Огорчаться и мучиться от ревности к удачливой сопернице Кате долго не пришлось. Оказалось, танкист говорил про свою мать.

С этого момента начинается другая новелла – о матери Наджафа, женщине по имени Туту. По просьбе сына она отправляется на находящуюся в море буровую вышку, чтобы узнать, как бригада нефтяников справляется с работой без ушедшего на фронт Наджафа. Мастер Ахмед-Ами признается, что без него бригаде очень трудно, замену найти не удалось, и тогда мать остается работать на буровой. Не сразу, постепенно она освоила специальность моториста и помогла бригаде завоевать знамя Наркомата обороны.

Выслушав гостя и поблагодарив его за интересный рассказ, хозяева отправляют Наджафа спать. Нашлась в квартире Андриевских свободная комната.

«Ласково и трогательно смотрит боец на домашний уют. Слышен стук в дверь. Наджаф повернулся.

Голос Кати: – Спокойной ночи, Наджаф!

Наджаф обрадовался, ему хочется поговорить с Катей, и он бросается к двери.

Наджаф подходит к закрытой двери, на матовом стекле силуэт Кати. Наджаф спешит открыть дверь, но Катя, замахав руками, говорит ему:

– Нет, нет, Наджаф, не входите. Я уже раздета. Наджаф с сожалением опускает руку и ласково говорит:

– Спокойной ночи, Катя!

По другую сторону двери стоит Катя, не раздетая, как она сказала, а одетая для дежурства, в полном пожарном костюме.

– Спокойной ночи! – говорит она лукаво и, надев металлическую каску, тихонько уходит из комнаты».

Через минуту-другую послышался сигнал воздушной тревоги, все жильцы дома спешно отправились в бомбоубежище. Во дворе Наджаф разыскал Катю, стоявшую в строю пожарных. Управдом приказывает ей занять пост на крыше. Наджаф отправляется следом за девушкой. На крыше они убирают попавшие туда зажигательные бомбы. Наконец наши истребители отогнали вражеские самолеты. Наступает затишье.

Катя и Наджаф, уютно устроившись, сидят у чердачного окна. Танкист восхищается героическим поведением людей в тылу. Катя возражает – говорит, что все герои сейчас на фронте. В доказательство своей правоты молодой человек рассказывает о некоей женщине, жене водолаза, которая шесть месяцев ждала своего мужа, работавшего в море. Рассказ Наджафа иллюстрируется показом следующей новеллы – про водолаза Мамеда Имранова. Возвращаясь после полугодовой командировки домой, он был вынужден буквально возле берега заняться ликвидацией аварии: из резервуара прорвалась, а потом и загорелась нефть. С риском для жизни Мамед, благодаря моральной поддержке любящей супруги, заделывает пробоину.

Свой рассказ танкист закончил уже под утро.

«Наджаф: – Вот какие бывают мужья и какие бывают жены!

Катя: – Я хотела бы быть такой женой!

Наджаф: – А я таким мужем!

Катя и Наджаф сидят близко друг к другу, и он держит ее руку в своей руке».

Затем молодые люди начинают петь дуэтом, а когда прозвучали последние слова песни, они услышали сделанное по громкоговорителю объявление о том, что угроза воздушного нападения миновала.

Семья Андриевских провожает Наджафа, которому пора возвращаться в свою часть. Они передают ему письма для однополчанина Морозова. Прочитав их и поняв, что произошла путаница с адресами, воентехник формулирует основную идею фильма:

«– А ты говорил, что у тебя тут родных и знакомых нет… Видишь, оказывается, нашлись… У нас в стране, дорогой, своих, чужих нет… Все мы, Наджаф…

Наджаф, обнимая друга, договаривает:

– …одна семья».

Фильм кончается показом ожесточенного боя с немцами. Наджаф стреляет из пулемета, а над смотровой щелью с фотографии смотрит улыбающаяся Катя.

Трудно требовать от режиссеров и актеров сделать что-нибудь путное на основе сценария, скроенного по лекалам газетных очерков «о людях хороших». Вдобавок на Бакинской студии, кроме Орловой и Олега Жакова, которого А. Иванов с невероятным трудом «вырвал» для себя из Алма-Аты, не было опытных профессиональных актеров. Олег Петрович и в «Подводной лодке» снимался и здесь – играл Катиного отца. Остальные артисты были приглашены из трех местных театров и раньше в кино не снимались. Из плюсов можно отметить участие в работе над фильмом молодого композитора Кара Караева. Измена режиссера Дунаевскому была вынужденная – Исаак Осипович находился далеко, беспрерывно гастролируя по стране с ансамблем Центрального Дома культуры железнодорожников.

