Добравшись до первой кучки деревьев, самых обычных, но долгожданных карликовых берез, отряд Шефа обрел новые силы. Шеф приказал лыжникам не отделяться от отряда, беспокоясь, чтобы никто не пропал из виду.

– Мы войдем в лесок, расположимся там, – сказал он. – Сможем развести огонь и сварить обед. По крайней мере, будем в укрытии.

Словно в ответ на его слова, стрела из-за деревьев ударила в затылок ковыляющего на лыжах Виферта. Тот рухнул как подкошенный, умерев прежде, чем коснулся земли. Мгновеньем позже воздух наполнился пением стрел, за деревьями замелькали перебегающие фигуры, они не высовывались больше чем на мгновенье, подбадривали друг друга на каком-то неизвестном языке.

В отряде Шефа было много опытных воинов. Они немедленно залегли, собрались в неровный круг, пытаясь найти прикрытие. Но стрелы сыпались со всех сторон. Бьющие не слишком сильно – Шеф увидел, как Кеолвульф поморщился и вытащил из бедренной мышцы стрелу, по-видимому, без большой натуги, – но смертельные при попадании в горло или в глаз. Стрелки подобрались совсем близко.

– Фрита, – крикнул Шеф, – доставай арбалеты. У кого есть луки, стреляйте, только если полностью уверены, а не просто так. У кого нет луков, лежите и не высовывайтесь.

Щелкнул взведенный Фритой арбалет. Кутред по собственной инициативе встал сзади Фриты, щитом отражая стрелы и прикрывая спину арбалетчика. Фрита выбрал ствол дерева, за которым прятался финн, подождал, пока тот высунется со своим луком. И спустил крючок.

Финн отлетел назад, пущенная с тридцати ярдов стрела ударила его в грудь, вонзившись по самое оперение. Стоявший в десяти шагах Пирууси с изумлением воззрился на нее. Норманны не были лучниками! Да и лука он не заметил. Племя Пирууси не имело воинственных традиций, они не искали славы. Они сражались, как волки, как налетчики. Если жертва оказывает сопротивление, лучше отойти, выждать. Финны отступили, по-прежнему перекликаясь и пуская стрелы.

– Что ж, с ними вроде бы легко справиться, – сказал, поднимаясь, Шеф.

– Подожди, пока мы попытаемся уйти отсюда, – откликнулся Кутред.

Через несколько часов, когда до прихода темноты еще оставалось немного времени, ситуация стала ясна. Отряд Шефа потерял двух человек убитыми – теперь им приходилось нести с собой три трупа – и с полдюжины получили легкие ранения. Угроза арбалетов удерживала финнов на расстоянии, но Шеф полагал, что из выпущенных стрел, числом около дюжины, лишь одна-две возымели нужное действие. Стрел оставалось не так уж много, а финны были великие мастера подкрасться, выстрелить и скрыться за деревьями. Сейчас отряд зашел глубоко в лес, и долгожданное укрытие оказалось западней. На открытой торфяной пустоши, которую они покинули, их далеко бьющее оружие решило бы дело. Виды на ночь были невеселые. Пора валить деревья, делать засеку. Хорошо хоть, что они наконец-то могли развести костры.

Едва первый дровосек ударил топором по березе, Шеф заметил закрепленный на ее ветвях сверток. Он пригляделся. Длинный сверток. Слишком длинный сверток.

Он показал на него Торвину, который прятался от стрел рядышком.

– Что это?

Торвин взялся за бороду.

– Я слышал, что здесь, где земля зачастую слишком мерзлая, чтобы хоронить покойников, их вместо этого поднимают на деревья.

– Так мы у финнов в храмовой роще?

– Ну, храма здесь, наверное, нет. Просто погост.

Шеф отозвал дровосека, поискал глазами другие свертки на деревьях.

– Разводите костер, – велел он. – Большой костер. Может быть, они заплатят выкуп за своих покойников.

Пирууси, глядя на пришельцев, снова засмеялся. Огонь, который развели норманы, высвечивал их, делал легкой мишенью для ночной стрелы. Да, но ведь это его собственную бабушку снимают с ее дерева! Что они хотят сделать с нею? Неужели сжечь? Сожженный покойник лишается в другом мире своего тела, может вернуться в мир живых и преследовать своих нерадивых родственников. С его бабушкой и так хватало неприятностей, пока она была жива.

