла руки, и из ее горла вырвался волчий вой. Обратив лицо к Небу и закрыв глаза, она объединила силы добрых и злых духов, она велела душе волка вселиться в тело человека.

Внезапно Клаудиус распрямился. Лицо у него исказилось, на губах появилась пена, он заскрипел зубами, глаза его стали дико вращаться, и крик, который он издал, заставил превосходившего его по силе противника потерять уверенность. Как безумный, Клаудиус ринулся на германца и нанес ему мощный удар своим мечом.

Словно обезумев, он ударил мечом еще раз, вонзив его в массивное тело. Германец, который не увидел в лице гладиатора ничего человеческого, понял, что ему пришел конец.

– Один, это волк-оборотень! – еще успел воскликнуть он, прежде чем его настиг смертельный удар. Однако Клаудиус продолжал вонзать меч в мертвое тело противника. Казалось, он не понимал, что борьба окончена. Вопли толпы сменились парализующим ужасом.

– Клаудиус! – Голос Пилы прозвучал резко и громко, и тут Клаудиус, казалось, очнулся. Колдовство прервалось.

Он непонимающе поглядел на жестоко изрубленное тело германца, лежавшее на залитом кровью песке, а затем посмотрел на свой меч. Его взгляд поднялся к трибунам и встретился с глазами Пилы. Она смотрела на него вопрошающе и испуганно. Он медленно поднял окровавленный меч в знак приветствия и хотел улыбнуться. Однако ноги отказали гладиатору, и он упал перед почетной ложей.

Валериус вскочил с места и в полной растерянности смотрел на обессилевшего победителя.

Никогда еще он не видел подобного неописуемого взрыва животных сил.

Пока он, пораженный, молча стоял, глядя на арену, Пила позади него потеряла сознание.

До Пилы с трудом дошло, где она находится. Друзилла обмахивала ее опахалом. Пила лежала в своей комнате на постели. Она смотрела на голые стены и пыталась припомнить, что же произошло.

– Именем богов, ты жива! – Тяжелый вздох Друзиллы шел от всего сердца. – Вероятно, это от волнения, – пробормотала она. – Такого Рим еще не видел. Я понимаю, что для тебя было ужасным видеть, что твой соотечественник умирает подобным образом.

– О чем ты вообще говоришь? – прервала ее Пила. Друзилла сочувственно посмотрела на нее.

– Ты ничего не помнишь?

Пила покачала головой.

– У меня в голове все смешалось. Я видела кровь, железо и волка…

– Бедняжка, у тебя в голове и правда все смешалось. Возьми, выпей теплого вина, оно пробудит у тебя сознание.

Пила поднесла кубок к губам и ощутила приятное тепло напитка. Медленно она легла снова и закрыла глаза.

– Зрители бушевали и вопили, когда Клаудиус…

– Клаудиус?

– Да, гладиатор Клаудиус. Зрители бушевали и вопили, когда он, словно безумный, искромсал германца. При этом Клаудиус из Капуи блестяще владеет фехтовальным искусством, он может драться обеими руками, знаешь ли? Он отличный тактик и до этого всегда оставался победителем, но на этот раз было не так… Что с тобой?

Пила со стоном поднесла руки к голове. Постепенно возвращалось воспоминание, жестокое воспоминание в живых картинах. Она видела, как Клаудиус дерется против громадного германца, видела, как он отступает, лишь отражая удары.

– Нет!!!

Она вскочила и уставилась в пустоту.

– Да успокойся же!

Друзилла снова уложила Пилу в постель.

– Хочешь еще вина?

На лбу Пилы выступил пот. Значит, это было правдой. Эта борьба происходила в действительности. А Клаудиус? Он мертв? Она медленно направила свой взгляд на Друзиллу, лицо которой казалось всерьез озабоченным.

– Со стороны Валериуса было ошибкой взять тебя на игры. Кто бы мог подумать, что ты тут же упадешь в обморок!

– Я упала в обморок?

– Да, когда Клаудиус победил германца.

– Клаудиус победил? Он остался жив?

– Ну, я тебе скажу… В него внезапно как будто вселился дикий зверь. Такое иногда видишь, когда устраивают игры с дикими зверями. Медведи борются против львов, а пантеры – против быков…

– Друзилла, пощади, избавь меня от этих ужасных подробностей. Что с Клаудиусом?

– Не правда ли, он тебе тоже нравится? Все девушки и женщины им просто увлечены, такой безумно храбрый гладиатор, такой силач.

Друзилла мечтательно закатила глаза, потом вздохнула.

– Ну да, он может выбирать женщин по своему вкусу. Меня никто не выберет, но вообразить это можно. Он разрубил этого германца на куски и даже не заметил, что тот уже мертвый. Внезапно он как бы очнулся от своего безумия. И вот он стоит, совсем растерянный, поднимает меч в качестве приветствия и падает. Вот так просто. Как будто дерево, пораженное ударом молнии. Так тихо еще никогда не бывало на переполненной арене.

– Он упал?

– Я же тебе говорю. Ты меня совсем не слушаешь. Такого я еще никогда в жизни не видела, и весь Рим тоже. Даже Валериус выскочил из своей ложи. Потом Клаудиуса полили холодной водой. И Лентулус очень беспокоился о нем.

– А где Клаудиус сейчас?

– Понятия не имею. Вероятно, в своей казарме, рядом с цирком. Лентулус снова поставит его на