«Пекода» способным воспринимать не только отрицательные, но и положительные стороны жизни.

Измаил образованный человек, широко начитанный и склонный анализировать свои наблюдения и обобщать свои выводы и мысли. Его страшит замысел Ахава, но тем не менее он бросает свой жребий вместе с ним и становится не только летописцем и комментатором, но также поэтом и философом погони за Белым Китом. Он остаётся в живых, чтобы поведать людям о судьбе «Пекода». Образ Измаила неотделим от голоса автора. Мелвилл передаёт ему свои широкие интересы, свою эрудицию, своё красноречие, свои романтические причуды, свой юмор.

С образом Квикега, наивного, бескорыстного, самоотверженного и исполненного притом глубокого внутреннего достоинства, в значительной мере связан демократический и гуманистический пафос романа. Мелвилл берёт своего героя из среды «цветных» угнетённых народов, третируемых его соотечественниками. Это намерение автора не случайно, что подчёркнуто в образах двух других гарпунщиков «Пекода». Один из них Тэштиго, молчаливый и бесстрашный североамериканский индеец, прибивающий вымпел к грот-мачте «Пекода» в ту минуту, как китобоец погружается на дно океана. Другой – Дэггу – «негр-исполин с походкой льва», рядом с которым любой белый человек «походил на маленький белый флаг, просящий о перемирии могучую крепость».

Хотя Квикег не занимает в дальнейшем действии «Моби Дика» того места, которое должно было бы ему принадлежать в соответствии с ролью, отведанной ему автором в экспозиции романа, подлинная человечность «дикаря»-гарпунщика противостоит в романе бунтарскому индивидуализму капитана Ахава, подчас жестокому и беспощадному.

Многоплановость содержания книги Мелвилла характерным образом отражена в многоплановости её стиля. В «Моби Дике» присутствует яркое и насыщенное реальными фактами бытописание; такова вся экспозиция романа, посвящённая похождениям Измаила в канун его вступления на «Пекод» и его знакомству с Квикегом, таковы многие эпизоды на китобойце. Однако бытописание в «Моби Дике» имеет гротескный характер, и сатирические преувеличения автора нередко сообщают даже вполне реальным фактам и образам привкус символики или фантастики.

Вторым стилевым элементом в романе служат главы, в которых преобладает патетико-лирическое начало, «кипение страстей». Интересно отметить, что, стремясь к обострённому психологически насыщенному выражению внутренней жизни своих героев, Мелвилл вводит в ткань романа драматургически построенные главы, монологи и диалоги, сопровождаемые авторскими ремарками. Источник его вдохновения в этом случае – драматургия Шекспира, причём Мелвилла как романтика особенно привлекает у Шекспира трагедия могучей личности перед лицом непреоборимых сил (таковы многочисленные монологи Ахава) и столкновение возвышенного и комического (исходным образцом для многочисленных сцен этого рода служит беседа Гамлета с могильщиками).

Третий элемент «Моби Дика» – это разбросанные по всей книге «китологические» главы, составляющие в совокупности своего рода энциклопедию китобойного дела, его теории и практики. В согласии с общим художественным принципом «Моби Дика», Мелвилл использует «китологию», или цетологию, как он её называет, для резко контрастных переходов, перемежая этими неспешными и обстоятельными лекциями или трактатами остро авантюрные и возвышенно лирические главы книги. Однако значение «китологических» глав в романе этим не ограничивается. В силу принятой автором полушутливой манеры исходить во всех своих рассуждениях «от кита», эти главы в книге дают рассказчику повод для отступлений на морально- философские и социальные темы; порою цетология лишь прикрывает острую публицистику, выпады против законов, охраняющих феодальную и буржуазную собственность (гл. 89, «Рыба На Лине или Ничья Рыба»), обличение социальной несправедливости (гл. 90, «Хвосты и головы»).

В грандиозном финале, посвящённом трёхдневному сражению с Белым Китом, Мелвиллу удаётся достичь художественного единства и в прямой повествовательной форме, без всяких метафизических комментариев, передать высокий драматизм гибели «Пекода».

Белый Кит ушёл невредимым. Китобоец, подобравший Измаила, обрёл в нём, как сказано в эпилоге романа, «только ещё одного сироту». Но капитуляции перед силами зла не произошло. Перед отважными искателями истины по-прежнему стоит задача преследовать Белого Кита «и за мысом Доброй Надежды, и за мысом Горн, и за норвежским Мальштремом, и за пламенем погибели…» Таков, пожалуй, главный урок, который хотел преподать своим читателям Мелвилл в «Моби Дике».

Как можно судить по тем высказываниям, которые посвящают Мелвиллу буржуазные историки литературы и искусства в США, и сам Мелвилл и его роман не по плечу новейшей американской капиталистической культуре. Призвав на помощь фрейдизм и поповщину, превратно истолковывая жизненный путь писателя, эти идеологи буржуазного упадка хотят во что бы то ни стало вопреки фактам и здравому смыслу представить Мелвилла одним из отцов современного декаданса, зачеркнуть его демократические и гуманистические устремления.

Прогрессивное искусство в США, являющееся хранителем лучших традиций американской культуры, высоко ценит творчество Мелвилла и ведёт борьбу за его наследие. Не случайно один из самых выдающихся передовых американских художников нашего времени Рокуэлл Кент отдал столько вдохновения и труда Мелвиллу, создав замечательную сюиту рисунков к «Моби Дику».

Во времена Германа Мелвилла профессия китобоев была окружена романтическим ореолом; китобои посещали дальние, мало знакомые страны, часто открывали новые земли, плавали во всех самых отдалённых уголках океана и, главное, охотились за огромнейшими в мире животными – китами. В случае удачного промысла они возвращались с богатой добычей.

В ту пору, когда Мелвилл впервые столкнулся с морем, его земляки успешно вели промысел китов почти столетие. Охота на китов развёртывалась на обширных пространствах Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Этот промысел играл очень важную роль в экономике всех цивилизованных стран. Без китового уса нельзя было сшить модное женское платье, из китового жира делалось мыло, жилища освещались свечами из того же материала или же лампами, наполненными китовым жиром или спермацетовым маслом. Этим же жиром пользовались для приготовления политуры и красок, при отделке кожи и шерстяных тканей; улицы городов – особенно портовых – освещались газом, полученным из китового жира. В наиболее богатых домах для свечей и ламп употреблялся жир кашалота – спермацет, который горит ярко и без копоти.

Промысел китов был опасной профессией, и на китобойные корабли вербовались лишь наиболее смелые и сильные моряки, умевшие бороться со стихией и не боявшиеся нападать на морских гигантов, имея в качестве оружия лишь ручные гарпуны и пики. Недаром же военные флоты почти всех стран так усиленно вербовали китобоев, считая их храбрецами и выдающимися моряками.

На китобойных судах имелось четыре-шесть вельботов – гребных шлюпок специального устройства, с воздушными ящиками, которые не давали им затонуть даже при аварии. На этих вельботах велось