целенаправленным – к обобщению и символу. Образ корабля, который только что «совпадал» с часовней, продолжает шириться: «Ведь кафедра проповедника искони была у земли впереди, а всё остальное следует за нею; кафедра ведёт за собой мир…» – таково начало мощной риторической тирады, выводящей читателя к одному из важнейших мелвилловских символов: «Воистину, мир – это корабль, взявший курс в неведомые воды открытого океана…» В дальнейшем авторская мысль не оставляет эту метафорическую связку (мир- корабль) и порождает реверсивный символ (корабль-мир). Но теперь это уже не условный, а самый что ни на есть настоящий корабль – китобойное судно «Пекод» – с его командой, составленной из представителей разных рас и национальностей, – образ, который в символическом плане может трактоваться как Америка или как человечество, плывущие неведомо куда в погоне за призрачной целью.

В этом реальном и одновременно «странном» китобойном мире бесконечно важное место занимают сами киты. «Моби Дик» может рассматриваться не только как энциклопедия промысла, но и как справочник по «китологии». Китам посвящены специальные главы и разделы, содержащие естественную историю китов, их подробную классификацию, иконографию, биологическую и промышленную анатомию и даже эстетику. К тому же, роману о ките предпослана подборка высказываний о китах, почерпнутых из самых разных источников (от Библии, Плиния, Плутарха, Шекспира и короля Альфреда до безвестных рассказчиков матросских «баек» в атлантических портах Америки).

Мелвилл необыкновенно добросовестен, и сведения о китах, которые он сообщает, вполне достоверны. Однако постепенно читатель начинает замечать во всей этой «китологии» некоторую странность, проистекающую из того, что писателя явно интересуют не столько киты, сколько человеческие представления о них. И если сами киты не меняются, то представления о них лишены стабильности. Китология в «Моби Дике» перерастает промысловые и биологические границы. Появляются абзацы о китах в религии, в философии, в политике и, наконец, в системе мироздания. Постепенно мелвилловские киты переходят из разряда морских животных в разряд продуктов человеческого духа и начинают жить двойной жизнью: одна протекает в морских глубинах, другая – в просторах человеческого сознания. Не случайно писатель классифицирует их по системе, принятой для классификации книг, – киты in Folio, in Quarto, in Duodecimo… Понятие о ките как о биологическом виде отступает в тень, а на первый план выдвигается его символическое значение. Вся «китология» в романе ведёт к Белому Киту, который плавает в водах философии, психологии, социологии и политики.

Следует подчеркнуть, что тяготение Мелвилла к символическим абстракциям и обобщениям ни в коей мере не отрывает «Моби Дика» от экономической, политической, социальной реальности современной Америки. Почти всякий символ в романе имеет среди многочисленных возможных значений, по крайней мере, одно, непосредственно относящееся к жизни и судьбе Соединённых Штатов. Самый простой пример – уже упоминавшийся образ корабля под звёздно-полосатым флагом, на борту которого собрались представители всех рас и многих национальностей. Его можно трактовать по-разному, но первое, что приходит в голову, – разноплемённая Америка, плывущая по неизведанным водам истории к неизвестной гавани. Доплывёт ли? К какой гавани стремится? Кто направляет её? Именно так читатель расшифровывает для себя этот символ, и потому в сцене гибели «Пекода» усматривает трагическое пророчество.

Авторская мысль в «Моби Дике» разворачивается по чрезвычайно широкому фронту и охватывает огромное количество явлений национальной жизни. Но она имеет, так сказать, генеральное направление, а именно – будущее Америки. На основе исследования современности она стремится предсказать завтрашний день. Не все прогнозы Мелвилла оказались верными, но некоторые удивляют нас и сегодня. В круговороте современной жизни писатель разглядел зародыши явлений, которые развились в полную силу лишь спустя десятилетия. Поразительно, что Мелвилл, ошибаясь порой в простых вещах, оказывался точен в самых сложных областях, там, где взаимодействовали экономика и мораль, политика, философия и психология.