Пора, подумал Пирууси, пуститься на хитрость. Он отбежал от запряженных оленями саней, которые пригнали, чтобы увезти убитых, сломал ветку, на которой еще оставались листья, и помахал ею в знак желания вести переговоры, опасливо ожидая выстрела из загадочного оружия, которое было пущено в ход норманнами.

Шеф увидел, что человек в кожаной куртке и штанах машет веткой, и даже в такой момент с завистью отметил прекрасно выделанную кожу – жены Пирууси много дней жевали ее, чтобы добиться такой мягкости. Он заметил опасливую готовность финна отскочить, отвел в сторону арбалет Фриты, сам сломал ветку и немного вышел вперед.

Финн стоял ярдах в десяти. Пока Шеф раздумывал, на каком бы языке с ним общаться, тот сам решил проблему, заговорив на чистом, хотя и отрывистом норвежском.

– Вы, – крикнул он, – зачем жечь? Зачем валить деревья, зачем снимать стариков? Вы их сожжете? Они вам не вредят.

– Зачем стрелять в нас? – ответил Шеф в том же духе. – Мы вам не вредим. Вы убили моих друзей.

– Вы убили моих друзей, – откликнулся финн. Уголком глаза Шеф отметил какой-то промельк, движение от дерева к дереву слева от себя. И справа от себя. Финн снова заговорил, стараясь отвлечь его внимание – пока другие окружали его с обеих сторон. Они пытались захватить заложника, а не вести переговоры. Может выйти неплохо, если они действительно попытаются. Если Шефу удастся отвлечь боем двух или трех из них, Кутред кинется ему на выручку. Берсерк может достаточно напугать финнов, чтобы они предпочли свободно пропустить отряд через свои земли. И конечно, не исключено, что он, Шеф, в этой стычке погибнет.

В лесу двигалось еще что-то. Не по сторонам, а прямо сзади ведущего переговоры финна. Позади себя тот оставил свои сани и двух впряженных в них оленей. Животные стояли спокойно, стараясь отщипнуть с земли комочек лишайника или мха. Но позади них явно был еще кто-то.

Шеф не поверил своим глазам, когда из-за карликовой березы появилась туша Эхегоргуна. Он не мог там прятаться. Комель дерева был от силы в один фут толщиной, едва ли толще, чем одна рука Эхегоргуна. И все же тот как ни в чем не бывало смотрел на Шефа, очевидно, желая сообщить о своем присутствии. Через мгновенье его уже там не было. В любом случае, недоумевал Шеф, много дней и недель они пересекали открытые пустоши, где видна каждая птица и травинка. Как Эхегоргун мог выследить их? Даже олени его не заметили. Они спокойно продолжали пастись.

Финн заметил целеустремленный взгляд Шефа.

– Хо-хо, – заухал он. – Старая шутка. «Оглянись, Пирууси, что там такое?» Я смотрю, а твои люди стреляют, стреляют.

Эхегоргун тихонько подошел к одному из пасущихся оленей, положил ему на голову свою огромную лапу и ласково свернул шею. Ноги оленя сразу подкосились, он завалился вперед, на мгновенье аккуратно придержанный Эхегоргуном. Тот подошел ко второму оленю, так ничего и не заподозрившему, и с той же ловкостью и неторопливостью свернул шею и ему.

А потом он исчез, растворился в тенях берез, будто его и не было, оставив как знак своего появления лишь двух мертвых животных.

Пирууси вдруг понял, что Шеф его не видит, и обернулся, словно ужаленный. Увидел двух своих оленей бездвижно лежащими на земле. Глаза его раскрылись, челюсть отвисла, он повернулся к Шефу с выражением ужаса и недоверия на лице.

Шеф отвернулся и выразительно посмотрел на подкрадывающихся к нему с обеих сторон финнов, крикнул Фрите с помощниками, чтобы держали тех под прицелом. Предостерегающе указал на приблизившихся арбалетчиков. Затем подошел к Пирууси, склонившемуся над своими мертвыми оленями.

– Как ты это сделал? – спросил Пирууси. Неужели старый Пехто, мошенник он или нет, был прав? Есть ли у этого странного человека с одним глазом и со старым копьем в руке какая-то колдовская власть?

Он ощупал сломанные шеи своих олешков, своих драгоценных бегунов, и снова спросил: