– Отлично. Выйдешь из поезда с другими лыжниками и увидишь местного человека, очень высокого, с черной повязкой на глазу. Это твой связной. Пойдешь за ним, а дальше он знает.
– А ты что будешь делать?
– А я вернусь назад. Поезд в семь утра. Здесь я больше не нужна.
– Да ты что!
Она улыбнулась, тепло, как никогда прежде.
– Выключи свет и раздвинь шторы. Сегодня полнолуние, красотища невообразимая.
Он послушался. В бледном свете луны белый ландшафт казался еще белее. Тени, темнота, снег… Ян обернулся, услышав шорох, и увидел Сару – лунный свет заливал ее всю. Упругие круглые груди, которые он видел тогда лишь мельком, тугой живот, пышные бедра, длинные ноги… Сара протянула руки, и он привлек ее к себе.
Глава 12
– Так мы с тобой не выспимся. – Он легонько провел пальцем по контуру прекрасной груди, любуясь ее телом в лунном свете, струившемся из окна.
– Мне много и не нужно. А ты еще успеешь поспать, когда я уйду, у тебя поезд только в полдень. Я тебя поблагодарила за то, что ты помогаешь нам спасти Ури?
– К чему слова, когда есть другие способы… А кто такой Ури и почему он так важен?
– Сам по себе он не так уж важен. Важно, что произойдет, если Безопасность узнает, кого они взяли. У него легенда – итальянский моряк. Легенда хорошая, но рано или поздно они узнают, что это фальшивка. Тогда допросы пойдут всерьез, и уже ничем нельзя будет помочь. Они обязательно дознаются, что он израильтянин.
– И что тогда?
– Тогда катастрофа. Внешняя политика нашей страны требует строгого невмешательства. Никаких контактов, кроме официальных каналов. Но некоторые из нас, во внешней разведке, смотрят на это по- другому. По долгу службы мы обязаны знать, что творится вокруг, чтобы защищать свой народ. И когда мы увидели, на что похожа ваша жизнь, – трудно стало хранить нейтралитет. Нам было приказано не вмешиваться, да мы и сами понимаем, что любое вмешательство – это угроза нашей родине. Но все-таки вмешались. Просто невозможно стоять рядом и ничего не делать.
– Я стоял рядом и ничего не делал всю жизнь.
– Но ты же не знал. – Сара приложила палец к его губам и прильнула к нему всем телом. – А теперь ты кое-что делаешь…
– О да, теперь конечно! – прошептал он, обнимая ее. И заглушил поцелуем ее смех.
Когда Сара одевалась, собираясь уходить, Ян лежал и молча смотрел на нее. Ему казалось, что теперь он уже не сможет заснуть – однако заснул. А когда проснулся – сиял яркий день и свирепо хотелось есть. Завтрак не посрамил шотландской кухни, копченая рыба была превосходна; Ян чувствовал себя в прекрасной форме и, одеваясь, насвистывал. С момента приезда в Шотландию его жизнь больше похожа на отпуск, чем на отчаянную попытку спасти чью-то жизнь. А может быть, и целую страну. Но пока были только слова, действительность еще не обрушилась на него…
Поездка в дребезжащем и лязгающем поезде ничуть не изменила его настроения. Среди пассажиров было несколько местных жителей, но явное большинство составляли отдыхающие лыжники, заполнившие вагоны многоцветием одежды и весельем. Из рук в руки передавали бутылки. Люди входили и выходили на каждой станции, и вряд ли кто-нибудь обращал внимание на Яна в этой дорожной суете.
Ближе к вечеру небо потемнело, посыпался мелкий снег. Это слегка подпортило Яну настроение, а когда он забрал в Форсинаре из багажного вагона свои мешки и лыжи – жгучий ветер выдул из него последние остатки веселья. Вот-вот начнется их отчаянное предприятие.
Связного он заметил сразу: темное пятно среди пестрых, ярких спортивных костюмов и курток. Ян бросил поклажу на снег и опустился на колено, якобы застегивая крепление. Поднявшись, пошел мимо станции, следуя за могучей фигурой связного. Сначала вдоль дороги, потом в лес, по протоптанной среди деревьев тропе, и вышел на поляну, которую не было видно со стороны дороги. Связной его ждал.
– Как мне тебя называть? – спросил он, когда Ян подошел ближе.
– Билл.
