малость подкорректировать.

Весь секрет — в почтительности, независимо от того, что ты на самом деле думаешь. Главное, что ожидает от тебя любой старик из Уэст-Пойнта, — это сыновью почтительность. Чем выше звание — тем больше отеческого желания поучать. Все остальное — техника: почаще вворачивать «сэр» и не драть нос от того, что попал в офицерский круг. На таких смотрят косо.

Почтительность — но безо всякого подобострастия. Почтительность, приправленная шармом, — вот в чем соль. Чего-чего, а шарма Уинчу не занимать: он не толкался за дверью, когда его раздавали. Готовясь к атаке на полковника Стивенса, он собрал все свое искусство нравиться. Так он теперь всегда действовал, с тех пор, как поднялся в разреженную атмосферу, где обитают привилегированные.

— Он, как я понимаю, вместе с вами воевал? Кажется, на Гуадалканале? — спросил его Стивенс.

Полковник стоял, опершись на стойку, и вообще держался по-свойски. Он любил наезжать сюда из Люксора: в командовании Второй армии у него были старые добрые знакомые по Уэст-Пойнту.

В крайних обстоятельствах Уинч был не прочь и соврать. В известном смысле вся его биография складывалась из вранья.

— Точно так, сэр, на Гуадалканале. Но ранило его на Нью-Джорджии.

Стивенс кивнул. Это уже кое-что.

— Многих, конечно, наших ребят зацепило, — добавил он, вздохнув. — Одних на островах, других — на континентальных театрах.

— Совершенно верно, сэр. И большинство не сразу приходит в себя.

— Да, но он уж слишком… Так в чем ваша идея, Март? — спросил Стивенс, беря бокал и улыбаясь. — Вы не возражаете, что я называю вас по имени? Я много слышал о вас.

— Это большая честь для меня, сэр, — не замедлил отозваться Уинч, выдавая самую широкую, самую обаятельную улыбку, какую был способен изобразить, не причиняя вреда своим челюстям. — Я о вас тоже много хорошего слышал, сэр, иначе не решился бы обратиться к вам. Идея в том, что мне не хочется терять опыт этого парня и его смекалку. Это — если коротко.

— Да-да, конечно, — произнес Стивенс. — То, что вы говорите, очень важно. Я тоже не хочу губить хорошего солдата. — Он покачал головой. — Но я считаю, что мне не стоит вмешиваться. Не думаю, что это мое дело.

— Конечно, нет, сэр! Никто и не просит вас вмешиваться. Я — тем более. Просто мы, кадровые военные, видим, что майор Хоган — замечательный гражданский специалист, всем это известно, но… как бы это получше выразиться… проявляет излишнее рвение.

До чего смешно, когда накрутишь себя и начинаешь говорить по-ихнему, на их языке. То же самое вроде скажешь, но — иначе, не впрямую. И гляди в оба, чтобы не переборщить, а то попадешься.

Стивенс улыбнулся, потом невольно засмеялся, но, спохватившись, даже покраснел немного и закашлялся.

— По всему видно, что майор Хоган — не из кадровых военных, — постепенно нажимал Уинч. — И подхода к кадровым у него нет.

— Ваш Лэндерс тоже ведь не из кадровых, не так ли? — возразил полковник.

— Так точно, сэр, не из кадровых. Зато три с половиной года в колледже проучился, и поэтому тоже жалко его гробить. Да и обстрелянный уже, не то что призывники. Сам, кстати, в армию записался, не по набору.

— Даже и не знаю, что с ним делать, — сдвинул брови полковник. — Из колледжа, доброволец… Тем более мог бы воздержаться от выходок. Особенно в такое время. — Он испытующе поглядел на Уинча.

— Да он, пожалуй, и не знает, что готовится что-то особенное, сэр.

— Знает, все знают. Даже моя жена. — Полковник закусил губу, но затем сдержанно рассмеялся. Однако глаза у него посерьезнели. — При мне в госпитале только два суда было, и оба дисциплинарные.

— Понимаю, сэр, но есть и другие способы. Вы могли бы, например, разжаловать его в рядовые.

