администрации мотеля это не понравится. Кстати, ещё один вопрос.

— Да, сэр?

— Пол передавал точные данные о своем подопечном?

В трубке снова послышался шорох.

— Да, сэр. В последнем отчете. Вот: «Удалось точно установить, что объект Мартель в скрывается под именем Фенн и в данное время работает на Сальваторе Фредеричи, он же Салли Фредерикс, он же Большой Сал Фредерикс, главного местного наркотарговца, а также…»

— Значит, наркотики? — перебил я её. — Это уже кое-что. Риззи тоже работал по тому же профилю. Интересно, зачем Мартелю… Ну да ладно. Но если Пол засек его, то почему же мы до сих пор ничего не предприняли? Для чего мы его бережем, к юбилею кого-то из начальства или к очередной годовщине русской революции?

— Здесь есть инструкции, данные агенту. — Снова зашуршала бумага. «Не предпринимать каких-либо действий, пока не будет полностью выяснена миссия объекта».

Видимо, Маку не давал покоя вопрос о том, зачем и почему такой опытный и ценный агент, как Мартель, целых семь лет изображал из себя обыкновенного хулигана, однако ради удовлетворения подобного любопытства, возможно, придется положить не одну человеческую жизнь. И не исключено, что кто-то из-за этого уже погиб.

— Ладно, — сказал я. — Я сам перезвоню вам, когда мне будет, что сообщить.

— Да, сэр.

У неё был приятный голос, но у меня не было ни времени, ни желания думать ни о приятных голосах, ни об их хорошеньких обладательницах. Повесив трубку, я поехал обратно в мотель. И тут оказалось, что все мои хлопоты насчет поиска врача были напрасны. Нет, парень по-прежнему лежал в кустах, но вот только врач ему был уже не нужен. Он был избит до смерти — или почти до смерти, что, в общем-то, одно и то же. Даже в темноте зрелище было не из приятных. Уж можете мне поверить.

Еще какое-то время я оставался сидеть на корточках перед трупом. Насколько мне удалось разглядеть, это был светловолосый парень лет двадцати, и не исключено, он проходил обучение в той же группе, в составе которой я в прошлом году проходил переподготовку. Когда я закончил свой курс, им даже ещё не присвоили оперативные псевдонимы. Во всяком случае, он показался мне знакомым, однако, кто-то старательно потрудился над тем, чтобы обезобразить его внешность, так что с уверенностью ничего нельзя было сказать. К тому же теперь это было не столь уж существенно.

Выждав удобный момент и убедившись, что поблизости никого не было, я выволок его из кустов и погрузил в свой грузовичок. Но к доктору Дитсинджеру я его все-таки отвез. И сделал вид, что удивлен и ужасно растроен, когда мне было объявлено о том, что мой друг умер. Напустив на себя вселенскую скорбь и едва сдерживая слезы, я велел Дитсинджеру позвонить в Вашингтон для получения дальнейших распоряжений, а сам с горестным видом удалился.

На обратном пути, проезжая по мосту через Траки-Ривер, я немного притормозил. У меня не было никаких сомнений насчет того, каким образом Пол добрался до мотеля: его одежда была мокрой насквозь. Наверное, его бросили в реку где-то выше по течению. А уж каким образом ему удалось добраться сюда в его-то состоянии — ползком, вброд, вплавь в тех местах, где было слишком глубоко — лишь одному Богу известно.

Другим интересным вопросом было то, зачем он это сделал. Конечно, не исключено, что ему необходимо было сообщить мне некую информацию чрезвычайной важности. Или же просто он искал кого- то, кто мог бы поддержать его в трудную минуту.

Я слегка поежился и отправился дальше. Вернувшись на территорию мотеля, я припарковал свой грузовичок на том же месте, что и раньше. Зашел в свой номер и плеснул в стакан виски из пластиковой фляжки, которую я всегда держал в своем чемодане. У меня в ушах ввсе еше звучал тот сдавленный голос, нашептывавший: Ради Бога… Я ранен… Что ж, в этом нет ничего удивительного. Мне и прежде мерещились голоса. Так что одним голосом больше, одним меньше — какая разница? Однако виски я все-таки выпил. Затем я скинул с себя одежду и отправился в ванную с намерением принять душ. Я уже было собирался включить воду, когда в дверь позвонили.

