руку.

— Через другой выход, — шепнул он, поднимая ее на ноги. — Здесь есть старая буфетная, через которую можно пройти в гостиную. Пусть они гадают, почему дверь оказалась закрытой.

На ходу застегивая капот, Эсме заспешила за ним. Дверь в бывшую буфетную бесшумно открылась, но в комнате оказалось темно, как в могиле. Они проскользнули внутрь, и Аласдэр взял Эсме за талию.

— Держись за меня, — шепнул он ей на ухо.

Он ступал с величайшей осторожностью, чтобы не наткнуться на мебель. Из-за двери покинутой ими библиотеки доносились голоса слуг, обсуждающих закрытую дверь. Опасность была рядом. На противоположном конце буфетной Аласдэр приоткрыл дверь, ведущую в главный коридор, и выглянул из нее.

— Никого, — шепнул он, плотнее запахивая капот вокруг ее шеи. — Иди, милая. Нас не должны видеть вместе.

Эсме не хотелось расставаться с ним, и он ощутил это. Он быстро поцеловал ее — страстно, открытым ртом.

— О Эсме, Эсме! — шептал он, лихорадочно прижимая губы к ее шее. — Что будет с нами?

Необходимость расстаться подгоняла ее.

— Я ни о чем не сожалею, — торопливо говорила она. — Пожалуйста, Аласдэр, скажи мне, что ты чувствуешь то же самое.

Даже в темноте она ощущала на себе его взгляд.

— Я сожалею об этом, Эсме, — отвечал он. — Но я бы повторил все снова.

— Я тоже, — сказала она просто. — Что же мы наделали с собой!

Его руки обхватили ее за талию.

— Эсме… я… о Боже, у меня нет права просить тебя ни о чем, — с трудом проговорил он. — Не буду. Поступай так, как посчитаешь лучше для себя, моя девочка. Позаботься о себе. Подумай, что говорит тебе твое сердце.

Эсме хотелось сказать, что ей уже поздно думать об этом.

И сердце ее давно принадлежит ему. Но тут же вспомнила об ужасном объяснении, которое ей предстоит. — Мы сможем увидеться утром? — заторопилась она. Он покачал головой:

— Меррик отправится в Лондон, едва рассветет. Я должен ехать с ним.

— Должен?

Он провел рукой по своим растрепавшимся волосам.

— Мне кажется, это самое лучшее, что мне надлежит сделать в такой ситуации, — глухо сказал он. — Я не в силах оставаться здесь, пользоваться гостеприимством Куина… и его невесты.

Эсме покачала головой:

— Аласдэр, все не так.

В библиотеке теперь что-то брякало и лязгало — шла уборка; она перемещалась скорее всего в их направлении. Аласдэр снова открыл дверь и легонько подтолкнул Эсме. Она на миг заколебалась, через плечо бросила на Аласдэра последний взгляд и пошла прочь.

Она тихонько шла по ночному дому, уверенная, что ей не удастся заснуть в эту ночь. Добравшись до спальни, она зажгла лампу, легла, свернувшись клубочком, и взяла в руки тот же скучный роман, из-за которого спустилась вниз.

Аласдэр не хотел просить ее ни о чем — так он сказал. Ей предлагалось делать то, что будет лучше для нее. Но ведь решение было принято, казалось, целую жизнь назад, и больше всего ее заботил сам Аласдэр. Это не менялось и не могло измениться. А значит, все остальные — Уинвуд, миссис Кросби, тетя Ровена, Сорча — должны были отступить на второй план. Другого выхода не было.

Когда горизонт начал светлеть, Эсме поднялась, подошла к окну и стала высматривать карету Аласдэра. Ей не пришлось ждать долго. Прижавшись к стеклу, она смотрела, как грузят его багаж. Вскоре вышли Аласдэр и его брат в сопровождении лорда Уинвуда — расставаясь, они пожали друг другу руки.

В последний момент Аласдэр заколебался, затем взял Уинвуда за руку, а другую руку положил ему на плечо, как бы разуверяя в чем-то. Они обменялись несколькими словами, после чего мужчины уселись в карету, кучер щелкнул кнутом, и карета двинулась в путь.

Вот и все. Аласдэр уехал. Эсме отвернулась от окна и начала укладывать свое платье. Если повезет, большинство гостей еще будут оставаться в постелях, и ей не придется откладывать задуманное. Не желая вызывать прислугу, она вымылась в холодной воде, оставшейся с вечера. Тело саднило, но крови почти не было. Аласдэр был очень осторожен, хотя это не имело значения. Ее тело навсегда изменилось. Навсегда принадлежало ему.

