плакали от восхищения, слушая эти прекрасные истории. В это время царь заболел, и врачи посоветовали ему есть мясо животных, добытых на охоте. Однако дичи в лесу совсем не осталось, поскольку все живые создания собрались послушать Гунадхью. Охотники доложили об этом царю, тот поспешил к горе и предложил купить чудесную книгу. Но, увы! К тому времени только одна из семисот тысяч шлок уцелела.

Однако это не самая древняя форма индийского мифа. Поэт Гунадхья является воплощением небесного Мальявана, а сам сюжет, собственно говоря, принадлежит небесным музыкантам – Рибху, Марутам или Гандхарвам.

В мифологии «Ригведы» Рибху являются прекрасными музыкантами, чьим символом является легкий летний ветерок. Они похожи на Марутов, резкие ветра, с которыми их объединяет пение волшебной песни. Арбху (Arbhus) в тевтонской мифологии превратились в духов, или эльфов (Alben, Elben, Elfen), английских Elfs и скандинавских Alfar. Названия их одинаковы: Arbhus превращается в Albhu (r меняется на l, а b в старонемецком Elbe в современном немецком и норвежском заменяет f).

Древние арии обожествляли весенние и летние ветра, которые, согласно «Ригведе», спали зимой в течение двенадцати дней. А когда они просыпались, землю украшали цветы, деревья покрывались листьями и ручьи стряхивали с себя оцепенение. Эти Рибху были детьми Судханвана, искусного лучника, так же как греческий Орфей был сыном бога-лучника Аполлона. Возможно, они тождественны Гандхарвам, небесным музыкантам, прислуживающим Индре. Слово «Гандхарва» происходит от gandh («беспокоить, вредить»). Гандхарвы получили свое имя как яростные ветры, которые гонят по небу облака и срывают листья с деревьев. Их представляют в облике коней, и, согласно некоторым этимологам, они послужили прообразами кентавров.

Я помню, как однажды летним вечером, будучи на юге Франции, в Ландах, я поднялся на холм в районе некогда движущихся песчаных дюн, а ныне соснового леса. Воздух был полон благоуханием хвои и ароматом цветущих акаций. Повсюду высились сосны, гревшиеся на солнце и простиравшиеся вплоть до снежной линии Пиренеев, которые парили в туманной синеве на горизонте.

Здесь царило полное спокойствие: не было слышно ни одной птичьей трели, ни одного звука, издаваемого животным. И вдруг странная, вначале необъяснимая, музыка разлилась в воздухе. Нежная и далекая, как будто тонкие пальцы тронули сразу тысячу струн, она нарастала и затем вновь затихала. Странные гармонии вторгались в мелодию, затем угасали, а потом опять возникали, чтобы соединиться в продолжающуюся песнь. Поблизости не было ни одной живой души, а музыку в лесу, несомненно, играл ветер. Трудно представить что-либо более прекрасное и торжественное, это было совсем не похоже на звучание обычных инструментов или на то, что мы считаем «музыкой сфер», это был голос природы. Апостол сказал, что все живое стонет и мечется в муках – это так, но с течением времени оно сменило эти выражения боли на проявления радости жизни. Это была чудесная лира Орфея, ищущего свою Эвридику, песнь-притча Гунадхьи, напевы сыновей Калева и игра Вяйнямёйнена на кантеле.

Эстонское описание очарования музыки леса очень выразительно и может быть поставлено рядом с рассказом Овидия о том, как росли деревья при звуках лиры Орфея.

Потом второй сын Калева идет в березовую рощу и поет там. Тогда зерно начинает прорастать, лепестки цветов вишни опадают, ароматные плоды растут и краснеют, зреющие яблоки розовеют на солнце, клюква и черника покрывают болота пурпуром и багрянцем.

Когда третий сын запевает свою мелодию в дубраве, собираются звери, птицы подают голоса: жаворонок начинает издавать пронзительные звуки, кукушка куковать, голуби ворковать, сороки стрекотать, лебеди трубить, воробей чирикать, а затем, когда они устают, печальный соловей начинает выводить свои трели, похожие на напевы флейты.[95]

В финской мифологии все это является результатом игры волшебного кантеле Вяйнямёйнена. История этого инструмента довольно необычна.