Я обреченно вздохнул. Подошел к шкафу и снял с вешалки халат. Надев его, я завязал пояс и сунул в карман пистолет. А затем подошел к двери и резким рывком распахнул её. Возможно, они выследили Пола, когда он полз сюда, так что теперь была моя очередь. И к тому же мне уже надоело осторожничать. Так что пошли все к черту. По крайней мере, одного гада я точно успею замочить, прежде, чем они грохнут меня.

Зрелище двери, распахивающейся перед самым его носом, настолько травмировало нежную душу афгана, что он бросился прочь, отчего его хозяйка едва не свалилась с крыльца. Да уж, он был редкостной скотиной, ничего не скажешь.

— Ну, Шейх! — раздраженно воскликнула она, а после обратилась ко мне. — Подожди минуточку, я сейчас его привяжу.

Я не сразу осознал, что моей жизни ничто не угрожает, и смертельная схватка откладывается, по крайней мере, ещё на какое-то время.

— Ему нужна причальная мачта, — кисло проговорил я, — он у тебя как дирижабль.

— Мистер, — ответствовала она, — это мое дело, а вот вам не следует критиковать чужих собак. Черт возьми, ведь ты сам даже собственную жену не сумел удержать. — Затем она выпрямилась и взглянула на меня. — Ну так что, может быть, все-таки пригласишь меня войти?

— А надо?

Она скорчила недовольную рожицу и переступила порог. Я последовал за ней и закрыл дверь за нами. Теперь на ней был уже не зеленый пляжный наряд, а простое белое платье, которое с равным успехом могло стоить как десять долларов, так и все сто — скорее, последнее — и белые детские туфельки-лодочки на высоких, тонких каблуках. Волосы хорошо причесаны и гладко уложены, а поддерживающие прическу шпильки понатыканы не кое-как, а именно так, как надо. И ещё на ней были легкие белые перчатки — весьма официальный наряд для такого городишки, как Рино.

Я могу перечислить все достоинства девушки в брюках и не испытывать к ней при этом совершенно никаких чувств. Но мне необходимо увидеть её в платье, чтобы подвести окончательный итог и в конце концов понять, что кое-какие чувства она во мне все же вызывает. Это платье великолепно годилось для таких целей — прямое, облегающее, без рукавов, с глубоким вырезом, открывающим шею. Оно было сшито из хлопчатобумахной ткани с выработкой — насколько я мог судить по своему прежнему опыту фотографа, изредка подрабатывавшего на показах мод, она называлась «пике». Украшений на ней не было. Все было предельно просто и скромно, ничто не отвлекало внимания, и можно было сосредоточиться на самой девушке. И любой мужчина на моем месте так и поступил бы.

— Ладно, ты просто красавица, — сказал я. — А теперь можно мне все-таки принять душ?

— А ты — врун, — парировала она. — Никакая я не красавица и никогда ею не буду. Но зато я просто жутко сексапильная.

— И к тому же ещё я пьяная, — добавил я.

Девица покачала головой. А затем стянула с рук перчатки, давая понять, что официальная часть окончена.

— Нет, я не пьяная, — возразила она. — Просто выпила стаканчик по возвращении домой — кстати, судя по вот этой фляжке, ты сделал то же самое — а затем подумала о том, что у меня где-то в холодильника валяется тот чертов гамбургер, и уже от одной только этой мысли меня едва не стошнило. Тогда я подумала, что было бы неплохо отправиться куда-нибудь и поужинать. Но одной идти не в кайф. И вот я здесь. Так что давай, собирайся. И оденься поприличнее. Ты поведешь меня в ресторан.

Еще какое-то время я выжидающе разглядывал её. Если это и было наиграно, то играла она очень и очень правдоподобно.