Здесь ещё раз необходимо вспомнить злостную церковную легенду об «изгнании» людей из рая неведения к познанию и освоению реального мира, — легенду, которая так непримиримо противоречит языческому, биологическому культу фаллоса, в котором, хотя и грубо, но ярко выражена победоносная сила инстинкта рода и размножения людей. В легенде этой, как известно, принимал весьма существенное участие дьявол, по мысли церкви христианской «бог материи», псевдоним разума. Страшная роль этой церковной легенды выяснится в средние века, когда десятки тысяч женщин будут сожжены живыми на кострах за сожительство с дьяволом. Эта же легенда придала труду, преобразующему мир, значение «божьей кары» за грех размножения рода человеческого.

Вполне допустимо, что именно на основе храмовой проституции возрос и широко распространился обычай отцов торговать телом дочерей. Римляне приписывали обычай этот этрускам, которые заставляли дочерей с двенадцатилетнего возраста зарабатывать проституцией приданое. Венецианец Марко Поло рассказывает, что, путешествуя по Востоку, он наблюдал, как родители посылали дочерей за ворота города, тоже на заработки для приданого, навстречу караванам купцов. Обычай этот сохранился до наших дней у некоторых «диких» племён, сохранился и в культурной Японии, где отец имеет право продать свою дочь на завод, в полное рабство фабриканту, а также в публичный дом. Было бы несправедливо умолчать о том, что у нас в девяностых годах XIX века на ярмарке в Нижнем Новгороде можно было встретить девиц — русских и немок из Риги, из Восточной Пруссии, приезжавших на заработки с благословения папаш и мамаш. Иногда родители сами приводили девиц в комендатуру ярмарки с просьбой выдать их дочерям «жёлтые билеты», в чём полиция за небольшую взятку и «в целях охраны здоровья населения» не считала возможным отказывать. Был случай, когда полицейский чиновник предложил одному именитому промышленнику двух сестёр, «ещё не тронутых», в возрасте шестнадцати и восемнадцати лет, по 300 рублей за штуку. Возбуждённое промышленником дело против полицейского было прекращено после его беседы с губернатором Барановым. В год Всероссийской выставки девиц на ярмарку было привезено особенно много. Три из них совместно решили кончить самоубийством: отравились чем-то. Одна из трёх умерла. Одна выбросилась из окна второго этажа на улицу, сломала ногу и руку. Ещё одна, схватив нож с прилавка торговца, перерезала себе горло. Газетам запрещено было публиковать такие факты в хронике ярмарочной жизни, но полицейские чиновники говорили, что за лето 1896 года количество самоубийств и покушений на самоубийство девиц исчисляется не одним десятком. Современные труппы «гёрлс», как объяснила недавно одна из английских организаторов таких трупп, тоже с благословения родителей путешествуют по «мюзик-холлам» в поисках приданого. Возвращаясь от недалёкого «доброго и милого» прошлого в древние времена, мы видим, что римляне почитали женщину лишь тогда, когда сын её был заметным общественным деятелем, что в Греции женщины, за исключением «гетер», тоже не пользовались почётом и уважением со стороны мужчин. Лучшим качеством женщины считалось молчание. Выше указано, как оценивали женщин греческие философы; Демосфен разделял женщин на три группы: проституток — для грубых удовольствий, женщин для деторождения и забот о хозяйстве и «гетер» — для духовных наслаждений.

Из этой оценки ясно, что женщина доведена была отношением к ней мужчины до такой степени интеллектуальной бесцветности и забитости, что сам же мужчина был принужден выделить часть женщин для своих «духовных» забав. «Гетеры» в лице знаменитой гречанки Аспазии и подобных ей доказали, что они могут быть не только забавницами, но вдохновлять Периклов, товарищески сотрудничать с «вождями народов». Однако хотя и нет такой эпохи, которая не выдвигала бы талантливых женщин, эти женщины признавались женофобами как «исключение из правила». «Гетеры» в виде японских «гейш» сохранились до наших дней, а в виде куртизанок, кокоток, «фавориток» — наложниц королей — дали и дают себя знать в буржуазном обществе как сила паразитивная и разлагающая семью, его основу. Униженные мстят за унижение фактом своего бытия, фактом, который всегда играл роль возбудителя критической мысли, обнажавшей под внешним блеском буржуазной культуры её позорные противоречия. Появлялись Ювеналы, Свифты, Вольтеры, в праздничную жизнь врывался злой смех, сеял мрачные мысли и догадки о бессмысленности жизни в её данных социальных формах. Женщина должна была «развлекать» и т. д. Сатира — верный признак болезни общества: в обществе здоровом, внутренне целостном, построенном на единой, научно обоснованной и жизненно гибкой идеологии, сатира не может найти пищи себе. Появлялись «реформаторы» типа Мальтуса, который находил, что рабочие люди излишне склонны к делу размножения рода человеческого, и рекомендовал сугубую умеренность в этом деле. Лавочники, которым всё равно чем торговать, вскоре выпустили в продажу известный колпачок, предохраняющий женщин беременности и в своё время весьма одобренный вождями немецкой социал-демократии для употребления рабочими.

