выступающие поразительной дисгармонией на этом сугубо мужском лице. Впрочем, могло и показаться. У Маренн не было возможности рассмотреть незнакомца, да и зачем? Она даже не знала, кто это.

Но Ирма… Она не отрывала от высокопоставленного офицера взгляд остановившихся, широко распахнутых глаз, и Маренн видела отлично — глаза фрау Кох наполнились слезами. Офицер вел под руку полную молодую даму в роскошном платье, унизанную драгоценностями. Ее светлые волосы были собраны в тугой узел на затылке, полный бюст вызывающе выступал из узкого декольте. Все ее выхоленное, изнеженное существо выражало высокомерие и надменность, свойственные женам больших начальников. Она едва удостоила взглядом чету Науйоксов, когда незнакомец довольно сдержанно поприветствовал их. Алик встал и ответил на приветствие. Ирма не шелохнулась.

Вновь пришедшая пара уселась за столик, за которым их ждали Шелленберг с супругой. Они ужинали вместе. Офицер сел к Науйоксам спиной.

Не понимая еще причину волнения фрау Кох, Маренн с тревогой посмотрела на нее. Пальцы Ирмы дрожали, она некоторое время сидела, потупив взгляд, потом встала и быстро вышла из зала. Маренн заметила, что незнакомый ей светловолосый офицер исподволь наблюдал за Ирмой и проводил ее глазами, в которых играла усмешка. Это была оскорбительная усмешка — даже Маренн стало как-то зябко и неуютно от нее. Затем она поймала взгляд офицера на себе. Наклонившись, Шелленберг что-то сказал ему. В узких глазах последнего мелькнуло любопытство и еще что-то неприятное: он словно оценивал женские достоинства Маренн. Она рассердилась и отвернулась.

— Кто этот господин? — раздраженно спросила Маренн у Науйокса.

— Группенфюрер СС Гейдрих, шеф службы безопасности, второй человек в СС после Гиммлера, — ответил ей Алик бесстрастно, потягивая коньяк. — Блондинка — его жена, Лина.

К изумлению Маренн, Науйокс вполне спокойно продолжал свой ужин. Казалось, его совсем не трогало состояние Ирмы. Он вовсе не намеревался идти за ней и успокаивать.

— А Ирма? — спросила Маренн, сдерживая возмущение. — Мне показалось, что-то случилось…

— Ничего не случилось, — так же спокойно ответил Алик, но Маренн заметила, что глаза его зло блеснули.

— Но, может быть, мне сходить за ней? — предложила Маренн. — Где она?

— Сходите, — Науйокс пожал плечами. — В дамском туалете, я думаю.

Его равнодушие чрезвычайно озадачило Маренн. У нее сложилось впечатление, что Алик очень любил свою жену, но теперь, когда Ирме, надо полагать, было очень плохо, он вел себя невозмутимо, как сфинкс, и почти так же загадочно. Пожав плечами, Маренн встала и через весь зал направилась к выходу. Теперь все любопытствующие могли вдоволь насмотреться на нее.

Не обращая внимания на весьма нескромные порой взгляды, Маренн вышла из зала. Напоследок она обратила внимание на молодую девушку, сидевшую недалеко от зеркальных дверей ресторана в обществе элегантных офицеров люфтваффе. Встретившись с ней глазами, Маренн прочла нескрываемую враждебность, вызов и… ревность. Она ощутила неловкость. К кому ревновала ее очаровательная фрейлейн, похоже, не знавшая отбоя от кавалеров. К Науйоксу? В высшей степени странно, если учесть, что Науйокс пришел на ужин с женой. Непонятно.

Выйдя из зала, Маренн заглянула в дамский туалет. Вопреки предположению Алика, Ирмы там не оказалось. Где же она? Встревожившись, Маренн прошла в гостиную, в бильярдную, в казино, обошла холл и все помещения на первом этаже. Потом поднялась по лестнице на другие этажи. Ноги едва слушались ее. На лбу выступила холодная испарина — ее охватила слабость. Куда же подевалась фрау Ирма? Уйти на улицу она не могла — номерки, чтобы получить в гардеробе верхнюю одежду, оставались у Науйокса. Неужели Ирма вышла на улицу в тонком вечернем платье, тем более таком открытом. Но все-таки надо посмотреть, — решила Маренн.

Пройдя мимо швейцара, который с удивлением взирал на полуобнаженную даму, которая рискнула в таком виде выйти на ноябрьский холод, Маренн оказалась на крыльце. Действительно, вечерний морозец сразу же.охватил ее — она почувствовала озноб, но все же прошла туда-обратно вдоль освещенного фасада здания, ища глазами Ирму. Вот беда, зрение-то у нее плохое. От голода в лагере оно и вовсе испортилось. Где, где же?

