волк, почему бы и нет? Тогда картинки Василия Валентина сразу наполняются смыслом. Ведь ни Бог, ни природа никогда не работают на человека. Петуха ест лисица, лисицу сжигает огонь, но и сам огонь может быть пожран восставшей из пепла лисицей…

Ключ! Ключ!

Разве Джек Берримен не поймет моего послания?

Кажется, я нашел.

Выбора у меня все равно не было. Малайцы негромко переговаривались в нескольких шагах от меня. Я слышал: кагат кабур… У меня было очень немного времени. Я хотел успеть.

— Баркли… — шепнул я, наклоняясь к соседу. — Это район, не очень известный, но найти его нетрудно, даже в таком городе как Нью-Йорк… Вилла “Туун”… Тоже легко запоминается, правда?..

Мой сосед молча, не торопясь, кивнул.

— Если меня уведут, — шепнул я, — найдите виллу “Туун”… Там будет Джек, он встретит вас как друга… Так и зовите его — Джек… Скажите, что видели меня… Скажите, я нашел…

— Нашли? — непонимающе повторил мой сосед, — Что нашли?..

По-моему, растерянность я разыграл убедительно. Я нес вроде бы чепуху, но за чепухой этой что-то стояло.

— Джек, — повторил он, запоминая. — Это ваш брат?

Я кивнул, тоже растерянно.

Еще никогда ложь не приносила мне такого удовлетворения…

— “Туун”… Вилла “Туун”… Вас примут как своего… Боюсь, сам я не смогу вас там увидеть…

— Не торопитесь, — медлительно произнес мой сосед. — Вас пугает этот малаец, маленький малаец Пауль… Забудьте о нем, он умрет скоро…

Я ошарашенно воззрился на Шеббса (если это был он). Я не посмел даже его переспросить. Да и не успел. Коричневые братцы быстро и ловко подняли меня на ноги. Мы шли по проходу мимо спящих заложников, и я не имел времени даже обернуться. Я разминал руки, я собирал силы. В хорошей драке, я знал толк в этих делах, легче уцелеть, чем в томительном, бессмысленном ожидании.

Меня ввели в вагон, приспособленный малайцами под их штаб. Окна этого вагона тоже были заклеены газетами. Несколько малайцев, среди них Роджер, сидели на корточках вокруг поставленного на пол полевого телефона, явно переданного в поезд солдатами.

— Сейчас он встанет у окна, он снимет с окна газету, — сказал Роджер в телефонную трубку. — Он подтвердит все то, что мы уже заявили вам.

— Подойди к окну! — крикнул мне Пауль. Он стоял в углу, я не сразу его увидел.

— Я подойду, а они всадят в меня разрывную пулю.

— Они предупреждены. Они не будут стрелять, — вмешался Роджер, не оставляя телефонной трубки. — Только делай все не торопясь, осторожно.

Не торопясь, осторожно, как мне и было сказано, я подошел к окну и, шурша, содрал с него газетный лист.

Утренний свет был неярок, я увидел красные осенние деревья и далекую линию гор — голубую, размытую туманом. И увидел фигурки солдат, перебегающие за деревьями.

— Опусти стекло, — подсказали мне сзади.

Я опустил стекло. К счастью, раму не заело, мне не пришлось ее дергать. Я знал, что все автоматы и снаружи и внутри вагона направлены сейчас на меня.

Я жадно вдыхал влажный утренний воздух. Я предпочел бы сейчас лежать где-нибудь в траве за самым толстым деревом.

— Крикни им, что мы настроены очень серьезно, — негромко приказал Роджер. — Крикни им, что заложников много, что если они не дадут нам то, что мы требуем, мы начнем расстреливать заложников. Мы начнем расстреливать их одного за другим через каждые три часа.

Я крикнул. Меня услышали.

Резкий мужской голос, усиленный мегафоном, подтвердил: они меня слышат.

— Нас, заложников, много, — крикнул я. — Они угрожают нас расстрелять, если вы не выполните их требований. Троих они уже расстреляли. Они угрожают расстреливать нас друг за другом через каждые три часа.

— Да, да, — спокойно подсказал мне из-за спины Роджер. — Так и говори: через каждые три часа.

— Они настроены очень серьезно, — крикнул я.

И, обернувшись, сказал Роджеру:

— Это бессмысленно. Если смерть трех человек не заставила власти пойти нам навстречу, почему бы им не пожертвовать и остальными?

Малайцы быстро и негромко заговорили. Я не понимал их птичьего языка. Я стоял у открытого окна, вдыхал влажный утренний воздух и не без удовлетворения думал, что если меня все-таки шлепнут, этот странный человек в долгополом пальто не сможет не разыскать Джека Берримена. Виллу “Туун” мы держали как раз для таких экстренных случаев. Если этот Шеббс, или кто он там, придет к Джеку и от моего имени скажет: я нашел, Джек его уже не отпустит…

— Убедите их, пусть они не торопятся, — услышал я голос, усиленный мегафоном. — Нижний перевал завалило, его сейчас расчищают. Автобус и все прочее будет здесь часа через три. Постарайтесь их убедить.

Я повторил услышанное малайцам. Впрочем, они и сами все слышали. Они недоверчиво покачали головами.

— Крикни им, чтобы они поторопились, — сказал мне Роджер. — Мы не хотим ждать. Нам плевать на ваши перевалы. В конце концов, нас устроит и армейский вертолет, разумеется, с пулеметами. Крикни им, что через каждые три часа мы будем расстреливать очередного заложника, а потом взорвем поезд и себя. Мы устроим такую бойню, что вас и через много лет будут презирать за нее.

Он неудачно привстал, на мгновение попав в створ открытого окна, и пуля тотчас разнесла в щепы подлокотник кресла. Роджер улыбнулся.

— Автобус скоро придет, — сказал я ему как можно спокойнее. — Все условия будут выполнены. Надо лишь подождать.

………белые зубы, свежее дыхание весьма уместная реклама для общества, четвертые сутки находящегося в запертом заминированном вагоне.

Малаец Йооп, похожий на крохотную обезьяну в берете, сидел в углу и негромко молился. Слова молитвы он произносил по-малайски, щебетал негромко, никто ему не мешал. Зато Пауль нервно и злобно скалился, не вступая, впрочем, в пререкания — люди слишком были измучены. Фермеры, вытащив из-под сиденья плетеную корзину, экономно раздавали заложникам последние сохранившиеся у них яблоки.

Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, вдруг сжал ладонями виски. “Что пользы человеку от всех его трудов?..”

Мне послышалось?

“Всему свой час, и время всякому делу…”

Нет, мне не послышалось. Триммер цитировал, цитировал “Книгу Екклесиаст”. “Время родиться и