Высокородный, потомок старинного. рода, больше не человек. Самое правильное было бы уничтожить его, как уничтожают бешеных собак. Вот мой прощальный совет.

Нилит покачал головой.

— День ото дня не легче… Боги мои! И это именно теперь, когда я становлюсь старым и мечтаю только об одном: уйти на покой…

— Покой придет к тебе навсегда, если ты оставишь Бракну в живых. Только перед тем, как обрести успокоение в смерти, ты испытаешь самые страшные муки, которые только способна изобрести извращенная фантазия нелюдя, выродка — называй его как хочешь,— предостерегла старика Соня.— Прощай, Трарза. Ты предупрежден. Я ухожу в джунгли.

С этими словами она повернулась и выбежала из дома Нилита.

* * *

Слишком много забот одолело Трарзу после этого разговора, чтобы дерзкая рыжеволосая чужестранка часто всплывала в его памяти. И тем не менее нет-нет да задумывался Трарза над ее прощальными словами. Вдруг Соня права? Вдруг ее сумасшедшие подозрения имеют под собой какие-то веские основания?

Исподтишка Трарза наблюдал за сетмоном Бракной. Но тот, как обычно, холодный и сдержанный, нес свою службу и не совершал ничего подозрительного. И постепенно Трарза успокаивался; Нет, у рыжеволосой явно не все дома.

А сама Рыжая Соня исчезла бесследно. Вместе с ней дезертировал и скрылся Азуги — ее приятель- стрелок. Об обоих с того самого дня, как они исчезли, не было ни слуху ни духу. Трарза даже не стал строить предположений по поводу этой странной парочки. Сбежали — и сбежали. Должно быть, направились на север, к Птейону — двум жуликам всегда есть чем поживиться в большом городе.

Сехута Эратон действительно погибла — ее тело было обнаружено за городской стеной. Совершенно очевидно, что сехута отправилась в джунгли за какими-то травами, содержавшими в себе краситель (травы нашли при ней в особом мешочке) и подверглась нападению диких зверей.

Конечно, гибель столь популярной в городе сехуты многими была встречена как большое несчастье. Однако здесь все было вполне понятно, и никакими нелюдями смерть сехуты Эратон не пахла. Так что Соня перестаралась в своих подозрениях. К такому выводу пришел в конце концов Трарза.

И жизнь в маленьком городке потекла своим чередом…

* * *

— Ты уверена, что они не продырявят нас стрелами прежде, чем мы успеем с ними заговорить? — уже в который раз спрашивал Соню ее спутник Азуги.

— Я ни в чем не уверена,— отозвалась Соня и предупреждающе подняла руку.— Тише! Я слышу шаги.

Азуги остановился и замер. Но как он ни напрягал слух, не мог разобрать ни звука. Тем не менее его приятельница безошибочно указала рукой в сторону большого развесистого куста, покрытого плодами красного цвета.

— Он там,— уверенно проговорила Соня и сняла с плеча лук.

Куст зашевелился и оттуда действительно показался чернокожий воин. Его стройное обнаженное тело было разрисовано поперечными желтыми полосами, а на лице красовались красные и белые зигзаги.

— Ты из племен, поклоняющихся Буйволу? — обратилась к нему Соня.

Воин замер, держа наготове свое длинное, украшенное у наконечника пышными перьями копье. Соня широко улыбнулась и развела руками в знак того, что явилась с мирными намерениями.

— Мое имя Соня,— снова заговорила рыжеволосая воительница.— Если ты из племени Буйвола, то отведи нас к человеку по имени Махарим. Он должен знать, кто мы такие.

Вместо ответа воин поднял руку и испустил негромкий крик, явно подражая зову какой-то птицы. Тотчас же вся поляна была окружена такими же чернокожими воинами, носящими на теле знаки Буйвола и Леопарда.

— Что там теперь делать? — сквозь зубы пробормотал Азуги.— Похоже, они приняли нас за две ходячие мишени. Ох, Соня. С самого начала твоя затея казалась мне безумной,

— Зачем же тогда ты пошел со мной? — резонно поинтересовалась Соня.

— По глупости,— вздохнул Азуги.

— Не бойся, Азуги.— Соня ободряюще взяла своего спутника за руку.

Тот с негодованием высвободился.

— А кто боится-то? Я, что ли, боюсь? Никогда в жизни Дзуги не страшился каких-то там черномазых…

— О «черномазых» тебе лучше забыть,— предупредила Соня.— Если ты хочешь сражаться на их стороне…

— Вот уж не думал, что придется сражаться на стороне каких-то черно…

— Тсс! На стороне людей — против воскресающих нелюдей! Не забывай об этом, Азуги!

Им пришлось прервать свой негромкий диалог. Из толпы чернокожих воинов вышел один, чей головной убор из красных и белых перьев тропической птицы был пышнее и роскошнее, чем у остальных.

— Я — Санага! — крикнул он, ударив себя кулаком в грудь.— Я — вождь отряда!

Соня выступила вперед и чуть поклонилась ему, после чего горделиво подняла голову. Огненные волосы, заплетенные в косу и уложенные на затылке тяжелым узлом, сверкнули под солнцем, как ярко начищенная медная корона.

— Я — Рыжая Соня! — воскликнула она.— Я пришла говорить с человеком вашего племени. Его имя — Махарим.

— А он кто? — недоверчиво спросил Санага, указывая копьем на Азуги.

Но коренастый загорелый хаданский стрелок уже взял себя в руки. Ударив себя в грудь так яростно, что послышался гул, он зарычал:

— Я — Азуги! Я — стрелок из Хадана! Я шел сюда с Рыжей Соней! Я тоже хочу видеть Махарима! Понял, ты, чер…

Соня наступила ему на ногу, и Азуги тихонько зашипел от боли.

Ответ незнакомцев, казалось, вполне удовлетворил дикаря. Он покивал своими перьями и, повернувшись, величаво зашагал в чащобу. Воины двинулись вслед за ним.

— Что это он, а? — спросил Азуги у Сони шепотом.

— Идем за ними,— ответила Соня.—Он не побоялся повернуться к нам спиной. Это признак либо величайшего доверия, либо величайшего презрения.

— Гм,— пробормотал Азуги.— Не знаю, как и расценивать все это. С одной стороны, плевал я на доверие чернома… кх! — Он кашлянул, поперхнувшись на последнем слове, и поправился: — Какого-то лесного дикаря. С другой стороны, еще не хватало, чтобы он меня презирал!

Соня улыбнулась.

— Не философствуй! — посоветовала она.

Азуги уставился на нее с подозрением.

— Чего-чего? — переспросил он.

* * *

Махарим встретил свою давнюю спасительницу гостеприимно. Сейчас он уже совсем не походил на того истерзанного, истекающего кровью несчастного человека, которого Соня обнаружила в джунглях и выхаживала с самоотверженностью сестры. Теперь он держался со спокойным достоинством вождя, облеченного властью. Ответственность того, кто распоряжается судьбой многих людей, бремя знаний, постоянная тревога за жизнь подчиненных — все это наложило свой отпечаток на молодое лицо Махарима.

Увидев Соню в окружении воинов, раскрашенных боевой раскраской, Махарим поднялся со своего кресла, устланного шкурой леопарда, и устремился ей навстречу.

— Соня! — воскликнул он.— Я счастлив видеть тебя. Надеюсь, моя сестра здорова?

— Вполне, Махарим.— Соня без колебаний сжала обе протянутые ей черные руки.— Этот человек,