На противоположной стороне улицы, как назло, все загородил трамвай. «Наверное, Ирма все-таки не выходила из отеля» — подумала Маренн и уже собралась вернуться в холл, но в это время трамвай сдвинулся с места и на остановке… Маренн увидела Ирму. Фрау Кох сидела на скамейке, без манто, сжавшись в комок от холода.

Подхватив длинный шлейф платья, Маренн сразу поспешила к ней. Ее колотил озноб, а сердце, сердце, казалось, сейчас выскочит из груди или просто остановится.

— Фрау Кох, — она подбежала к женщине и обняла за плечи, воскликнув: — Вы же простудитесь, идемте скорее!

Ирма подняла на нее бледное, заплаканное лицо.

— Мне все равно, — горестно проговорила она, — мне все равно.

— Что Вы! — Маренн присела рядом. — Послушайте, я не знаю, в чем причина Ваших переживаний, но я вижу, что Вы страдаете. Я не спрошу Вас ни о чем, но мне кажется, что самое лучшее для вас сейчас — это утереть слезы и веселиться, веселиться всем назло. Хотя бы выглядеть счастливой и довольной. Что бы Вы ни чувствовали, что бы ни желали в душе —это лучший способ и забыть, и, наоборот, разжечь… Идемте. Сегодня Вас не узнают. Я обещаю.

— Спасибо Вам, — Ирма с благодарностью сжала ее руку, — меня еще никто не поддержал, никогда. Ах, если бы Вы только знали… — тонкие брови ее изогнулись, она была готова зарыдать вновь и едва сдерживалась. Маренн почти насильно потащила ее в отель.

— Я не знаю. Да мне и незачем знать, поверьте. — говорила она на ходу. — Все пройдет. Время все лечит.

— Но Вы… Совсем незнакомый мне человек, — с удивлением лепетала Ирма, — я не ожидала от Вас такого участия.

— А я Вам знакома? — спросила ее Маренн, помогая привести себя в порядок в туалете. — Вы же заботитесь обо мне. Я тоже немного видела участия от лагерных дам, да и в прежней жизни — не похвастаюсь.

Когда они снова появились в зале ресторана, они обе смеялись. Маренн рассказывала Ирме об амурных похождениях одного из своих давних знакомых, бывшего егерского офицера во время скачек в Виши. На самом деле историю эту она слышала когда-то от Генри, и касалась она юной Коко Шанель, когда та только еще начинала свою карьеру.

Как известно, Шанель всегда ревностно относилась к своему прошлому и никогда не рассказывала правду. Но это неважно. Имен Маренн не называла, а вот сюжет. Сюжет казался занимательным, и у Ирмы явно поднялось настроение. Она развеселилась и похорошела. Когда они шли по залу, на них смотрели почти изумленно. Ирма чувствовала себя уверенней.

Увлеченная беседой с Маренн, она, может быть впервые, не заметила устремленного на нее взгляда Гейдриха, в котором удивление смешивалось с явным восхищением и вновь разгорающимся желанием.

Маренн же видела его очень хорошо. Не ускользнуло от нее ни раздраженное, настороженное лицо Лины, похоже, вечно недовольной и обиженной, ни доброжелательная улыбка Шелленберга, ни теплая признательность в глазах Алика. Теперь Маренн понимала, что Науйокс был просто бессилен помочь жене и глубоко переживал это.

А как они потом отплясывали шимми в танцевальном зале! Ирма пошла танцевать, да еще как, зажигательно, молодо… Она была в центре внимания. Ею восхищались все. И Гейдрих, который уже закончил ужин и должен был уезжать, все же зашел в танцевальный зал посмотреть на брошенную когда-то возлюбленную. Сейчас он был бы рад избавиться от толстой, неповоротливой Лины. Ан нет! Ирма была с Аликом. И была очень счастлива. По крайней мере внешне. А Маренн? Маренн разве что не умирала. У нее все кружилось перед глазами, но она держалась. Ей очень хотелось сегодня помочь Ирме.

— Вы спасли мою репутацию, — шепнула ей Ирма, когда они садились в машину, — я так благодарна Вам.

Маренн не стала спрашивать от чего так пострадала репутация этой молодой женщины. Достаточно того, что благодаря ей та хотя бы ненадолго получила облегчение для своей души, а значит — сделала шаг