убивают, – гладят твое тело.
Ромелия подавила дрожь.
– Но это же гладиатор.
– Ты ничего не знаешь о жене Александра Перселиуса? Она позволила гладиатору похитить себя.
– Позволила похитить? – переспросила Ромелия, растерявшись.
– Да, это сейчас в моде. Только представь себе, ты бежишь с таким могучим парнем, день и ночь ты находишься рядом с ним. О, как романтично! Ты постоянно в опасности. Гладиатору грозит смерть, женщине – изгнание.
– Ну и что она получит от этого? – Ромелия все еще не понимала, что в этом может быть такого возбуждающего.
– Ах, ну это же напряжение нервов, это приключение, и все время ты в его власти. – Она качнулась, как от страстного ужаса. – Я думаю, я позволила бы Клаудиусу похитить меня.
– Но тогда тебе пришлось бы жить в бедности, в нищете. Я не знаю ни одного гладиатора, который был бы достаточно богат, чтобы предложить тебе такую жизнь, какую ты ведешь рядом с Барбиллусом.
– О, я не убежала бы просто так. Конечно бы, я захватила с собой свои драгоценности и деньги, ну и, когда тебе все это надоест, ты всегда можешь вернуться и сказать, что гладиатор похитил тебя ради денег.
– И это покажется убедительным?
– С Александром это сработало. Он, правда, здорово поколотил свою жену, но, в конце концов, ради сохранения семьи принял ее обратно.
– Ну и ну! – Теперь Ромелия действительно удивилась. И все это она слышит из уст целомудренной Флавии? Какая же фальшивая змея!
Пила и Друзилла отошли к дверям и остались стоять там, ожидая следующих приказаний. Они стояли, внешне не выказывая никаких эмоций, однако Пила слышала каждое слово, которым обменивались женщины. Клаудиус остался жив, дела у него явно шли хорошо, потому что он снова посещал дам и мог их осчастливить. Пила знала что мужчины в Риме пользовались сексуальной свободой и что если они проводили какое-то время с женщинами, то никаких обязательств по отношению к ним они не чувствовали. Кроме того, она была рабыней, в то время как за ним явно ухаживали женщины самого высокого ранга. Пила не могла надеяться, что она еще раз когда-нибудь встретит Клаудиуса.
Флавия и Ромелия еще немного поболтали, потом распрощались. Флавия чувствовала облегчение, что разделила с кем-то свой сладостный секрет, а еще от того, что заставила Ромелию позавидовать. Две резкие складки по сторонам рта Ромелии показали Флавии, что супруге сенатора не хватает не денег или роскоши, а сексуальной насыщенности, от которой розовеет кожа, кипит кровь, и сердце начинает быстрее биться. Мысли, словно дикие лошади на лугу, метались в голове Ромелии. Клаудиус! Он красивый, сильный, доблестный и смелый мужчина. Его мускулы, должно быть, на ощупь как железо. Она закрыла глаза. Она видела Клаудиуса в его блестящей парадной форме, когда он гордо стоял на колеснице и приветствовал ряды зрителей. Если бы он в этом блестящем снаряжении прижался к ее обнаженному телу… Она вздрогнула. Чувство, вероятно, было бы неописуемым, и она протянула бы руку под его фартук и схватила бы его… меч. Он, вероятно, такой же твердый, как сталь.
Она снова открыла глаза.
– Пила! Друзилла! Уберите посуду! Целиус, беги к цирку Фламиниуса и позови Лентулуса. Я жду его завтра утром после того, как сенатор покинет дом.
Целиус, раб, поклонился и исчез.
Что замышляла Ромелия? Ее слова глубоко обеспокоили Пилу.
На следующий день явился с визитом Лентулус. Валериус уже ушел из дома – на форуме ему предстояло принять приветствия рисского народа.
Ромелия не церемонилась. Она велела позвать Лентулуса в перистиль.
Пила спряталась позади одной из колонн на проходе. Еще никогда она умышленно не подслушивала, однако на этот раз внутренний голос словно предупредил ее. Что общего могло быть у Ромелии с таким мясником, как Лентулус? Имело ли это отношение к тому, о чем вчера так охотно рассказывала Флавия? В таком случае речь пойдет о Клаудиусе.
