остановилась, чтобы глотнуть воздуха.

Незнакомец удивленно замигал и снова перевел взгляд на меня. Судя по выражению его лица, он не только не понял Весло, но даже и не старался ее понять. Последовала новая речь, на этот раз очень напевная, напомнившая мне григорианский речитатив. Слова, однако, не были латинскими — я не говорю на этом языке, но, как зоолог, знаю достаточно много научных названий животных, чтобы отличить латынь.

— Послушай, — я старалась, чтобы мой голос звучал мягко и дружелюбно, — так мы никогда не поймем друг друга. Может, нам…

Я не закончила предложение. Внезапно человек замерцал и исчез.

Этот эффект продолжался не больше секунды: незнакомец то распадался на отдельные фрагменты, словно оптическая иллюзия, то снова становился самим собой. Однако даже столь краткого времени оказалось достаточно, чтобы я поняла две вещи.

Во-первых, этот мужчина представлял собой голограмму — очень хорошую, поскольку чрезвычайно сложно создать проекцию, которая сумела бы обмануть глаз на расстоянии трех шагов. И все же я не сомневалась, что он представлял собой умело сконструированное изображение… и, по правде говоря, уже наполовину ожидала этого, поскольку материальные тела не возникают из ниоткуда. (Ходят слухи, что в Лиге Наций есть существа, в совершенстве владеющие техникой телепортации, но никто из них никогда не вступал в контакт с людьми.)

Во-вторых, мне стало ясно, что Мелаквин перешагнул тот рубеж своей жизни, откуда начинается спуск под гору. Мерцание изображения могло означать одно — где-то в работе какой-то машины случился сбой. Может, совсем крошечная неполадка в совсем несущественной системе — в конце концов, с точки зрения проблемы выживания не важно, каково качество проектирования изображения обнаженного человека, — тем не менее это знак того, что система начала разрушаться. Никто, даже Лига Наций, не в состоянии создать оборудование, способное работать вечно; повсюду во вселенной автоматизированные самовосстанавливающиеся системы не могут устоять под ползучим, но упорным натиском энтропии. Если время жизни систем на Мелаквине ограничено четырьмя тысячами лет… значит, люди здесь вряд ли просуществуют намного дольше.

Человек перед нами вел себя так, будто ничего необычного не произошло. Он разразился еще одной речью на еще одном языке — я этого языка тоже не знала, да и не хотела знать. Дождавшись, пока он закончит, я вскинула руку, удерживая его от новой попытки:

— Хватит! Какое бы известие ты ни пытался мне сообщить, оно опоздало на четыре тысячи лет. Ты имитация, верно? Скорее всего, создаваемая искусственным интеллектом, надзирающим за этим городом. Устройство сопряжения, предназначенное для связи с первыми появившимися здесь людьми. В их глазах ты, наверно, выглядел мудрым стариком — облик, естественным образом вызывавший у них уважение. Для меня же ты доказательство того, что искусственный интеллект на пути к разрушению. Пытаешься обращаться ко мне на языках, которым четыре тысячи лет; не понимаешь Весла. Вывод — ты не в курсе, что люди изменились.

Незнакомец молчал, глядя на меня так напряженно, как будто одним лишь волевым усилием мог сделать мои слова доступными для своего понимания.

— Весло, — продолжала я, — сходи-ка за Тобитом. Может, он знает, как иметь дело с нашим другом.

Если Тобит достаточно долго прожил в этом городе, он, наверно, научился говорить на оском или умбрском языках.

— Тобит… — прошептал незнакомец.

— А, хоть одно имя ему известно, — сказала я.

— Тобит, — повторил он.

— Вы ведь друзья с Тобитом, верно? Может, вам будет легче договориться друг с другом?

— Тобит… Тобит… То… бы… «Быть или не быть, вот в чем вопрос…»

— Дерьмо, — я не выдержала. — Или, точнее, черт возьми!

— Привет и рад встрече! — человек взмахнул рукой. — Вовремя я нашел твой язык у себя в сознании.

«Какой анатомически противный облик», — подумала я, а вслух сказала:

— Ты, в конце концов, идентифицировал мой язык по своей базе данных.

Человек кивнул:

— Эта благословенная речь, эти слова, этот английский…

— Что с ним? — шепотом спросил Весло. — Или он просто глупый, или у него какие-то химические нарушения в мозгу?

Я покачала головой.

— Лига Наций, видимо, время от времени пополняет местную базу данных новыми языками. Хорошо то, что последнее пополнение произошло недавно, раз в базу попал английский. Плохо то…

— …что это какой-то глупый английский, — закончила Весло.

— Общение истинных разумов не признает препятствий, — ответил человек. — Возможно, мой язык шероховат, а состояние нестабильно…

— Хватит, — прервала я его. Меня раздражало, что, понимая мою речь, он продолжал говорить на языке эпохи королевы Елизаветы. ИИ почему-то всегда стремятся научить тебя всяким «правильным» вещам. — Давай поговорим в режиме «да — нет». Ты проекция, созданная машиной?

— Да, поистине.

— Значит, фактически я разговариваю с искусственным интеллектом?

— Да, миледи.

Физиономия коротышки озарилось улыбкой восхищения — той снисходительной улыбкой, которая появляется на лице хозяина собаки, когда его домашний любимец опрокидывается на спину. А еще — все ИИ ужасно слащавые.

— И, надо полагать, существует серьезная причина твоего появления здесь, передо мной?

— О, несомненно.

— Какая же?

— Положить королевство к твоим ногам. Умолить тебя принять скипетр. Приветствовать тебя как госпожу, а впоследствии и королеву.

Он опустился на колени и склонил голову до самой мостовой — надо полагать, в знак уважения и покорности.

Мне еще никогда не предлагали стать королевой. Не могу сказать, что новость меня обрадовала.

— Ты говоришь это всем, кто проходит через этот город? — спросила я.

— Только тебе, — ответил мужчина. — С самого рассвета эпохи ты первая в своем роде из тех, кто приходил сюда.

— Он имеет в виду, что ты покрыта кожей, — с надеждой в голосе сказала Весло.

— Это просто дипломатический оборот речи, — успокоила я ее и продолжала, обращаясь к человеку: — Я не первая в своем роде из тех, кто приходил сюда. А как же Тобит? И другие разведчики, посещавшие этот город?

— Претендентов был легион, — признал он. — Многие дети, — он сделал жест в сторону Весла, — пытались узурпировать трон, рядясь во взятые взаймы лоскуты. — До меня дошло, что он имеет в виду стеклянных людей, украшенных полосками искусственной кожи. — Другой, обитающий в этом месте, имеет подходящую родословную, однако срастил себя с неживым металлом и, следовательно, не в счет. — Очевидно, речь шла о Тобите, который «срастил» себя с протезом руки; Лига никогда не одобряла киборгов и, очевидно, запрограммировала ИИ отбраковывать всех, у кого есть серьезные вкрапления такого рода. —