Появлялись гуманисты, примирители непримиримостей. Одной из наиболее серьёзных попыток примирения раба с властелином было христианство. Оно убеждало рабов готовиться к загробному блаженству в небесах, не обращая внимания на унизительную и каторжную для них земную жизнь; рабовладельцам оно советовало считать себя тоже «рабами божьими», тем и другим вместе воздавать «кесарево — кесарю, богово — богу». Эта проповедь быстро превратилась в страстное стремление «наместников Христа на земле» укрепить за собой власть над миром; из этой гуманной проповеди возникла идея «цезарепапизма», то есть идея соединения в лице папы римского и духовной и светской власти.

Христианство учило, что «мир — царство греха и дьявола», уже во втором веке своего бытия оно признало дьявола «богом материи», существом «злым и вечным». Так как уже язычеством было установлено, что женщина — личность по преимуществу злокозненная, и так как «семейная» экономика была в её руках, то христианство учило: «Помышления плотские суть смерть», «Живущие во плоти богу угодить не могут» — и призывало к умерщвлению плоти, а это отразилось, разумеется, очень тяжело на положении женщины. В некотором и весьма серьёзном противоречии с учением апостола Павла находится известная легенда о «либеральном» отношении Христа к евангельской грешнице; но либерализм этот можно рассматривать как оправдание проституции.

Муза буржуазной истории — женщина, и тоже приучена к молчанию. Молчит она о многом, неугодном и враждебном владыкам жизни, в частности, молчит и об участии женщин в яростной внутрицерковной борьбе Востока и Запада, о влиянии женщины на «еретическую мысль», о её вражде против аскетизма церковников. Благосклонно упоминая о заслугах немногих римских «матрон» в процессе пропаганды христианства, даже наградив их чином «святых» и «преподобных», история церкви ни слова не говорит о женщине — активном враге своём, а такой враг должен был существовать.

Историки рассказывают о распрях, убийствах и кулачных боях епископов на вселенских соборах как о метафизических поисках «правоверия», но само собой разумеется, что подлинный смысл четырёхвековой драки правоверных с «еретиками» может быть понят только как столкновение интересов Рима с интересами его восточных колоний. В числе обвинений, выдвинутых против «отца правоверия», епископа Александрии Афанасия, было обвинение в том, что, когда Рим встал на сторону еретика Ария, Афанасий запретил снабжать Рим пшеницей. Как бы ни была забита женщина, но, будучи «хозяйкой», она не могла равнодушно относиться к вопросу о «хлебе насущном». Изредка о бунте женщин против церковников рассказывают «светские» писатели, например Амедей Тьерри о борьбе императрицы Евдоксии против аскетизма Иоанна Златоуста. Известно, что Византия в VI веке «подчинилась вредоносному влиянию женщин», из них весьма значительной фигурой является жена императора Юстиниана Великого, Феодора. Дочь сторожа в амфитеатре Константинополя, с малых лет актриса и проститутка, она, став императрицей, заботилась об улучшении быта женщин, устраивала школы для девушек, издала законы, коими расширялись гражданские права женщины, ограничивался произвол мужа, наказывались соблазнители девиц. Но фактов такого значения немного сохранилось в «памяти истории». Причина её забывчивости очень проста: немедленно после того, как религия христиан была признана государственной, церковники, благодарно наградив жуликоватого императора Рима чином «равноапостольного», начали истреблять храмы и — особенно усердно — литературу язычников. Этот способ борьбы против враждебной мысли стал привычкой церкви Христовой, он был применён и к борьбе с еретиками. «Еретики» написали немало книг, но все эти книги истреблены, и потому, что они остались известными почти только по сочинению «святого» Иринея, епископа Лионского, из его озлобленного рассказа о ересях трудно уловить общие социальные причины ересей и общий — политический — их смысл.

Женщины Византии, вероятно, не писали еретических книг. Но очень трудно допустить, чтоб язычницы колоний Рима на Востоке и Западе приняли христианство с его проповедью «умерщвления