Движение мелвилловской мысли множественно по направлению и временами хаотично, но сохраняет единство цели: выявить общую тенденцию в нравственной эволюции американского общества, чтобы определить, к чему эта эволюция может в конечном счёте привести. Как и многие его современники, Мелвилл полагал, что поступки людей определяются их представлениями о мире и об универсальных законах бытия, отлитыми в форму религиозных учений и философских систем. Но какова степень истинности и достоверности этих систем? Проницательная мысль писателя легко установила их общую черту: они снимали с человека ответственность, выводя силы, руководящие человеческой жизнью, равно как и жизнью народов и государств, за пределы человека и общества. В ходу были понятия пуританской теологии и идеалистической философии, и всё сводилось, в сущности, к различным вариантам «божьего промысла». То мог быть традиционный грозный бог новоанглийских пуритан, любвеобильный бог унитарианцев, «сверхдуша» трансценденталистов, «абсолютный дух» немецких философов или безличные «провиденциальные законы».

Десятки глав «Моби Дика» отведены под художественное исследование и проверку означенных религиозных и философских систем, и ни одна из них этой проверки не выдержала. Отсюда, в своём непрестанном движении, авторская мысль должна была со всей неизбежностью прийти к постановке проблемы в самой общей и крамольной по тем временам форме: а существует ли вообще некая высшая сила, ответственная за жизнь человека и человеческого общества? Ответ на этот вопрос требовал, казалось бы, концентрации внимания на изучении природы, включая сюда все виды и формы человеческого бытия. Однако мысль Мелвилла отказывалась двигаться этим прямолинейным путём. Писатель отчётливо понимал, что в процессе познания участвует не только объект, но и субъект. И если объект был стабилен и объективен, то субъект, напротив, обладал большим разнообразием. Отсюда вытекала необходимость гносеологического эксперимента, цель которого – исследование основных типов познающего сознания.

Гносеологический эксперимент занимает значительную часть романа. В нём «задействованы» несколько субъектов и один объект – Белый Кит. Вспомним, что Мелвилла интересовали не столько киты, сколько человеческие представления о них. Вспомним также о множественности символических толкований образа Кита в романе. Всё это имеет непосредственное отношение к эксперименту. В самом деле, кто таков Моби Дик – просто кит? воплощение мирового Зла? эмблематическое обозначение вселенной? Каждое из этих толкований находит своё подтверждение, но и опровержение в романе. Дело не в том, каков он на самом деле, дело в том, как его видят, воспринимают и понимают разные персонажи книги, носители различных типов сознания.

Для Стабба Моби Дик просто кит. Он воспринимает его в рамках своей профессиональной деятельности. Его сознание индифферентно. Оно только регистрирует явления, не ища в них скрытого смысла и не докапываясь до их существа и общего значения. У Ахава сознание проецирующее. Для него Моби Дик лишь некий внешний объект, на который он переносит субъективные представления и идеи, живущие в его мозгу. В его сознании Белый Кит превращается в средоточие мирового Зла. Именно поэтому сознание Ахава трагично. Он не может уничтожить Зло, даже если уничтожит Кита. Для него открыт только один путь – самоуничтожение. Любой персонаж, которого Мелвилл сталкивает с Китом, становится участником эксперимента.

Среди всех возможных типов познающего сознания Мелвилл отдаёт предпочтение сознанию созерцательному. Носителем его в романе становится Измаил, которому в финальной части автор вновь доверяет повествование. Для него Моби Дик – олицетворение мира, космоса, вселенной. Сила, энергия, мощь и даже белизна Кита порождают в сознании Измаила ужас своей бесцельностью, бессмысленностью и безразличием. В них нет ни добра, ни зла, ни красоты, ни уродства. Во вселенной Измаила нет никакой разумной высшей силы: она неуправляема и лишена цели. В ней нет ни бога, ни провиденциальных законов. Здесь нет ничего, кроме неопределённости, безмерности и бессердечной пустоты. Вселенная безразлична к