дисков.

— У меня их так много. Я каждый раз говорю себе, что надо их разобрать...

— Я такой же. Мне нравится ваш вкус.

— Правда?

— Истинная правда. Не будете возражать, если я поставлю какой-нибудь?

— Не буду. У меня есть немного печенья к кофе, если хотите.

— Спасибо. С удовольствием. Я, знаете ли, сластена.

— Я заметила.

— Да?

— С тех пор как мы стали работать вместе, мне приходится трижды в неделю обновлять запас конфет в вазочке у меня на столе.

— Вы узнали мой секрет.

— Да. И надеюсь вскоре узнать о вас гораздо больше.

Лучше узнавать его секреты, чем открывать ему свои. Она оставила Генри у проигрывателя, пошла на кухню за кофе и принесла кофейник и чашки на подносе, который принадлежал еще ее бабушке.

Генри сидел закрыв глаза, откинувшись на спинку дивана. Тихо играла старая джазовая мелодия.

Она села на диван рядом с ним, и он обнял ее за плечи и привлек к себе. Потом повернул к себе ее лицо. Его губы слились с ее губами, и на этот раз его поцелуй не был ни кратким, ни игривым.

— Потанцуй со мной, — сказал Генри, вставая, помогая Астрид встать и обнимая ее. Она обвила руками его пояс и положила голову ему на грудь. Мелодия изменилась, и комнату наполнил сочный голос Алана Джексона. Астрид плакала каждый раз, когда слушала, как этот артист поет в стиле кантри, и тем не менее любила эту грубоватую, полную искреннего чувства музыку.

Они двигались в такт мелодии. Генри потихоньку начал подпевать, его глубокий голос звучал в унисон с голосом Алана Джексона. Он как-то говорил, что не обладает истинным музыкальным дарованием. Неправда. На самом деле он им обладал.

Астрид отклонила голову назад, хотела что-то сказать ему, но его губы остановили ее слова глубоким поцелуем. Он целовал ее, а их тела двигались в такт песне.

Он осторожно коснулся ее нижней губы, и легкие, дразнящие импульсы побежали по ней до самого уха.

— Вот так я хотел танцевать с вами тогда, в среду, в клубе. Хотел обнять вас крепко-крепко и опускать руки ниже и ниже вдоль вашей спины...

Астрид задрожала от его многозначительных слов, жарко опаливших ее висок.

— Почему же вы этого не сделали?

— Там было слишком много народу. Я подумал, что вам не понравится, если наша фотография вдруг появится в «ОК!».

— Вы правы. Мне это не понравилось бы.

Она была сыта такого рода славой на всю оставшуюся жизнь.

Музыка снова изменилась. Теперь Бонни Райт пел о жгучей страсти любви. А она чувствовала руки Генри на своих бедрах и пламя внутри себя. Эта музыка и его прикосновения изгнали из нее страхи и сомнения и освободили путь влечению и желанию. А ее желанием, ее страстью был Генри.

Астрид расстегнула его рубашку. Ее руки медленно заскользили по его обнаженной груди, потом ниже, вдоль живота.

Его губы на ее губах были жгучи, реальны. Его рука нащупала «молнию» ее платья, и, прежде чем динамики исторгли новую мелодию, она осталась только в трусиках и лифчике. На нем были теперь только брюки.

— Позволь мне посмотреть на тебя, — сказал Генри и отступил на шаг. — Воистину ты сексуальная женщина.

Она покачала головой:

— Не такая, как те, с которыми ты привык иметь дело.

— Нет, ты не такая. Ты еще сексуальнее, потому что ты не играешь в чувства, — ответил Генри. — Ты потанцуешь для меня?

Она колебалась. Ей хотелось зажечь, распалить его так, чтобы он немедленно вошел в нее. И она ответила:

— Да.

— Хорошо. Подожди минуту.

Он оставил ее стоять посреди ее гостиной, освещенной только светом настольной лампы. Он возился с пультом, пока не зазвучала новая песня.

— «Давай продолжим?» — сказала она, смеясь.

— Да, малышка. Покажи мне, что чувствуешь то же, что я.

Астрид откинула голову назад и рассмеялась. В эту минуту она чувствовала себя такой живой! Ее губы сами собой повторяли слова песни, глаза не отрываясь смотрели на Генри. Он откинулся на спинку дивана и приготовился наблюдать за ней, и Астрид, отбросив последние колебания, двигаясь в ритме танца, стала приближаться к нему.

Она оперлась руками о спинку дивана, склонилась к Генри и тихо-тихо запела ему в самое ухо, а ее тело ритмично двигалось вдоль его тела.

— У тебя очень сексуальный певческий голос, — сказал он.

— Правда?

— Да. Почему ты не говорила мне, что умеешь петь?

Она села к нему на колени.

— Потому что я пою совсем не так, как певицы, которых ты слушаешь каждый день.

— Ты поешь лучше, потому что поешь только для меня, — ответил он.

Его руки обняли ее талию, поднялись вдоль ее спины. Она встала, отступила от него на шаг и вдруг поняла, что он успел расстегнуть ей лифчик. Она сбросила лифчик на пол.

И вдруг снова ощутила его прикосновение. Теперь он обнимал ее сильнее, прижимал крепче, так что она вся оказалась в его руках. Его тело двигалось в унисон с ее. Ее груди оказались в его ладонях. Ей казалось, она вот-вот взорвется от желания и страсти.

Его губы коснулись основания ее шеи и осторожно целовали ее, пока их тела двигались в танце.

Она не могла больше ждать и попробовала повернуться в его объятиях. Но он удержал ее за талию сильной рукой.

Зазвучала новая мелодия. Астрид задрожала, чувствуя, что его рука скользит под ее трусики.

Она опять постаралась повернуться, и на сей раз он ей позволил. Она притянула к себе его голову, и ее губы впились в его губы со всей силой ее желания. Ее плоть жаждала его, требовала его. Немедленно!

Она направила их движение к дивану, и он подчинился ей. Ее руки скользнули в узкое пространство между ними в поисках пряжки его пояса, но он остановил ее:

— Еще рано.

— Я хочу тебя, Генри.

— Скоро, малышка, скоро. Но сначала я разожгу тебя.

Она покачала головой, но Генри не обратил внимания. Он опустил голову и стал целовать ее грудь. И она ощутила тепло его дыхания на своих сосках.

Она погрузила пальцы в его волосы, прижимая его крепче к своей груди, всем существом откликаясь на его ласки. Столько времени прошло с тех пор, как мужчина дарил ей ощущения, которые она переживала сейчас?!

— Генри! — Его имя сорвалось с ее губ, и она почувствовала, как его рука, скользнув между ее ногами, потянула ее трусики вниз. Тонкая ткань соскользнула вниз. А он ласкал ее бедра, и эта ласка отзывалась во