происходило. И неважно — был я в отеле или не был, видел я что-то или нет — самое главное я там был вместе с Михеевым. И если Михеева убили из-за того, что произошло в отеле — значит, запросто могут убить и меня!
— Эй, Сергей… — чужой локоть толкнулся в бок — приехали. Спишь что-ли?
Я пришел в себя, огляделся — мы стояли в самом центре Кабула. Через дорогу высилось здание министерства обороны Афганистана. Приехали…
— Извините, Владимир Потапович. Задумался…
— Бывает, бывает… Тебе, наверное, отгул надо взять на сегодня — участливо посоветовал Горденко
— За меня работу никто не сделает… — я открыл дверь, полез из машины — спасибо, Владимир Потапович…
— Да брось…
Перешел дорогу, едва не попав под машину — водитель тяжелого грузовика высунулся из окна, проорал что-то непечатное — подошел к дверям министерства. Словно смотрю на себя со стороны — вот я открыл дверь, вот я подошел на КПП — зачем?
— От сто двенадцатого пожалуйста…
Охранник министерства недоуменно уставился на меня — пришел с опозданием часа на три и ключи требует…
— Кабинет открыт давно.
— Точно?
Вместо ответа охранник выложил гроссбух на стол, ткнул пальцем в запись — и тут меня словно ударило током! Еще не понимая, что происходит, я тупо уставился на журнал, потом на охранника, потом снова на журнал…
Таджикистан, Душанбе
Аэропорт. 22 сентября 1978 года
Лететь в Союз с телом пришлось, конечно же, мне. Дело это было скверное, тяжелое, если потом, через несколько лет оно воспринималось как обыденное — еще один убитый мушавер[35] — то в те времена смерть в советской дипмиссии, да еще не смерть, а убийство было дело чрезвычайным.
Ждали следствие. Должен был прилететь следователь, но он почему-то не прилетал. Зато из Москвы пришло указание — ближайшим же попутным рейсом, даже военным отправить тело в Москву. Обмыли, сделали что могли — но оставался вопрос, кому лететь с телом, ведь просто так гроб отправлять было нельзя. И меня, как самого молодого (в смысле дипломатического стажа) и как человека, раньше работавшего с Михеевым, отправили сопровождать труп.
Летели почему-то опять с Баграма, не с гражданского аэропорта Кабула. Подрядили афганский военный транспорт — грузовик ЗИЛ-131 с тремя сорбозами, вклинились в небольшую колонну и тронулись. Я и сорбоз — водитель в кабине, еще двое сорбозов — в крытом тентованном кузове. Зачем было трое сорбозов, если учесть, что автомат у них был один — я так и не понял, но и вопросов задавать не стал. Тем более что и на пушту и на дари я понимал очень и очень хреново.
Странно — но в Баграме нас ждал тот же самый самолет, на котором я прилетел сюда — