В Алма-Ате Григорий Васильевич болел, по-прежнему не мог избавиться от опостылевшего радикулита. Врачи пришли к выводу, что виной тому климат высокогорья. Хорошо бы переехать в более приемлемый регион. Но куда?

В это время в Алма-Ате появился сотрудник Комитета по делам кинематографии И. М. Маневич. Во время войны, по вполне понятным причинам, централизованно управлять периферийными студиями стало сложно. Для облегчения работы были сформированы региональные «кусты», действия которых координировали специальные уполномоченные комитета. Маневича назначили уполномоченным по киностудиям Кавказа (Тбилисской, Ереванской и Бакинской), и сейчас он впервые направлялся в свою «резиденцию» в Тбилиси. По пути Иосиф Михайлович заехал в тогдашнюю кинематографическую Мекку, где провел вербовочную работу, уговаривая киношников ехать в свою вотчину. Не у всех эвакуированных дела в Алма-Ате складывались гладко, и недовольные работой или оказавшиеся вообще без таковой дали принципиальное согласие отправиться на Кавказ. В их числе были Орлова и Александров. Маневич сказал, что на месте изучит состояние киностудий, договорится с секретарями ЦК, чтобы приезжим обеспечили жилье и работу, о результатах сообщит.

Свое обещание он сдержал. Александрову было предложено стать художественным руководителем Бакинской киностудии, на что Григорий Васильевич охотно согласился. Разумеется, Любовь Петровна уехала вместе с мужем. С большим трудом через начальника Туркестано-Сибирской железной дороги удалось организовать для супругов комфортабельный вагон, на котором они доехали до Красноводска. Туда за ними приехал представитель Бакинской киностудии, и они на пароходе переплыли через Каспий в столицу Азербайджана. Показали выделенную им квартиру, однако там требовался крупный ремонт. Временно поселили в гостинице. Здоровье Григория Васильевича улучшилось, он уже был вполне работоспособен.

В отличие от Алма-Аты в Баку была военная обстановка. Правда, южные рубежи были надежно защищены советскими и английскими войсками, предусмотрительно занявшими Иран еще в августе 1941 года. Однако сейчас немцы находились за Кавказским хребтом, и их очень манили бакинские нефтепромыслы. Советское командование не дремало – через Каспийское море в столицу Азербайджана шло вооружение и армейское снаряжение для наших войск. Транспорт конвоировался военными моряками, они же защищали Баку от налетов немецкой авиации. Батальоны морской пехоты уходили защищать Кавказ.

О происходящих вокруг событиях на Бакинской киностудии снимались документальные фильмы. Из художественных – режиссер А. Иванов снимал «Подводную лодку „Т-9“», которую начинал делать в Ленинграде, однако из-за войны ему пришлось переехать в Алма-Ату. Там у него картину пытались отобрать для какого-то московского кинодеятеля, однако Александр Гаврилович встал на дыбы, и строптивца отправили на захудалую, по его словам, Бакинскую студию, сказав, что своим фильмом он должен разбудить ее от векового сна. Надо полагать, Александрову тоже заявили нечто в этом духе. Кроме Иванова в Баку снимали режиссеры Н. Лещенко и Р. Тахмасиб, взявшиеся за экранизацию музыкальной комедии популярнейшего азербайджанского композитора Узеира Гаджибекова «Аршин мал алан». Это был своего рода ремейк – звуковая версия оперетты, первый раз экранизированной еще в 1917 году.

Новый художественный руководитель студии должен был курировать все картины, но ему хотелось снимать и самому – соскучился по работе, теперь есть возможность. Вот только на каком сценарии остановиться? Маститые авторы в первую очередь отдавали свои новинки на крупные студии, то есть в Алма-Ату или на худой конец в Ашхабад, куда была эвакуирована Киевская студия. В Баку выбор сценариев был совсем скуден. После долгих раздумий Григорий Васильевич остановился на некоем компромиссном варианте – взял за основу сценарий московского драматурга И. Прута, дополнив его двумя вставными, идеально подходящими по тематике новеллами местных авторов Л. Вайсенберга и Мир Джалала. Иосиф Леонидович Прут – хороший знакомый, даже их внуковские дачи находятся по соседству, его всегда можно попросить сделать нужные поправки, скомпоновать общий сюжет таким образом, чтобы не было заметно каких-либо швов. В картине есть большая роль для Любови Петровны – она будет играть студентку консерватории Катю.

Свой фильм «Одна семья» Г. Александров снял совместно с режиссерами М. Микаэловым и Р. Тахмасибом. Однако он не вышел на экраны из-за отсутствия даже минимальных художественных достоинств. Эту картину мало кто видел, но чтобы иметь общее представление, достаточно прочитать режиссерский сценарий:

Таким вступлением драматург Иосиф Прут предваряет сценарий. Следует сразу заметить, что в киносценариях излагается последовательность происходящих событий. Это своего рода вспомогательное произведение, поэтому от авторов не требуется литературных красивостей. Попадаются неудачные фразы – на них можно не обращать внимания.

«Одна семья» начинается с того, что после ожесточенного танкового боя майор предоставляет бойцам суточный отдых. Он говорит, что можно сходить в находящийся поблизости город. Молодого танкиста Наджафа Ибрагимбекова такое предложение не привлекает – у него нет в городе знакомых. Тогда воентехник Морозов, чтобы у товарища была цель, дает ему записку своим родителям. Мол, зайди, передай привет, расскажи что к чему. Найти их легко, они живут на Садовой улице, дом 12.

Недавно город сильно бомбили, повсюду заметны следы взрывов. Наджаф увидел покореженную табличку с буквами «Садов… ул…» и решил, что обнаружил нужный адрес. На самом деле, как позже выяснится, это был Садовый переулок. Парень пришел в дом 12 и вместо семьи Морозовых очутился в семье Андриевских: мать, отец и дочь, студентка консерватории. Ее-то и сыграла Орлова. Наджафа играл бакинский артист Хосров Меликов.

Интеллигентные Андриевские не подали вида, что произошла путаница, и радушно приняли фронтовика. Как раз накануне глава семьи получил недельный паек, драгоценность тут же выставили на стол. Слух о боевом госте моментально разнесся по многоквартирному дому. Одна соседка принесла селедку, другие прислали бутылку вина, управдом по такому случаю ввинтил более мощную лампочку. А одна из соседок принесла азербайджанскую тару (точнее, тар) – щипковый музыкальный инструмент:

«– Я так и думала, что вы играете… Ведь народ вы такой музыкальный… Вот и у меня жил азербайджанец… Как придет – так и за тару… Сейчас он уехал, тоже на фронт… Вот у меня и осталась тара – память о нем».

Конечно же он прекрасно играет и поет, что по достоинству оценила студентка консерватории, тут же влюбившаяся в талантливого гостя. Они даже сыграли дуэтом. Наджаф тоже «смотрит на нее восхищенным взглядом».

После импровизированного концерта начинается застолье.

«Отец, заметив горячий взгляд Наджафа, обнимает его:

– С тобой, брат, опасно дело иметь! Глаза как огонь!

Наджаф, смущаясь:

– Виноват!

Катя: – Папа шутит.

Отец: – И вовсе не шучу! Наверное, немало сердец погубил, а, сознавайся!

Наджаф взволнован:

– Нет, папаша… У нас с любовью не шутят!.. В жизни своей я пока любил одну… прекрасную женщину. Она всегда передо мной… Она самая дорогая, самая близкая…

(Не подумайте, что многоточия означают здесь сокращения. Нет, так в тексте – то есть актер в этих местах делает паузы.)

Катя: – Вы и сейчас ее любите?

Наджаф мечтательно поднимает глаза и, вспомнив что-то, отвечает Кате:

– Люблю… И буду любить всю жизнь!»