Вяйнямёйнен подошел к водопаду и убил щуку, которая плавала под ним. Из костей этой рыбы он сделал свой кантеле, подобно тому как Гермес сделал свою лиру из панциря черепахи. Но он уронил этот инструмент в море. Таким образом кантеле попал к морским богам; вот откуда возникла музыка волн, которую мы слышим на берегу. Тогда герой сделал себе другой кантеле из дерева. С ним он в поисках таинственного сокровища Сампо спустился в страну тьмы Похьёлу, совсем как в античном мифе Орфей спускался в Аид, чтобы забрать оттуда Эвридику. Когда в стране мрака вечный финский полубог заиграл на своем кантеле, все обитатели Похьёлы погрузились в сон, подобно тому как Гермес, собираясь похитить Ио, при помощи звуков своей лиры заставил Аргуса закрыть глаза. Вяйнямёйнен забрал Сампо и почти достиг страны света, когда обитатели Похьёлы проснулись, погнались за ним и стали сражаться за похищенное сокровище. Во время боя Сампо падает в море и исчезает, вновь напоминая нам античный миф об Орфее.

Чудеса, которые происходят, когда Вяйнямёйнен перебирает струны кантеле, напоминают те, что сопровождали игру греческого музыканта.

«Старый Вяйнямёйнен начинает петь прекрасным чистым голосом, перебирая легкими пальцами струны кантеле, и радость сливается с радостью, а песня сплетается с песнею. Каждый зверь и всякая птица собираются к нему, чтобы послушать его красивый голос и музыку его напевов. Волк покинул болото, и медведь оставил свою берлогу в чаще. Они взобрались на ограду, и она под ними свалилась. Тогда они влезли на сосну и уселись на суку, чтобы послушать, как Вяйнямёйнен воспевает свою радость. Старый чернобородый владыка леса и весь народ Тапио спешат его послушать. Хозяйка леса, бесстрашная госпожа Тапиолы, надела свои синие чулки, подвязав их красной тесемкой, и поднялась на ствол дерева, чтобы послушать бога. Орлы спустились из-под облаков, ястреб прилетел на землю, чайка прибыла с берега, лебедь покинул чистые волны, быстрый жаворонок, легкий воробей и хрупкий зяблик уселись на плечах бога. Светлые девы воздуха – прекрасное золотое солнце и мягко светящая луна – остановились, одна на сияющем небосводе, другая на краю облака. Там они ткали, используя золотой челнок и серебряное бёрдо. Они услышали незнакомый голос и прекрасную песнь героя. Девы уронили золотой челнок и серебряное бёрдо, порвав свои нити. Потом к берегу приплыли большие и маленькие рыбы: семга и форель, щука и дельфин, – чтобы послушать прекрасные напевы вол шебника».[96]

В одной из татарских героических песен ветер, который представляется жеребенком, бегающим по всему свету, обнаруживает, что дети его хозяина – Айдолей Мирген и Альтен Куруптью, которых я считаю утренней и вечерней звездой, умерли и были похоронены. Их стерегут семь воинов. Жеребенок превращается в девушку и идет к могиле, напевая колдовские стихи. Тогда все лесные звери и небесные птицы собираются, чтобы, затаив дыхание, послушать их. Воины были зачарованы, и девушка смогла украсть детей, подобно тому как Гермес украл Ио, околдовав Аргуса. Она воскресила их живой водой, которая символизирует рассвет.

В скандинавской мифологии Один прославился пением рун. Благодаря способности творить мир при помощи этих песен он получил имя Гальднер, что происходит от слова gala – «петь». В английском языке этот корень сохранился в словах «соловей» (nightingale), то есть «ночной певец», и «буря» (gale) – имя, данное ветру за его способность петь песни. В латинском языке этот корень можно найти в названии крикливого петуха (gallus).

Следы мифа обнаруживаются в древнем немецком героическом эпосе «Кудруна», где эта власть приписана Хоранту (норвежскому Хьярранди). Про него сказано, что он поет песню, которую никто не может выучить. «Песни, которые он пел, были чудесны. Никому из тех, кто их слушал, они не казались