Одеваясь и укладывая волосы, она размышляла о том, что никогда не станет женой лорда Уинвуда, и чем скорее она ему сообщит об этом, тем лучше. Все же он был очень добр к ней. Она очень хотела бы полюбить его, тогда ей не пришлось бы нанести ему такую тяжкую обиду. При мысли об этом слезы выступили у нее на глазах. Она порылась в дорожной сумке, нашла носовой платок и вышла в коридор. Может быть, она найдет Уинвуда в маленькой гостиной, куда подавали завтрак?

Гостиная не была пуста, но лорда Уинвуда в ней не было.

— Доброе утро, леди Шарлотта, — сказала она.

— Доброе утро, мисс Гамильтон, — отвечала старая женщина. — Почему «леди», что еще за чепуха? Теперь вы должны называть меня бабушкой.

Эсме слабо улыбнулась.

— Спасибо, — сказала она. — Вы очень добры. Леди Шарлотта засмеялась.

— Я вижу, вы ранняя пташка, как и я. Все остальные поднимутся не раньше, чем через час. Налить вам кофе?

Эсме в растерянности стояла на пороге.

— Вообще-то я ищу лорда Уинвуда. Вы его не видели? В глазах старой леди мелькнуло лукавство.

— Он заходил выпить кофе, но тут же удалился в свой кабинет, — сказала она. — Он наверняка еще там. Вы знаете, как туда пройти?

Эсме теребила носовой платок.

— Нет, — призналась она. — Не могли бы вы объяснить мне, мэм?

Леди Шарлотта отставила чашку.

— Проще будет отвести вас туда, — сказала она. — В этом доме чудовищно запутанное расположение комнат. Мне ли не знать. Я здесь выросла.

Она бойко засеменила по коридору, двигаясь гораздо быстрее, чем можно было бы ожидать от женщины ее возраста.

— Кабинет находится в самой дальней части дома, — пояснила она через плечо. — В самой старой части, которая выходит на задние сады. Куин прячется там, когда хочет спастись от хныканья Гвендолин.

Эсме шла за ней, и по мере того как двоюродная бабушка Уинвуда поворачивала то налево, то направо, поднималась по ступенькам, шла по извилистому коридору и снова спускалась вниз, ее ужас нарастал. Они прошли мимо двух служанок, старательно чистящих ковры, и вдруг, повернув за угол, оказались перед огромной дубовой дверью.

— Вот мы и пришли! — шепнула леди Шарлотта, радостно толкая дверь, из-за которой потянуло холодом. — Сейчас я могу забыть свое имя, мисс Гамильтон, но я не забыла…

Старая леди застыла на пороге.

Поперек стола, стоявшего в центре комнаты, была распростерта женщина, удерживаемая мужчиной, который неистово целовал ее. Женщина отбивалась, как тигрица, но мужчина — Боже, это был лорд Уинвуд — удерживал ее за запястья.

Она как-то сумела отвернуть лицо в сторону.

— Fa schifo![6] — выкрикнула она, изо всей силы ударяя его коленом, явно желая ударить как можно больнее. — Sporco![7] Отпусти меня, гнусная английская свинья!

Пробормотав ругательство, Уинвуд поднялся с нее. Только тогда Эсме увидела зажатый в ее перчатке стек. Женщина сильно хлестнула им по лицу Уинвуда — ярко-красные брызги крови окрасили его рубашку. Те двое, судя по всему, не замечали стоящих в дверях женщин. До того момента, пока старая леди не упала в обморок.

Она ослабела и плавно сползла на пол. Эсме, должно быть, вскрикнула. Откуда-то появились служанки. Женщина — графиня Бергонци — оттолкнула Уинвуда и бросилась к Шарлотте, путаясь в полах своего костюма для верховой езды.

Графиня неловко опустилась на колени, не видя ничего вокруг.

— Куин, вы глупец! — кричала она, откидывая волосы с лица Шарлотты. — Хватит! Довольно! Теперь вы убили свою бабушку!

Эсме приложила пальцы к горлу старушки.

— Пульс есть, — сказала Эсме. — Она не умерла. Уинвуд застыл на месте. Через открытое двустворчатое окно, доходящее до пола, из сада шел холодный воздух.

— Закройте окно, — велела Эсме одной из служанок. — Уинвуд, пошлите кого-нибудь за доктором. Ради Бога, поторопитесь!

Уинвуд словно очнулся и начал действовать. Шарлотта испустила жалобный стон.

— Не надо… доктора, — прошептала она.