– А теперь расскажите-ка мне, о чем вы думаете?
– Стол Стеллы Линн, – коротко бросила Пегги. – Нужно все из него изъять. Там наверняка ее личные вещи. Неплохо бы осмотреть их до прихода полиции. Никто же не сказал…
– Прекрасная идея! – воскликнул Хелси. – Делайте, что задумали, и будем считать, что я об этом ничего не знаю. Так будет лучше. К примеру, этот стол. Если вы найдете в нем дневник или что-то в этом роде – в общем, сами знаете, что делать. – Хелси многозначительно поглядел на нее поверх очков. – Я абсолютно уверен, что вы знаете, что делать.
Пегги поставила картонный ящик на стол Стеллы Линн и принялась копаться в нем. Она отлично понимала, что машинистки, сидевшие за соседними столами, не спускают с нее глаз, следят за каждым ее движением.
Пегги нашла старый журнал, пару удобных туфель для работы, бумажный пакет с несколькими парами чулок, счет на квартплату, миниатюрный фотоаппарат в футляре и полупустой пакет с салфетками.
Никакого дневника в столе не было. Но содержимое ящиков находилось в страшном беспорядке, будто кто-то впопыхах рылся здесь утром…
Пегги задумалась. Почему это Хелси решил, что в столе должен быть дневник? Она вывалила содержимое ящиков в картонную коробку, перевязала ее бечевкой и карандашом крупно написала сбоку: «Стелла Линн». Проделав все это на глазах у машинисток с целью произвести на них впечатление, Пегги унесла коробку в свой кабинет.
Закрыв за собой дверь, она извлекла из коробки фотоаппарат. Цифра «10» в круглом окошке на задней стенке аппарата указывала, что отснято девять кадров.
Пегги перемотала пленку, достала кассету и, чтобы уничтожить отпечатки пальцев, тщательно протерла камеру. Затем вложила камеру в футляр и сунула обратно в коробку. Проделав все это, Пегги направилась в кабинет Хелси.
Постучав в дверь и не услышав ответа, она нажала на ручку. Дверь тихо отворилась.
Президента страховой компании в кабинете не было.
Вернувшись в свою комнату, Пегги заметила листок бумаги, подложенный под ее блокнот. Это была записка, торопливо написанная рукой Хелси:
«Мисс Касл!
Сразу после вашего ухода я вспомнил об одном срочном деле. Я было совсем забыл о нем ввиду чрезвычайного происшествия, прервавшего нашу обычную утреннюю программу. Поскольку это дело большой важности и чрезвычайной конфиденциальности, я займусь им сам. Поэтому некоторое время буду отсутствовать. Я свяжусь с вами, как только освобожусь».
Записка была подписана инициалами президента.
– Кимберли и Хелси единодушны: похоже, они единомышленники, – прочитав послание, заключила Пегги Касл.
В разговоре с хозяйкой жилого дома, миссис Максвелл, Пегги постаралась употребить весь свой шарм.
– Надеюсь, вы не сочтете меня ужасно бестактной, миссис Максвелл. В этой жизни ведь приходится как-то устраиваться.
Миссис Максвелл еле заметно кивнула. Она изучала посетительницу прищуренными глазками, заплывшими жиром. У этой женщины были ярко– оранжевые волосы и чрезмерно нарумяненные щеки.
– Сейчас так трудно найти квартиру, – продолжала Пегги. – И конечно, я читала в газетах прискорбное сообщение о смерти Стеллы Линн. Поэтому знаю, что ее квартира освободилась и вы ее сдаете. Быть может, кто-то другой и не стал бы въезжать в эту квартиру из суеверных соображений. Но только не я. Поэтому и решила побыстрее обратиться к вам.
И опять в ответ еле заметный кивок хозяйки.
– Я довольно стеснена в средствах, – продолжала Пегги, – и не имею спонсора. Но мне удалось накопить пятьдесят долларов. И если эта квартира мне подойдет, то в компенсацию за причиненные вам неудобства я отдам вам эти деньги.
