мыслей преимущественно должна быть почерпаема из Св. Писания.
50) Истина соединения мыслей не есть изобретение человеческое: она только дознана людьми и замечена для того, чтобы можно было ей учиться и учить, сама же в себе она являет естественный закон природы, свыше установленный. Как тот, кто повествует по порядку времен о различных событиях, ничего в сем не изобретает сам, когда говорит о местоположении известных стран, о свойствах каких-либо животных, растений и камней, о звездах и их движении, ничего не говорит такого, что было бы измышлено им самим или изобретено другими, – равным образом, кто говорит: «если ложно последующее, то необходимо ложно и предыдущее», говорит самую правду, но сия правда не от него зависит, а он показывает только, что это правда. На этом самом умоположении или логическом законе утверждается сила и вышеприведенных слов Апостола; ибо им предшествует следующая ложная мысль: «воскресения мертвых несть» (так говорили некоторые, коих Апостол хотел вывести из заблуждения). Из сих слов – «воскресения мертвых несть» – необходимо следует: «Христос не воста», но сие следствие ложно, ибо Христос воскрес; следовательно, ложно и то, что служит основанием ему, именно, что «воскресения мертвых несть». Итак – есть воскресение мертвых! Все сие можно предоставить короче следующим образом: если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес, но Христос воскрес, следовательно, есть воскресение мертвых.
Закон сей, по которому вследствие отвержения последующего отвергается и предыдущее, только дознан людьми, а не произвольно ими установлен, и относится к истинности сомнения мыслей, а не к истине самых мыслей.
51) Умозаключение о воскресении мертвых, изложенное в упомянутом месте, верно и по закону соединения мыслей и по своему следствию. Но следствия, верные только по правилам соединения мыслей, могут быть выводимы и на основании ложных положений. Так, представим себе, что кто-либо допустил следующее наше положение: если улитка есть животное, то имеет дар слова. Поскольку при отвержении последующего, как мы уже сказали, необходимо отвергается и предыдущее, то, доказав, что улитка не имеет дара слова, мы будем вправе заключить, что она не есть животное. Мысль сего заключения, очевидно, ложна; но самое заключение по правилам соединения мыслей, несмотря на допущенное ложное положение, истинно. Таким образом, истина мыслей, сама по себе, имеет достоверность; но истина соединения мыслей зависит от мнения или согласия того, с кем говорим мы. Умозаключения, верные по соединению мыслей, но неверные по самым мыслям, должны быть употребляемы, как мы выше сказали, для вразумления заблуждающих и для приведения их в такое состояние, в котором они принуждены были бы сами осознать неверность своих мыслей, видя, что они ведут к нелепым заключениям. Но, как на основании ложных положений могут быть выводимы и истинные заключения, так, напротив, на основании истинных положений могут быть выводимы и ложные. Положим, что некто говорит нам: «Если такой-то справедлив, то он добр». Мы соглашаемся на сие, после чего нам говорят: «Он несправедлив». Мы принимаем и это, но из сего вдруг заключают, что человек этот не добр. В этом умозаключении мысли верны, но неверно соединение мыслей: ибо, по отвержении предыдущего, не столь необходимо отвергается последующее, сколь необходимо по отвержении последующего отвергается предыдущее. Истинно будет наше положение, когда скажем: «Если некто Оратор, то человек». Но, прибавив: «Некто не Оратор», мы неверно заключим, что «некто не человек».
52) Посему – одно дело знать правила соединения мыслей, – знать самую истину мыслей. Первые учат нас только тому, что следует из данного положения, что не следует и что противоречит ему. «Если некто оратор, то человек» – здесь последняя мысль следует из первой. «Если некто человек, то Оратор» – здесь последняя мысль из первой не следует. «Если некто человек, то существо четвероногое» – здесь последняя мысль противоречит первой. Во всех подобных случаях оценивается только связь мыслей или их соединение между собою. Что же касается до самой истины в мыслях, то при сем должно обращать внимание уже на самые мысли, а не на соединение их, нужное только при заключениях: если мысли верны и очевидны, то от них получают свою достоверность и другие, менее известные, если только они правильно соединяются с ними или выводятся из них. Некоторые, научившись правилам соединения мыслей, тщеславятся тем столько, как бы научились истине самых мыслей; а некоторые, зная одни истины мыслей, жалуются на себя, что не знают правил истинного их соединения. Сия жалоба напрасна: по-моему, лучше твердо знать, что есть воскресение мертвых, нежели, что, если воскресения мертвых нет, то и Христос не воскрес.
