Но то, что последовало потом, подорвало и самоуверенность Крафта, и доверие к нему Ведеке.

Оба сходились в том, что не следует оставлять Мартену время на бегство, предостерегая его или вступая в переговоры. Куда лучше было сразу сбить мачты «Зефира» первым же залпом, пока тот лежал в дрейфе, поднимая из воды свои шлюпки. «Йовиш» был от него всего в полумиле, значит залп всем бортом должен был снести все, что находилось на палубе.

Крафт скомандовал:

— Огонь!

Семнадцать орудий грянули с левой артиллерийской галереи, каравелла содрогнулась от могучего удара, туча дыма взлетела над водой, закрывая вид и уносясь по ветру.

Но ни один парус на «Зефире» не рухнул, ни одна щепка не отлетела от его надстроек… Стая ядер пролетела с адским воем высоко над мачтами и подняла семнадцать серебристых фонтанов воды в четырех кабельтовых за ним.

— Не умеешь стрелять, скотина! — взревел Ведеке.

Крафт был слишком удивлен, чтобы отвергать незаслуженное обвинение. Только после паузы он ответил, что так позорно сплоховали канониры, а не он.

Теперь Ведеке пожалел, что не приказал Вихману принять командование артиллерией «Йовиша». Передумал он в последний момент, не желая оставлять Лятарню без единого старшего офицера.

Тем временем штурман, желая исправить ошибку, в которой его обвинили, скомандовал к повороту, чтобы дать залп с другого борта.

— Целить ниже! — скомандовал он.

Но когда «Йовиш» развернулся, «Зефира» перед ним не было.

Мартен только раз позволил застать себя врасплох. Имея обе шлюпки уже на палубе, теперь он мог и подразнить противника, неловкость которого проявилась столь выразительно.

Напрасно Крафт раз за разом менял курс, разворачивался, приводился в ветру и описывал циркуляции. По окончании каждого маневра «Зефир» неизменно появлялся по его левому борту. Был быстр и изворотлив, как угорь. Мог уже с десяток раз обстрелять «Йовиша», и с такой малой дистанции, что наверняка тут же лишил бы хода. Но Мартен огня не открывал. Играл с ним, как кот с мышью, приводя в отчаяние штурмана, который совершенно потерял голову.

Ведеке попросту обезумел. Эта забава, продолжавшаяся уже около часа, выставила его насмех не только в глазах Сассе с Вихманом и гарнизона Лятарни. На берегу начала собираться толпа зевак, привлеченных громом того злосчастного залпа, который должен был смести «Зефир»с поверхности воды. По Висле подплывали ладьи и лодки с любопытными, а весть о небывалом зрелище, передававшаяся из уст в уста, разлеталась как стрела и явно добралась уже до города.

Тем временем Мартен повел себя совсем нахально. «Зефир» подходил все ближе, зарифливал паруса и уменьшал ход, скользя вдоль каравеллы, а с его палубы летели шуточки и издевательства, увеличивая ярость Ведеке и отчаяние Крафта, но теперь уже впрочем вызывая и сдавленный смех среди их собственной команды.

— Продайте ваши пукалки огородникам! — вопил чей-то пронзительный голос. — Они их приспособят грядки поливать!

— Нет-нет, — перекрикивал его другой. — Поставьте из них клизму хафенмейстеру! Это ему пойдет на пользу!

— Дайте его нам!

— Кидайте его в воду на канате! Мы отбуксируем его в Пуцк, чтобы подостыл!

Слышно это было на милю — возможно и на берегу тоже.

Ведеке был сыт всем по горло. Лучше было признать поражение и вернуться, чем и впредь нарываться на такой позор.

Он уже открыл было рот, чтобы дать команду опозоренному штурману, когда «Зефир» вдруг взял курс прямо на корму «Йовиша», а потом поравнялся с ним бортами буквально на расстоянии броска камнем.

Хафенмейстер онемел. Неужели корсар готовился к абордажу? Не похоже…Он отчетливо видел рослую фигуру Мартена, который стоял на мостике за штурвалом, положив ладонь на плечо своего помощника. Оба смотрели в его сторону. Мартен бросил какую-то реплику, и Грабинский рассмеялся.

Ведеке подумал, что они удивительно похожи, и что каждый из них напоминает ему ещё кого-то. Но кого? Когда он порылся в глубинах памяти, на поверхность всплыли вначале черты лица, а потом и имя того человека: Кароль Куна!

Он содрогнулся. Все опасения отца, его предостережения, которые он высмеивал, показались ему вдруг верными и весомыми. Ведеке окинул взглядом палубу «Зефира». Две шеренги отборных стрелков с оружием у ноги стояли вдоль борта.

Маневровые вахты быстро и ловко подбирали паруса, равняя ход корабля со скоростью каравеллы. Среди отборной, прекрасно обученной команды не было заметно ни малейшего замешательства или суеты. Но спокойствие и молчание, царившие там, показались ему от того лишь ужаснее.

« — Спасаться! — промелькнуло у него в голове. — Защищаться! Отстреливаться!»

Оглянулся на стоявшего за ним Крафта, совершенно отупевшего и беспомощного.

— Картечницы! — прохрипел он. — Где картечницы и мушкеты?

Штурман совершенно позабыл о них. Те стояли на стеллажах в кубрике, вычищенные, сверкающие, новые, никогда до той поры не пользуемые, кроме редких учений.

Кинулся к носовой надстройке, но громкий окрик с «Зефира» осадил его на месте.

— Стоять! — рявкнул Мартен. — Если кто из вас шевельнется, велю стрелять!

— Я не собираюсь вас атаковать, — продолжал он, обращаясь ко всему экипажу «Йовиша», — хотя мог бы потопить ваш корабль одним залпом. Но я не держу на вас зла и не считаю неприятелями, хоть вы и открыли по мне огонь без предупреждения, как по бешеному псу. Знаю, что сделали это по приказу хафенмейстера и только он ответит за такое поведение, но не передо мной, а перед королевским судом. Потому хочу его забрать в Пуцк и — видит Бог — сделаю это немедленно, а кто осмелится стать мне на пути, тому пуля в лоб!

Ведеке слушал эту возмутительную речь, и, казалось, кровь вскипала у него в жилах. Он знал, чувствовал, что никто из стада бесстыжих матросов и боцманов, разжиревших на доброй еде и получавших немалое жалование из гданьской казны, не захочет рисковать головой за его свободу и жизнь.»Йовиш» действительно отдавался на милость Мартена. На разряженные орудия каравеллы смотрели готовые к стрельбе жерла его полукартаунов, и каждый мог детально видеть, что наведены те были ниже ватерлинии. На палубе же два десятка мушкетеров скалили зубы в издевательской ухмылке, и казалось смотрели они только на полумертвого от страха хафенмейстера.

— Спустить все паруса! — крикнул Мартен. — Живо!

Ведеке охнул. Бесстыдный приказ был немедленно исполнен его собственными людьми! Значит он погиб… Если этот сын и внук колдуньи велит его обезоружить и связать, они это сделают!

Отчаяние заставило его действовать. Подскочив к окаменевшему от потрясения штурману, вырвал у него из-за пояса пистолет и выстрелил в Мартена через десятиярдовую полоску воды, разделявшие борта кораблей.

Тишину разорвал грохот выстрела, звук падения тела и стон смертельно раненого человека. Мартен обернулся. Стефан Грабинский лежал у его ног с разбитой пулей головой.

То, что последовало через мгновение и разыгралось в следующих несколько минут, носило все признаки отчаянной мести. Канаты с четырехзубыми крюками как взбешенные змеи рухнули на «Йовиша», зацепили ванты и стянули вплотную борта кораблей, а Мартен во главе толпы головорезов ринулся вперед, разметал онемевших матросов и ворвался на мостик.

Ведеке не успел даже крикнуть. Его огрели обухом по голове, а потом едва не разорвали на части. Он был ещё жив, когда почувствовал затягивавшуюся на шее веревку, но это был последний проблеск его сознания. Петля затянулась, и тело хафенмейстера, которое волокли по палубе к фокмачте, содрогалось в агонии.

Ни один человек из команды каравеллы не двинулся с места. Люди Мартена отбрасывали их с дороги, как мешавшие пни, они же в немом ужасе смотрели на происходящее, словно страх и потрясение лишили их возможности двигаться.