На этот раз хозяйский кивок был более ясно выраженным.
– Сейчас мои руки связаны, – тем не менее сказала она.
– В каком смысле? – не поняла Пегги.
– Я не могу показать вам квартиру, – пожала плечами миссис Максвелл.
– Но ведь у вас, наверное, есть ключ…
– Полиция опечатала обе двери, парадную и заднюю. Они ищут отпечатки пальцев…
– Отпечатки пальцев! – воскликнула Пегги. – Зачем они им?
– Не знаю. Они засыпали пудрой всю квартиру, запретили мне входить туда. Запечатали двери, их нельзя открыть, не сломав печати.
– Но вы же можете описать мне квартиру? – предложила Пегги.
– Конечно, – согласилась хозяйка дома.
– Доставляют ли сюда молоко?
– Да, к задней двери.
– А уборка мусора? – поинтересовалась Пегги.
– Есть два мусорных бака, – пояснила миссис Максвелл, – один для консервных банок и стекла, а другой – для всего остального. Мусор убирают ежедневно. Стекло и банки – дважды в неделю. Жильцы должны выносить отходы на первый этаж. Там у задней двери стоят мусорные баки.
– Квартира, кажется, на пятом этаже, – сказала Пегги. – Значит, придется спускаться на пять лестничных пролетов…
– Четыре, дорогая, – поправила ее хозяйка дома.
– Четыре пролета, только чтобы выбросить мусор? – с неудовольствием заметила Пегги.
– Что поделаешь, мы не держим мусорщика, – поджала губы миссис Максвелл.
– Можно взглянуть на заднюю лестницу?
– Конечно. В конце коридора. Смотрите сколько хотите, дорогая.
Всегда, когда возникали непредвиденные трудности, Пегги Касл обращалась за помощью к своему любимому дяде Бенедикту.
Бенедикт Касл прожил довольно колоритную жизнь. Одно из ранних воспоминаний детства Пегги – сладкий голос дяди, расписывающий невероятные достоинства божественного «Бальзама Бенедикта».
«…Не какой-то там химический состав, дамы и господа, который якобы укрепляет здоровье, а вместо этого подхлестывает изношенные органы, усталые мышцы, издерганные нервы, вызывая все большее напряжение, пока наконец весь организм не потерпит крушение. Нет, это тонизирующее средство, дамы и господа, оно помогает матери-природе обновить изношенные органы, регенерировать клетки, укрепить мышцы и очистить кровь. Ну, кто первый купит бутылочку Б.Б.Б? Сегодня она предлагается не за обычную цену в десять долларов, не за полцены в пять долларов, не за специальную рекламную цену в два с половиной доллара, а за баснословно низкую цену в один доллар! Только один доллар за обновленное, здоровое тело!»
Это было двадцать лет назад. Пегги осиротела в четыре года. Она была слишком мала, чтобы осознать трагедию, лишившую ее отца и матери. Ее воспитали, как собственную дочь, дядя Бенедикт и тетя Марта.
Время торговли патентованными лекарствами давно уже прошло. Но дядя Бенедикт любил вспоминать образцы устной рекламы, которыми он славился в молодые годы. С их помощью он объехал всю страну и жил, как он выражался, за счет простаков.
В то время еще не были приняты строгие законы против уличной торговли, об охране прав потребителей и всеобщем подоходном налоге.
Дядя Бенедикт был счастливым обладателем фургона и упряжки лошадей. Днем фургон служил ему домом и лабораторией. Вечерами же превращался в сцену, на которой его ловкие пальцы творили чудеса, а язык волшебника вызывал водопад серебряных монет. И эти деньги безраздельно принадлежали только ему, без всякого подоходного налога.
О размерах доходов дяди Бенедикта никто не знал. Он ехал куда хотел, делал что хотел и тратил деньги как хотел. Когда торговля патентованными лекарствами постепенно замерла, открылись другие, еще более