– Ага. А я Брэкли, и это не подпольная кличка, и мне плевать, если кто об этом знает. Я свой срок оттянул и глаз там оставил, чтоб никто не сомневался. – Он ткнул пальцем в черную повязку. Ян рассмотрел сморщенный шрам, пересекавший щеку и лоб и уходивший под вязаную шерстяную шапку, натянутую почти до бровей. – Они уже много лет хотят прикончить старого Брэкли, но не получается пока. Мерзнешь?
– Не очень.
– Это хорошо. А если бы и мерз – все равно. Пока не стемнеет, машина не придет. Ты про трудовые лагеря что-нибудь знаешь?
– Мало. Почти ничего. Знаю только, что они существуют.
Услышав этот ответ, Брэкли хмыкнул и кивнул головой. Потом вытащил из кармана плитку прессованного табака и откусил.
– Как раз этого им и надо. – Жуя табак, он говорил не очень внятно. – Если ты не такой, как все, – тебя, значит, сюда. Может, и на десять лет, лес валить. Для здоровья полезно, если только караульщикам поперек не встанешь. А то вот, – он снова ткнул пальцем в повязку, – или еще похуже. Можешь и вовсе жизни лишиться, им плевать. А когда срок оттянешь – оказывается, что тебе еще такой же срок надо отработать здесь же, на поселении, чтобы дымком не баловался, значит. А работы-то и нету, кроме как овец пасти. Вы там – ты уж меня прости, ваша честь, – небось любите кусочек мясца зажевать, верно? А здеся у несчастных пидарасов все задницы напрочь отморожены, чтобы вам того мясца досталось. Так что десятка в зоне да после еще столько же при овцах – большинство и не возвращается обратно на юг. А тем и хорошо, у них, вишь, рыла не замараны – могут, значит, и на юге оставаться. Хорошую систему придумали, отлично работает.
Он сплюнул – на снегу расплылось большущее коричневое пятно.
– А бежать нельзя? – спросил Ян.
Становилось холодно, и он начал притопывать, чтобы хоть как-то согреться.
– Из зоны-то выбраться можно. Там пара ниток колючки, всего и делов. А дальше-то что? Вокруг ни души, на дорогах патрули, в поездах тоже. Выбраться на волю не штука, а вот остаться на воле… Вот тут и входит в дело старый Брэкли, с ребятами своими. Мы уже свое отсидели, теперь на свободе, но с Нагорья, значит, нам дороги нету. Они думают, пока мы здеся – так от нас никаких хлопот. Но если кто через забор пролазит – то сразу к нам, так что хлопот от нас порядком. Потом мы беглых отсюдова переправляем на юг. Как по подземке. Передаем их вашим. Нынче вам какой-то особенный понадобился, из камеры аж самой Безопасности. Непросто это будет.
– Я подробностей не знаю.
– Я знаю. В первый раз нам пушки дали, прежде не случалось. После такого дела тут все надолго заглохнет. Как только достанем того мужика, разбежимся по своим фермам и заляжем надолго. Чуть башку высунешь – сразу снесут. Небось важная птица.
– Важная.
– Вот и я так слыхал. Давай-ка карту глянем, пока совсем не стемнело. Мы теперь вот здеся. – Он ткнул большим пальцем, на пальце шрам. – Как стемнеет, поедем примерно вот сюда. На карте не видать, но тут у них охранная полоса. Дальше пешком, чтоб не разобрать в темноте, лось или олень. Да они и не смотрят. Им важно, чтоб оттудова никто, а туда – пожалте. До сих пор еще не находилось дураков, чтоб в зону прорываться. Мы на снегоступах пойдем. А ты на своих модных лыжах?
– Да, мне на них удобнее.
– Ну как знаешь. Кореша вашего вытащим на нартах, так быстрее будет. Потом обратно на вездеход, назад на дорогу, вездеход в озеро, а сами по домам. И шито-крыто.
– Вы ничего не забыли?
– Никогда! – Он так дружески хлопнул Яна по спине, что тот едва устоял на ногах. – Здеся, где лыжники дорогу переходят, как раз много следов. Даже если нового снега не будет, они все равно не смогут твой след взять, следов тут навалом и во все стороны. Так что ты с другом вали на запад. У вас будет, по крайней мере, восемь часов темноты, а то и все десять, пока вас начнут искать. На это время вы их