Перевод мужа в Баку был Орловой не на руку. Находясь в Алма-Ате, тогдашнем эпицентре киножизни, она имела шансы сниматься, а скромные масштабы азербайджанской студии практически исключали такую возможность. Оставалось одно – выступать с концертами, что стало ее главным занятием.

Любовь Петровна уже и думать забыла про обиды, нанесенные ее семейству советской властью. Тем более что они оказались не столь катастрофическими. У других бывало гораздо хуже. До революции Орловы не владели несметными богатствами, поэтому и лишились немногого. Имущество и жилье в конце концов появились новые, лучше прежних. Первый муж был забыт после знакомства с Гришей. И вообще неизвестно, достигла бы она такой значительной известности при старом режиме. Сейчас же она всесильна, привилегии сыплются на нее одна за другой. Если ими пользоваться разумно – не просто брать, а отдавать какую-то толику взамен, – то их количество будет возрастать в геометрической прогрессии. Поклоняться ей будут еще истовее. Только нужно делать то, что сейчас требуется партии, правительству, лично товарищу Сталину. Она обойдется без директивных указаний, сама знает что к чему. У нее есть имя, профессия. Нужно ездить и выступать. Тогда о ней будут знать не меньше, чем если бы она появилась в новом фильме. В ее активе скопилось уже достаточно хороших картин, чтобы она по-прежнему оставалась в центре внимания. Необходимо только появляться перед публикой по-прежнему молодой и красивой, чтобы вселить в людей уверенность, поддержать их, дать понять, что не все меняется, есть в этом мире что-то постоянное. В частности, она – кинозвезда Любовь Орлова.

Невозможно сосчитать, сколько концертов дала Любовь Петровна во время войны. До возвращения в Москву в сентябре 1943-го она преимущественно выступала в южном регионе, в первую очередь перед красноармейскими частями Закавказского военного округа. Баку, Нахичевань, Гори, Поти, Тбилиси, Ереван, Ленинакан, Новороссийск, Орджоникидзе, Грозный, Краснодар, Сталинград и много других городов, больших и малых. Выступала перед артиллеристами и моряками, пехотинцами и мотористами, танкистами и летчиками, на береговых батареях, боевых кораблях и военных аэродромах. Не только перед фронтовиками – в тылу: на промышленных предприятиях, в колхозах, совхозах, часто перед ранеными – в госпиталях. Однажды в Сталинграде выступала на импровизированной эстраде – стоящем посреди дотла разрушенной улицы грузовике. В какой-то момент мимо проходила под конвоем колонна немецких военнопленных. Сразу сориентировавшись, Орлова запела из «Волги-Волги» – «Не видать им красавицы Волги и не пить им из Волги воды», чем вызвала овацию слушающих ее красноармейцев.

Летом 1942 года состоялась ее первая зарубежная поездка—в Иран, в ту самую страну, где когда-то советским послом был Борис Захарович Шумяцкий. Во время Второй мировой войны сюда, в стратегически важный нефтедобывающий район, по согласованию союзников были введены английские и советские войска. В результате блестяще проведенной операции, многие детали которой до сих пор не обнародованы, Красная армия заняла Северный Иран, и до конца войны здесь дислоцировались три полнокровные общевойсковые армии. В течение месяца Любовь Петровна выступала с концертами в крупнейших городах этого региона – Тебризе и Тегеране. Причем не только перед красноармейцами. Орлова оказалась первой советской киноактрисой, побывавшей в Иране, что вызвало интерес и у местных жителей. Для них Орлова была только певицей, публика принимала ее очень хорошо.

Но вот она вернулась на родину и продолжила многочисленные поездки. Повсюду ее встречали на ура. Иногда объявления о предстоящих гастролях были подробными: «Концерты лауреата Сталинской премии заслуженной артистки РСФСР дважды орденоносца героини кинофильмов Любови Орловой при участии артиста Всесоюзного гастрольного объединения Л. Н. Миронова и др.». А иной раз на афишах просто писали