Стивенс поставил пустой бокал на стойку. Уинч тут же сделал знак бармену-военнослужащему подать еще. Полковник приподнял руку и отрицательно помотал головой. Уинч тем не менее кивнул бармену: давай, мол, неси.

— Охотник найдется, если вы не хотите, сэр.

— Вы-то сами не употребляете?

— Нет, сэр, не могу, — сказал Уинч, расплывшись. — Врачи запретили. В таких случаях обычно говорят: не тянет. Не верьте. Тянет, еще как тянет!

Старик негромко фыркнул.

Бармен принес бокал, но Уинч отступил на шаг и сделал жест в сторону зала. Помещение уже заполнялось офицерами, становилось шумно и дымно.

— Я не задерживаю вас, сэр? Мне не хотелось бы отвлекать вас. — Уинч врал без зазрения совести.

— Нет, нет, продолжайте, — сказал полковник. — Я готов выслушать ваши доводы.

— Особых доводов и нет. Я просто думал, что вы можете разжаловать его — и дело с концом. Он — сержант, я сам его представлял. Был у меня ротным писарем… Пока батальонный не увел его и не сделал своим сержантом по связи. — Уинч осклабился и не то чтобы подмигнул полковнику, но едва заметно сощурил на миг глаз так, чтобы не понять, подмигивает он или нет. — Как раз за несколько дней до того, как его ранило. Батальонный даже не успел повысить его.

— Боюсь, что у меня нет такого права, — неуверенно произнес полковник. — Я не командир части, а начальник госпиталя. Раненые в моем подчинении временно. Надо обращаться в Вашингтон.

— И все-таки это лучше, чем военный суд, сэр.

— Да, пожалуй, — согласился Стивенс с улыбкой. — Но в чем идея? Я что-то не улавливаю идеи, мистер Уинч.

— Нет у меня идеи, сэр. Просто хочется спасти парня. — Уинч помолчал, рассматривая свой бокал с грейпфрутовым соком и кубиками льда. — По правде говоря, несколько странно, что первый лейтенант, который был втянут в драку, не счел нужным предъявить обвинение.

Стивенс пристально смотрел на него.

— И в самом деле, странно, вы правы. Он действительно ничего не предпринял. М-да…

— Вы его не вызывали, сэр?

— Что? А-а, нет, не вызывал. Пожалуй, надо это сделать.

Уинч выпил до дна набивший оскомину сок и, поставив бокал, сказал, глубокомысленно уставившись в одну точку:

— При сложившихся обстоятельствах… это вы неплохо надумали, сэр.

На том они и покончили. Уинч в точности знал, когда надо закрыть тему. Полковник сам пообещал, что завтра же поговорит с лейтенантом. Потом сказал с хитроватой усмешкой:

— Знаете что, Март? Я хотел бы иметь такого командира, как вы. Одно время у меня был такой.

— Благодарю вас, сэр. Это очень великодушно с вашей стороны, — сказал Уинч и, по крохам собрав все свое смирение, которым в их глазах должны обладать такие, как он, вложил его в обаятельнейшую и почтительнейшую улыбку. Единственное, о чем он подумал в этот момент, — как бы поскорее выкатиться отсюда к чертям собачьим.

— Вы никогда не пробовали получить офицерское звание? — поинтересовался полковник.

— Нет, сэр, не пробовал. А сейчас, наверно, здоровье не позволит, — сказал он бодро. — Ну, получу второго лейтенанта, и будут меня шпынять кому не лень. А сейчас я шпыняю.

Стивенс засмеялся.

— Пожалуй, вы правы.

— Я тоже так думаю. — Уинч старательно держал лучезарную улыбку.

Выйдя из клуба, он побрел под моросящим зимним дождичком к своему малолитражному «доджу», затерявшемуся посреди большой заасфальтированной стоянки, только что разбитой у клуба. Он был измочален, как после футбольного матча. Колени у него дрожали. Он включил дворники и сидел, не двигаясь, счастливый, что не надо улыбаться и изображать жизнерадостность. Огни из окон клуба поблескивали на мокром асфальте и язвительно переливались в каплях на ветровом стекле, обещая покой