Пиле казалось немыслимым, что Ромелия могла думать о любовном приключении с Клаудиусом. Если мужчины-римляне были свободны в своих сексуальных связях, то это ни в коем случае не относилось к замужним женщинам, особенно если они принадлежали к высшим слоям общества. Значит, в голове у Ромелии могла быть только подлость, и эту подлость она хотела подстроить Клаудиусу.
Пила судорожно размышляла, не вызнала ли Ромелия о тонких нитях, возникших между Пилой и Клаудиусом. Никто их вместе не видел, никому Пила не сказала ни словечка. То, что Клаудиус мог кому-то разболтать о случайной встрече с рабыней, было еще более невероятным. Или же Ромелия все-таки заподозрила что-то после случая на арене, но для этого ей нужно было понять мышление германцев, а это был не тот случай. Что же она замышляла?
К сожалению, Ромелия вышла в сад вместе с Лентулусом и отвела его к дальнему фонтану так, что Пила не могла услышать ни слова из того, о чем они говорили, вернее сказать, говорила Ромелия, пока Лентулус молча слушал. Несколько раз он покачал головой, однако потом кивнул. Ромелия вытащила из-под своей столы мешочек, полный монет. Он был толстым и, похоже, тяжелым, в нем, видимо, было много сестерциев. Лентулус взял мешочек, несколько раз кивнул и распростился с Ромелией многозначительным поклоном. Она не ответила на его прощальный поклон, а только молча презрительно смотрела на неотесанного верзилу.
Пиле все это показалось странным. Было ли это пожертвованием для фехтовальной школы в Капуе? Могло ли это быть наградой за особенно взволновавший всех последний поединок? Или же она подкупала подручного для совершения преступления? Пила знала, что Ромелия не жалеет денег, когда речь идет об удовлетворении ее личных прихотей, даже самых дорогостоящих. Но в отношении других она была до крайности скупа.
Лишь изредка она делала подарки, но никогда – рабам или посторонним.
Пила быстро проскользнула в дом, чтобы ее не обнаружили. Едва она вошла в кухню, как позади нее раздался резкий голос Ромелии.
– Пила! Немедленно ко мне!
Ромелия осталась довольна своим разговором с Лентулусом. Искусно, подобно политику, она спланировала свою игру, никто не смог бы поймать ее, и меньше всех Валериус.
Теперь ей не хватало только одного – светлого парика. Так как Валериуса не было дома, и, вероятно, он до самого вечера останется на форуме, никто ей не помешает.
Теперь она наконец-то доберется до светлых волос, из-за которых ей в последнее время пришлось столько пережить. На этот раз Валериус не придет к Пиле на помощь, а когда он вернется домой, будет уже поздно.
Ромелия вошла в дом и позвала Пилу. Не ожидая ее появления, она заторопилась в свои личные покои, села перед туалетным столиком и взяла в руку полированное медное зеркальце. Внимательно посмотрела на свое лицо и темные волосы. Кожа у нее была светлой, благодаря мази из окиси свинца, которой она ежедневно пользовалась и которая теперь проявила свое действие. Но если она стояла рядом с Пилой, то чувствовала себя темной, как подгоревшая курица. Волосы у нее были черными, будто перья ворона, и завивались в локоны, которые приходилось приглаживать при помощи шпилек, лент и обручей. Глаза у нее светились, как полированные агаты. Собственно говоря, она могла бы назвать себя красивой, если бы ее идеалом не были белая кожа, светлые волосы и голубые глаза. Как раз так и выглядела Пила. Охотнее всего Ромелия выколола бы девушке глаза и содрала бы с нее кожу. Но какой бы ей был от этого толк? Зато она может воспользоваться ее волосами. Это было бы для нее маленьким удовлетворением.
Вошла Пила и остановилась у дверей. Ромелия заставила ее подождать некоторое время, пока смотрелась в зеркало.
– Подойди ко мне! – приказала она и указала пальцем на пол перед собой.
Пила послушно подошла.
– Встань на колени!
Девушка чуть помедлила перед тем, как опуститься перед Ромелией на пол.
