Морщина еще глубже врезалась в лоб.

— Чего бы там вы ни насмотрелись в мыльных операх, но обморок, как правило, не является первым симптомом беременности. Поэтому я хочу проверить вашу кровь на предмет сахара и анемии. — Она положила руку мне на плечо. — Сдайте анализы в лаборатории как можно скорее. А пока побольше отдыхайте, хорошо питайтесь и принимайте специальные витамины для беременных. Да, и пейте много жидкости.

— Хорошо, я так и сделаю.

Она похлопала меня по плечу, увидела бриллиант на пальце и изогнула дугой бровь.

— Помолвка, — пояснила я.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— А этот молодой человек в приемной, это он звонил и договаривался насчет вас? — спросила она, не убирая руки с моего плеча.

Я ткнула пальцем в кольцо.

— Он самый.

Бровь так и осталась изогнутой, по лицу было видно, что ее разбирает любопытство.

— Вам, наверное, интересно, как это получилось?

— Откровенно говоря, да.

— По-видимому, в нас просто угодила молния. Ведь мы не лечились от бесплодия. Так что это чистая, просто космическая удача.

Лицо ее смягчилось, глаза лучились улыбкой.

— Тогда я искренне рада за вас.

— Такое везение бывает только раз в жизни, поэтому я намерена крайне тщательно следить за своим здоровьем.

— И не волнуйтесь так сильно из-за этих обмороков. Особых причин для беспокойства нет, я просто проявляю бдительность.

— Но я упала на жесткий пол.

— Устройство вашего тела предусматривает такие падения. Вы же не прыгали с крыши. — Она смерила меня пристальным взглядом. — Что-то еще?

— Я только что узнала, что в детстве подверглась ядовитому химическому воздействию во время школьной экскурсии. Мои опасения могут показаться преувеличенными, но уже несколько моих одноклассников умерло от неврологической патологии.

Она заметно оживилась. В глазах ее я прочла беспокойство и в то же время нечто вроде скептицизма.

— И какой же характер носила эта патология?

— Во всех случаях выражалась по-разному. Начиналось, как правило, с анорексии, паранойи, навязчивых психических состояний и потери координации движений. А кончалось смертью. А еще одна моя одноклассница в настоящее время страдает необратимыми изменениями мозга. По ее словам, болезнь проедает ее мозг, словно сверлит в нем туннели.

Доктор Эббот насторожилась:

— И какой диагноз ей поставили?

— Этого я не знаю. — Я только сейчас вспомнила, что Валери мне так и не перезвонила. — Но она связывает это с тем химическим воздействием. Какие это были химические вещества, я не знаю и выяснить не могу.

— Туннели, говорите? Именно это слово она употребила?

— Да.

Доктор нахмурилась и почесала ухо.

— Судя по описаниям, очень похоже на губчатообразную энцефалопатию.

— Коровье бешенство?

— Один из вариантов. Их много. А что еще она вам говорила?

— Я как раз жду нового разговора.

Она смерила меня долгим, проницательным взглядом.

— Вы, по-моему, сильно встревожены этим обстоятельством.

— А эти варианты коровьего бешенства, они ведь передаются человеку через пищу? Верно?

— Да. Так что, если в вашей школьной столовой не практиковался каннибализм, можете забыть обо всем этом и успокоиться.

— А ядовитым химическим воздействием эти заболевания могут быть вызваны?

Она снова скрестила руки на груди, все еще прижимая к себе мою медицинскую карту.

— Заболевания нейродегенеративного характера могут быть вызваны чем угодно — от простого повреждения головы до генетических изменений. Так что вы копнули слишком глубоко.

— Нет, вы меня не поняли.

Что-то во мне повернулось, какой-то крантик, и, заливаясь слезами, я рассказала ей про «Южную звезду», про опыты с искусственной бессонницей и антиболевую вакцину. Про взрыв на полигоне и про его последствия. Про то, как ученики, побывавшие на той экскурсии, начали умирать после окончания школы. Кто от чего — лопасти винта, состояние гипнотического транса, анорексия, передозировка наркотиков, автомобильная авария и вот теперь убийства. И про Валери Скиннер, которая медленно умирает от неведомой болезни, пожирающей ее мозг.

Доктор Эббот протянула мне салфетку. Я вытерла заплаканные глаза, и она положила руку мне на плечо.

— Я даже не подозревала, что вам довелось такое пережить. Но давайте взглянем на вещи трезво. Ваше здоровье в превосходном состоянии. Верно?

— Если не считать этой атаки гормонов? — Я шмыгнула носом. — Да. Я все это время чувствовала себя прекрасно.

— И не проецируйте, пожалуйста, болезнь вашей подруги на свою собственную жизнь. Когда говорите с ней, не пытайтесь выискивать у себя симптомы, которые она описывает. Так вы доведете себя до заболевания.

Я кивнула.

— Но есть кое-что еще. Одна из моих одноклассниц… — В горле у меня запершило, и я прокашлялась. — Одна женщина умерла сразу после родов. Вместе с младенцем.

Она вздохнула и строго на меня посмотрела.

— А почему Шэрлин и ее ребенок умерли, я не знаю. Только теперь меня мучает просто панический страх.

Она уверенно обняла меня за талию. Потом пощупала пульс и явно осталась им недовольна. Складка на лбу снова обозначилась.

— А если я позвоню в ту больницу, где рожала Шэрлин, и попробую что-нибудь выяснить? — предложила она.

— О да, пожалуйста! Я буду вам так благодарна!

Я дала ей координаты интернет-сайта и оздоровительного центра в Мемфисе. У меня имелось еще множество вопросов, но она твердым взглядом дала понять, что наша беседа окончена. Доктор Эббот похлопала меня по плечу, и мне показалось, будто она что-то скрывает, дабы не пугать меня.

— Давайте сначала разберемся с анализом крови. — Она сжала мою руку. — У вас впереди еще целых семь месяцев, так что успеете взобраться на эту гору. Продвигайтесь потихоньку, шаг за шагом.

Мы с Джесси снова ехали в машине, продираясь через пробки на перекрестках. Глядя на этот позолоченный солнцем город, так и хотелось все бросить и рвануть на пляж — хохотать там и резвиться в прибрежной волне. Валери не отвечала на звонки. Когда дорога пошла под уклон, Джесси снизил скорость до десяти миль в час.

— Да что ты трясешься надо мною, словно я яйцо Фаберже!

— Доктор велел тебе все делать спокойно и медленно.