Нам с Эдуардом пришлось помахать значками, когда мы шли по коридору к допросной, но еще издали мы услышали спор. Я узнала голос и Бернардо, и его собеседника:

— Откуда вы знаете…

— Нельзя ее отпускать…

— Почему это нельзя?..

Выйдя из-за поворота, мы увидели, как детектив Эд Морган спорит с Бернардо. Вот тут я наконец заметила, что Морган пониже шести футов — точный рост Бернардо. А это всегда труднее — спорить с кем-то, глядя снизу вверх, но Морган старался. Олаф со скучающим видом прислонился к стенке, в небрежной позе, ни над кем не нависая.

Морган обернулся к нам, как буря, ищущая, куда обрушиться.

— Вы что-то знаете про Полу Чу, чего нам не говорите!

— Мы только что приехали, — ответила я. — Мы даже не знаем, о чем у вас спор.

Олаф отвалился от стенки, выпрямился.

— Они хотят отпустить всех тигров, а Бернардо пытается задержать Полу Чу.

Бернардо обернулся к нам, черные глаза пылали злостью. От той же злости выступили скулы.

— Но почему он хочет задержать Чу, он мне не говорит, — ответил Морган, приближаясь широкими шагами. Мы с Эдуардом не сбавили шагу и встретились на полпути. Морган помахал пальцем перед лицом у Эдуарда, потом у меня. — Кто-то из вас велел ему ее здесь задержать, но не сказал почему. Что вы там скрываете?

Злость расходилась от него вибрирующей волной. У меня мелькнула мысль: «Я могу питаться гневом. И мне станет лучше, и перебранка кончится. Нет, Анита, нельзя. Неудачная мысль».

Я попыталась сунуть руки в карманы, но все время натыкалась на оружие.

— Может, дело в том факте, что она — сожительница того тигра, который сегодня с цепи сорвался, — сказал Бернардо, подходя к нам. Олаф шел следом.

— Этого мало, чтобы ее задержать, — возразил Морган.

— Я знаю, Морган, что вы можете ее задержать на дольше, — сказал Эдуард.

У меня возникла мысль:

— Давайте возьмем отпечаток лапы каждого тигра и сравним с ранами. После этого, если хотите, их можно отпустить.

— Я не стану предлагать этим ребятам перекидываться в полицейском участке, Блейк. Даже не думайте.

— А им не нужно перекидываться полностью. Только когти; — ответила я.

— Что? — спросил он, морща брови.

— Я вашему медэксперту говорила, что эти следы оставлены очень сильным оборотнем, который умеет всего лишь выпустить когти и спрятать их. Вроде как ножи с выкидным лезвием.

— Нас инструктировали по ликантропам, — ответил Морган. — У мощных оборотней есть две формы: полностью животная и животное-человек. Перекинувшись, они могут попасть под непреодолимое желание свежего мяса и убийства. Обратное превращение может быть лишь через шесть — восемь часов, и после него они еще час как минимум лежат без сознания. Я не собираюсь спускать с цепи тигров в нашем участке, где мы не можем гарантировать, что они будут собой владеть настолько, чтобы дать нам снять отпечатки.

— Можете мне поверить, если они умеют отращивать когти, то и мыслят тоже вполне ясно. И только у самых-самых, новичков потребность жрать сразу после превращения непреодолима.

— И я должен верить вам, а не нашим экспертам? — с непередаваемым презрением спросил Морган.

— Оказываясь в тупике, я обращаюсь к ней, — ответил ему Эдуард.

Я попыталась проникнуть взглядом за эту маску Теда.

— Спасибо, Тед.

— Что вы ей верите — мне плевать, Я ей не верю. И никому из вас не верю.

Я заговорила, стараясь не терять терпения:

— Ваши эксперты — либо на них охотятся, либо их изучают?

Морган нахмурился, подумал. Потом кивнул:

— Да.

— А я живу с двумя такими. Можете мне поверить, когда я говорю, что знаю оборотней лучше вашего эксперта.

— И я вам должен верить, потому что вы с какими-то оборотнями трахаетесь?

Я улыбнулась, но не слишком довольной улыбкой — а той, которой улыбаюсь, чтобы не сорваться.

— Да, потому что я знаю оборотней в тех смыслах, в которых ваш эксперт и представить себе не может.

— Мне ваши извращения не интересны, Блейк.

Я сделала еще шаг, вторгаясь в его личное пространство,

И еще, пока ему не пришлось бы либо отойти, либо соприкоснуться. Он не отступил, и нас разделяло расстояние не шире толщины волоса. Любому наблюдателю показалось бы, что мы соприкоснулись.

Детектив моргнул, глядя на меня сверху вниз. Нервный жест, выдающий, как в покере. То ли ему не нравилось, что я так близко, то ли…

Я стала тщательно выговаривать слова, добавляя в голос дозированную злость:

— Мои «извращения» — совсем не ваше дело, Морган. А поймать этого гада — ваше дело. Вы хотите, чтобы я вам помогла его взять, или хотите шипеть, злиться и критиковать мою половую жизнь?

— А что я должен думать, когда вы мне говорите, что живете с двумя такими?

— Вы должны думать, что я для вас важный источник информации о малоизвестном меньшинстве в этой стране, и что мои внутренние сведения могут быть для следствия бесценны.

Я говорила все тише и тише, чтобы ему пришлось наклониться.

И когда я закончила, его лицо почти касалось моего. И выражение на этом лице было странным, когда он тихо повторил:

— Бесценны.

Я не поцеловала его, не дотронулась вообще, но в этот момент он мне сдался, и я напиталась его злостью. Секунду назад она еще была внутри него и тут же полилась мне на кожу теплым приливом. Я закрыла глаза, вдохнула ее, и это было хорошо, хотя и не намеренно.

Эдуард тронул меня за плечо и чуть отвел от детектива. Морган остался стоять, глядя туда, где я была, будто я и не двинулась.

— Глаза у тебя… — шепотом сказал Бернардо.

Сзади послышались чьи-то шаги. Эдуард вынул из кармана солнечные очки и протянул мне. Я не спросила зачем: мне достаточно было выражения их лиц. Глаза у меня стали вампирскими. Такое уже случалось раз или два, но я всегда чувствовала, как это происходит.

Я надела очки на нос и сообразила, что сделала я это сейчас не нарочно, но Морган остался стоять, глядя в никуда. Не зная, ни что я с ним сделала, ни как, я не знала и того, как его из этого состояния вывести. Никогда раньше такого не было, когда я питалась чьим-нибудь гневом. Вот блин.

Бернардо пошел по коридору навстречу шагам:

— Шериф Шоу! Как жизнь?

Шоу, конечно. Блин и еще раз блин.