когда-нибудь недоуменно, со своей не-дссякающей любознательностью, будь она проклята! — поднимешь его и глубоко — Сократ! Мыслитель!!! — задумаешься, и тогда явится один из твоих родственников, или еще кто-нибудь умерший или неодушевленный, будь то сын, мать-старуха, жена, невеста, сиамская кошка, любимое кресло или черт знает кто там у тебя еще, и ты вдруг поймешь, что безумно его любишь, обожаешь просто до беспамятства, безрассудства, и тебе страшно захочется обнять этого старину, дряхленький фамильный буфет или обшарпанный родной дом, прижать его, причем обязательно к животу… ну, а как тело постепенно нальется металлом, и ты станешь стальным и звенящим, — этого удовольствия ты уже не ощутишь.
Барт приподнялся и внимательно осмотрел котловину. Вот одно вороненное исковерканное пятно, а вот еще одно. Если хорошенько, как следует поискать, то тут можно найти с десяток трупов симбиотов. И все они будут без эволюционных ящиков. Это так же верно, как и то, что не всем повезло столкнуть робота в котловину, и что где-то близко за скалой, возможно, за этой, с ржавыми потеками, распластался человеческий скелет. Белый, сахарный, отполированный солнцем и дождями, мухами, он лежит лицом вниз, костяшками пальцев вцепившись в трещину между камней и хочет пить. И есть. А рядом стоят только несколько новеньких банок. Из последней партии…
Барт вздрогнул. Из котловины послышался чей-то крик. Он прислушался.
— Па-а-па! — снова резанул крик.
Он бросился к обрыву. Внизу, на осыпи, радостно подпрыгивал мальчуган, размахивал руками и звонко кричал.
— Джимми… — с ласковым недоверием прошептал Барт и сразу же завопил: — Сейчас!
Где-то уже в подсознании рассудок прошептал: — “Но…” — и захлебнулся счастливым возбуждением. Галопом спуститься вниз, ребячась, с поддавками побороться, наперегонки сбегать к озеру, нырять, играя в пятнашки до посинения, затем лежать на горячей гальке…
— Сейчас, Джимми! — махнул он вниз рукой и, обернувшись, схватил банку с черной икрой. — Я ведь никогда еще… — Он осекся и посмотрел на банку. — Тьфу ты! И надо же…
Банка полетела в сторону, а он начал быстро с уступа на уступ, спускаться в котловину. Рискуя свернуть себе шею…
Днем.
И ночью.
В пятидесятиградусную жару и сплошной тропический ливень, в шторм, когда соленая пыль прибоя долетала до тропы, протоптанной в прибрежных скалах, он не спеша, но и не останавливаясь, неторопливо шагал вокруг острова.
Два часа — круг.
Восемь километров — круг.
Десять тысяч шагов.
Его тяжелые остроносые полусапожки с самонарастающей металлоорганической подошвой мерно крушили попадавшиеся на его пути консервные банки: жестяные, стеклянные, пластмассовые. Томатный сок с приглушенным звяканьем хлюпал из стеклянных, пластмассовые взрывались пивом и молоком, из жестяных, ржавых и новеньких, брызгали консервированные фрукты, чавкала тушеная говядина и свиные фарши, фыркали разноцветные желе. Когда на его пути попадалась большая жестяная банка с черной этикеткой, где-то в подсознании шевелилась мысль: “А ведь я еще никогда в жизни не ел черной икры…”. Он наступал на банку, она стреляла блестящими клейкими горошинами, и он шел дальше.
Два часа — круг.
Восемь километров — круг.
Десять тысяч шагов.
В пятидесятиградусную жару, сквозь сплошной тропический ливень.
Днем.
И ночью.
Борис Зеленский
Экспонаты руками не трогать
Как только человек осознал себя человеком, он обратил взор к звездам. Только они могли ответить, уникален ли разум во Вселенной. Человек не хотел верить в свое одиночество. Он жаждал встречи с иными, пусть не похожими на него по облику существами, и эта жажда заставила его распахнуть двери в Звездный Мир, не решив до конца свои проблемы на Земле. Возможно, человек поспешил, отправив в космос посылку, не представляя, в чьи руки она может попасть…
Исследовательский зонд “Пионер-10” ушел к звездам со стальной пластинкой внутри. На ней были выгравированы схематические силуэты мужчины и женщины на фоне контура самого зонда, атом важнейшего элемента периодической системы Менделеева — водорода, и, самое главное, дано направление, откуда это послание отправлено. Адрес Солнечной системы был однозначно привязан к координатам четырнадцати пульсаров, самых надежных маяков Галактики.
Через десять лет после запуска зонд миновал орбиту Плутона и вышел в открытый космос. В конце XXI века по земному летоисчислению “Пионер” наткнулся на звезду-дикобраз. Человек не знал тогда, что эти звезды- входы-выходы темпоральных туннелей, пронизывающих межзвездный континуум, словно пустоты — головку голландского сыра. Теория “сырной” материи еще ждала своего первооткрывателя…
Чтобы достичь центра звезды-дикобраза, материальному телу необходимо было потратить уйму времени на преодоление чудовищных сил сжатия. Само же путешествие по темпоральному туннелю длилось всего лишь миг; ибо все звезды-дикобразы — суть проекции на наш трехмерный мир одного- единственного уникального явления природы — мембранной суперзвезды, находящейся в так Называемой Метавселенной.
Как известно, после возникновения галактического ядра в обычной вселенной остается много “строительного мусора” в виде космической пыли. В силу центробежных процессов эта пыль кружится вокруг ядра, вызывая эффект “пылевых рукавов”. Мельчайшие частицы материи, из которых состоят такие рукава, — самая грозная опасность для традиционных космических кораблей. Пылевая эрозия способна превратить их защитную броню в сито, особенно если корабль путешествует долгое время. “Пионеру” же подобная участь не грозила, так как его доселе прямолинейная поступь во славу человечества была искривлена тяготением звезды-дикобраза.
160 тысяч лет падал земной посланец к центру квазизвездного объекта в гордом одиночестве. Ни одной пылинки не мог он догнать в своем падении, как, впрочем, и пылинки не могли догнать его: материальные тела, попавшие в засасывающую воронку, двигаются с одинаковой скоростью относительно друг друга, будь то микрометеорит, ледяное ядро кометы или космический корабль. Но если пылевая эрозия не могла повредить корпусу зонда, его подстерегала иная опасность — принцип неопределенности выхода. Попав в темпоральный туннель, тело могло с равной вероятностью очутиться в любой точке обычной вселенной, ибо у темпорального туннеля один вход и бесчисленное количество выходов. Естественно, выходы располагались вблизи звезд-дикобразов и у них была одна особенность: покидая темпоральный туннель, объект как бы отгораживался от него полем отталкивания. Это действовал закон мембраны, пропускающей тела сквозь себя выборочно, в зависимости от вектора скорости.
Через 160 тысяч лет и один миг “Пионер” оказался на краю соседней галактики, в окрестностях
