и найти ничего не удалось.
– Сэр Лунин, а не добудете ли вы какой-нибудь дичи? – спросила княжна сразу после пробуждения. На высокий язык и на «вы» она переходила в особенно ответственные моменты.
– Водится ли здесь что-нибудь, княжна? – спросил я. – Кроме мышей, которых вы вряд ли будете есть, и лис, которых трудно поймать и которые довольно противны на вкус?
– Где-то, наверное, бродят кабаны, – предположила Валия.
– Но я не слышу их хрюканья и стука копытцев, – усмехнулся я. – На наш вертел они не торопятся.
– Что ж, пойдем дальше, – предложила девушка с тоской в голосе. – Точнее, поедем. На ваш велосипед я уже смотреть не могу.
– Напрасно. Мы проехали без малого двести километров. Пешком бы нам столько за такое время нипочем не одолеть.
– Да, да. – Валия раздраженно кивнула, скатывая плащ, чтобы положить его на раму.
Мне стало жалко девушку. Ей действительно трудно терпеть лишения без привычки. К тому же она очень молода. Пожалуй, нынешнее путешествие пойдет ей на пользу как правительнице. Она будет знать, что такое голод, что значит не иметь крыши над головой. И постарается, чтобы и еда, и кров всегда были у ее подданных. В этом я, зная характер Валии, не сомневался. А сейчас ее нужно покормить.
– Думаю, в паре километров отсюда мы найдем человеческое жилье, – заметил я. – Вчера вечером я слышал запах дыма и печеного хлеба…
– А я со своим насморком вообще ничего не чувствую, – призналась Валия и тут же спохватилась: – Что? Мы были совсем рядом с жильем, и ты не предложил купить хотя бы хлеба?
– Зато мы провели ночь спокойно, без боязни, что нас выдадут Лузгашу или попытаются ограбить. Это дорогого стоит. Поголодать ночь иногда даже полезно для здоровья…
– Не для моего здоровья, – хрипло прошептала Валия, протирая красные глаза. – К тому же там нас могли пригласить искупаться…
– В ручье, – усмехнулся я.
– Ну почему же?
– Да потому что они купаются именно там.
– А зимой? – протянула княжна, во дворце которой были, как я слышал, прекрасные бани с подогретыми бассейнами, саунами и ледяным душем. Купаться Валия любила.
– Да сколько той зимы? – рассмеялся я.
Анекдот был старым, но, видимо, сейчас его забыли. Княжна его прежде не слышала. И, поскольку нравы своих подданных она знала не хуже меня, смеялась долго. Некоторые крестьяне и охотники действительно опускались в воду только когда им нужно было перейти вброд реку. Те, кто сильно любил комфорт, откочевали за Врата столетия назад.
Мы сели на велосипед – грузить на него было уже нечего – и быстро доехали почти до самой деревни. Хотя нет, деревней маленькое поселение можно было назвать лишь с натяжкой – четыре дома, два амбара, одинокая коза, привязанный у дома ослик и несколько гуляющих по полю кур – вот и все хозяйство.
Велосипед мы оставили в овражке, среди густой травы. Он бы нас выдал, даже если местные жители понятия не имели, что это такое. Описать диковинную машину они сумеют. И нас сразу вычислят. А появление двух путников в такой глуши – явление выдающееся, но только для людей, живущих в хуторке. Мало ли оборванцев шатается по степи в поисках лучшей доли? Особенно около торговых трактов, ведущих из Китая и Бештаунского княжества в Славное государство.
На подходе к аулу нас облаяли два крупных пса. Валия хотела шугнуть их саблей, но я удержал ее руку, и собаки, выполнив свой долг, отстали.
Потом появились дети. Пятеро малышей от двух до десяти лет смотрели на нас во все глаза. Еще бы – где они еще увидят людей из Большого Мира? Черные глазки детей блестели, как крупные обсидиановые бусины, они весело гомонили и улыбались нам.
Валия собиралась широким монаршим жестом одарить малышей, поскольку конфет у нее сейчас не было, – деньгами. Но я опять удержал ее руку. Не стоит показывать деньги раньше времени – это все равно что приехать на велосипеде.
