– Я тебя побью! Не посмотрю, что богатырь!

– Не богатырь я. И вообще здесь пролетом.

– Вот тебе! Вот!

– Проша, Прошенька, княжна моя отважная, красавица русская, душенька ненаглядная, не надо меня бить! У тебя кулаки железные! Мне больно!

– Испугался? Слова вспомнил?

– Жить захочешь – вспомнишь!

– Перестань скалить зубы!

– Что ж мне, плакать?

– Девица плачет, когда замуж идет. Жених радуется.

– Это отчего ж?

– Красавицу за себя берет. Разумную и гожую. Княжну родовитую!

– Я смерд, Проша!

– Мы никому не скажем. Любой поверит, что ты князь.

– Не знаю, что и сказать!

– Я знаю! Говори: «Искал тебя, краса ненаглядная, долго искал и вот наконец нашел! Будь моею, душенька, до скончания века!» Целуй девицу в уста медовые.

– Без слов целовать нельзя?

– Нет.

– Тогда погожу.

– Я тебя прибью!

– Давай отложим до завтра! Голова болит.

– Пойдешь зелье пить?

– Кончилось.

– Немец добудет.

– Негде.

– Неласковый ты, Богдан!

– Зови меня Андреем.

– Не заслужил!

– Тогда товарищем лейтенантом.

– Не буду. Так тебя девка зовет!

– Твоя крестная дочь, между прочим!

– Жалею, что согласилась!

– За доброе дело воздастся.

– Зачем ты целуешь мне руку?

– В знак уважения.

– Я ж не поп! Ладно, целуй!

– Рад доставить удовольствие!

– Погоди! Богдан! Андрей!..

– Поговорим еще, Проша! Поговорим…

«Ничтожество! – подумал Готфрид. – Nullus!»

Казимир ежился под взглядом ландмейстера, но стоял прямо. Остренькое личико в багровых пятнах. Князь! Знатного рода! Человек, рожденный повелевать! Позарился на девку, как солдат на бабу в захваченном городе… Некому было юбку задрать? Сел бы в Плескове – любая твоя! К дочке великого князя сватайся! Нет! Возжелал княжонку из захудалого Сборска, обиделся, что отказала. Выставь дуру из города – пусть едет, куда хочет! Не желает князя, пусть забавляется с сотником! Провалить скрупулезно разработанный замысел! Из-за кого? Femina nihil pestientius – нет ничего пагубнее женщины!

«Единственное, что сумел, – отравил сборского князя! – кипел Готфрид. – С таким делом ключница справилась бы – за горсть серебра. Почему ордену служат такие убожества? Последний кнехт – и тот умнее!»

Ландмейстер кривил душой. Он знал ответ на свой вопрос. Трудно рассчитывать на человека, предавшего род и веру. Братья приходят в орден по благословению семей. Они помнят предков и страшатся запятнать честь рода. Но даже происхождения недостаточно. В ордене суровая жизнь. Пост и послушание, молитва и целомудрие – не каждый согласится принять такой обет. Зато если принял… Предателей в ордене не бывает. Никто с крестом на белом плаще не перейдет к язычникам. Вынесет голод и жажду, устоит под пытками и, умирая, будет славить Господа. Борьба с язычниками жестока и стоит крови. А также – золота. Плесков – ворота к неисчислимым богатствам. Если орден овладеет городом, русские князья станут сговорчивыми. Возможно, отринут схизму и примут истинную веру. Тогда и литовские хищники покорятся. Никому не устоять. Даже татарам, при воспоминании о которых бледнеет и холодеет Европа. Орден давно смотрит на восток, но без успеха: слишком мало сил. Если захватить Плесков, успех придет. Плесков – вольный город, сам избирает себе правителей. У великого князя Руси нет на него ленных прав, никто не станет выгонять захватчиков. Плесков не станет casus belli – поводом к войне. Русским князьям не до того: собирают дань татарам. Поворчат, успокоятся, приедут договариваться. С ландмейстером говорить им не с руки, но в Плескове сядет русский князь или литовский, что без разницы. Литва – та же Русь, крещеные князья не первый век женятся на русских, в их жилах мало литовской крови. Говорят по-русски, и обычаи те же. Внешне ничего не изменится. Плесковом правит вече и боярская старшина, дружину водит князь. Вече и старшину заменит орден, князь останется. Каков замысел! Будущий князь Плескова предпочел девку…

– Как выбрались из Сборска? – спросил Готфрид.

– Путила вывез! – воспрянул Казимир. Похоже, ландмейстер сменил гнев на милость. – Прятал нас с Жидятой три дня, а после уложил в повозку, завалил кулями с шерстью. На воротах не обыскивали – купца в Сборске чтят. Никто не ведает, что служит ордену. В бытность мою князем его не привечал.

«Хоть на это ума хватило!» – подумал Готфрид.

– Путила разведал о Богдане, – продолжил Казимир. – Летает на птице из дерева и железа, птица трещит и воняет. Плюется огнем. Одним плевком вышибла ворота, треском убила кметов на стенах. Богдан – великий колдун, с ним чародейка-язычница.

Ландмейстер кивнул – наслышан. Донесли. Намного раньше, чем Казимир появился в Вендене. Лазутчиков у ордена хватает.

– Капитан наемников перешел на службу к Богдану.

Готфрид поднял бровь.

– Перешел! – подтвердил литвин. – Конрад встал на площади и закрылся щитами. Но Богдан поразил двоих солдат, пригрозил убить всех. Пред его жезлом, мечущим смерть, устоять невозможно. Конрад присягнул, чтоб уцелеть. Поклялся служить до Рождества Богородицы.

«Наемник не глуп! – оценил Готфрид. – Наверняка пронюхал про наш поход, знает время выступления. Русским от него пользы никакой – нападать на Сборск сейчас некому. А вот после Рожества Богородицы… Славно! Рота латников – в переходе от Плескова, к тому же содержится за счет русских!»

Морщины на лице ландмейстера расправились. Теперь он знал, что делать.

– Поскачешь в Плесков! – велел Казимиру.

Лицо литвина исказилось.

– Довмонт казнит меня!

– За что?

– Служу ордену!

– Кто знает?

– Княжна!

– Ты ей сказал?

– Нет! Догадаться нетрудно. Наемники…

– Князь может нанять кого угодно, – сказал Готфрид. – В чем тебя упрекнуть? Усмирял Сборск? Так город взбунтовался! Привел иноземных солдат? Твое право! Посадил княжну под замок? Подбивала народ