53) Таким образом, наука делать определения, разделения и исчисления частей не есть наука ложная, хотя ее весьма часто употребляют для определения и разделения предметов ложных, и не изобретена людьми, но только дознана ими на опыте. Из того, что ее употребляют поэты в своих вымыслах, лже-мудрователи, еретики и лже-христиане при доказательствах своего заблуждения, нисколько не следует, будто ложно было, например, правило, в согласии с которым в определение и разделение не должно ни вносить ничего такого, что не относится к самому предмету, ни оставлять того, что относится. Правило сие справедливо, хотя предметы, определяемые и разделяемые, могут быть ложны. Так, мы можем определить и самую ложь: ложь есть то, что представляется совсем иным нежели каково само в себе есть. Определение верное, хотя предмет его – ложь – не может быть истиною.
Столь же верно мы можем и разделить ложь. Два рода ложного: к первому относится то, что вовсе невозможно; ко второму – то, чего нет, но что может быть. Например, тот, кто говорит, что семь и три составляют одиннадцать, говорит вовсе невозможное; а кто говорит, например, что в календы Генварские был дождь, говорит возможное, хотя бы сего на самом деле и не было. Таким образом, определения и разделения самых ложных предметов могут быть истинные, хотя самые предметы нисколько не делаются чрез то истинными.
54) Такое же точно достоинство имеют и правила, посредством которых научаемся рассуждать о предмете с разных сторон и в разных отношениях, каковые известны под именем Красноречия. Сами по себе они истинны, хотя могут быть употребляемы для убеждения других в чем-либо ложном, а поскольку они же могут быть употребляемы для убеждения других в самой истине, то нимало не предосудительны – предосудительно только злоупотребление их. Не от людей установлено то, чтобы, например, живое описание любви пленяло слушателя, чтобы речь краткая и ясная была вразумительна для него, чтобы разнообразие оной – без излишества – невольно поддерживала внимание его. Не от людей установлены и другие некоторые правила витийства, кои, хотя употребляются к раскрытию и истинных и ложных предметов, несмотря на то, сами по себе истинны, поскольку способствуют либо знать что-либо, либо веровать чему-нибудь, и поскольку руководствуют к убеждению сердца в том, чего оно должно желать или отвращаться. Люди только дознали на опыте, что сии правила точно таковы сами по себе, какими кажутся, а не изобрели их, чтобы они были точно такими.
55) Правила Красноречия образуют более дар слова, нежели способность мышления; правила же заключения, определения и разделения – образуют более ум. Впрочем, научившись тем и другим, не должно думать о себе, как некоторые, мечтая, будто они постигли чрез то самую тайну блаженной жизни; это – заблуждение. Познание сих правил не столько важно, как представляют его некоторые, ибо часто случается, что люди скорее понимают самые предметы, для уразумения которых преподаются правила, нежели запутанные уроки о правилах. Например, если бы кто, желая преподать правила хождения, говорил: не должно поднимать второй ноги прежде, нежели будет поставлена первая, которая была поднята, – и далее подробно описал бы, как должно двигать верхними и нижними частями колен. Такой учитель говорил бы правду, ибо иначе, как он говорит, нельзя и ходить; но люди, делая все это и без учения, скорее ходят, нежели замечают, что делается ими при хождении, и нежели понимают, когда им говорят о том. Те же, которые не могут ходить и собственным опытом проверить преподаваемых им правил, еще менее нуждаются в оных. Подобным образом, остроумные люди весьма часто видят