На лай и детский гомон во двор вышла женщина лет сорока.
– Добрые люди, – констатировала она, понимающе взглянув на наши обтрепанные, запыленные одежды. – Заходите в дом, отобедаете, чем бог послал.
Мы низко поклонились. В ауле свято чтили закон гостеприимства. Сразу было видно, что живут здесь бедно, но отказывать в пище гостям на этом основании не собираются.
Слишком чистый стол говорил о том, что обедали за ним не очень часто и не слишком обильно. Мы присели, хозяйка выставила на стол простоквашу и грубый подгоревший лаваш. Дети зашли в дом и жадно уставились на гостей. Не только потому, что не могли налюбоваться незнакомыми людьми, но и потому, что гости сели за стол. Глаза детворы голодно поблескивали.
Валия поняла все с первого взгляда. В глазах ее появились слезы, она собралась что-то сказать, но я вновь положил руку на ее ладонь. Потом, преломил лаваш, взял плошку с молоком и пробормотал слова благодарности духу домашнего очага. Валия сделала то же. Но, несмотря на голод, есть при детях, провожающих взглядом каждый кусок, ей было трудно.
– Где же человек, который владеет этим домом, уважаемая? – спросил я хозяйку. Пожив в горах, я отлично знал, что употребить слово «муж» или «жена» – все равно что сказать что-то неприличное. Муж никогда не назовет жену женой. Он скажет: женщина, что сидит у очага в моем доме.
– Он в отлучке, – потупила глаза хозяйка.
– А другие мужчины.
– Кто-то поехал вместе с ним, кого-то нет в живых. Молодые джигиты пасут овец неподалеку.
– Старшие ушли на войну?
Хозяйка промолчала. И так было ясно. На чьей стороне они собираются воевать, я спрашивать не стал. В такие вопросы женщин не посвящали. Может быть, их мужья и сами не знают, под чьи знамена встанут. Платили бы жалованье. Но в армии Лузгаша люди из этого аула наверняка не приживутся. Они еще помнят кодекс чести воина, который забыт в армии Луштамга.
В саклю заглянула еще одна женщина – лет пятидесяти. Увидев гостей, она понимающе кивнула и присела в углу.
Немного насытившись, мы начали учтивый разговор:
– Здоровы ли ваши овцы?
Овцы оказались здоровы.
– Вдоволь ли травы на полях?
С травой тоже было неплохо, но поголовье плохо перезимовало. И волки лютовали. Так что шашлык приходится готовить нечасто, и хозяева просят гостей извинить их за то, что не накормили мясом.
Мужчине спрашивать имена женщин было не положено, но Валия быстро выяснила, что принявшую нас женщину зовут Гульнара, а старшую, ее соседку, – Дульфат.
– Не продадите ли вы нам провизии в дорогу? – спросила наконец Валия.
– Гостям мы дадим всего, что у нас есть, – ответила Гульнара. – О какой продаже может идти речь?
– Считай нас не гостями, а купцами, – улыбнулась княжна. – Мы можем заплатить. Нам нужно продуктов на три дня.
– На три – значит, на три, – спокойно ответила хозяйка. – Купец – это тот, кто берет воз пшеницы или стадо овец. Но купца не принимают у очага.
– Мы заплатим, – продолжала настаивать княжна. Живя в Бештауне, она немного позабыла горские обычаи, хотя отец, конечно, должен был заставить дочь изучить их досконально.
– Зачем ты нас обижаешь? – вступилась за соседку Дульфат. – Вы получите все, что нужно. Мы – не нищие и свято чтим законы гостеприимства. Если нужно, мы дадим вам с собой овцу, двух овец – придется только подождать, пока молодые джигиты вернутся с пастбища…
Спор вяло продолжался в течение двадцати минут. Княжна раскраснелась, хозяйка и ее соседка оставались спокойны, хотя, как я думаю, уже заподозрили в Валии разбойницу, грабящую караваны. Местного Робин Гуда в женском обличье с кривой саблей. Но за себя они не опасались – у них было нечего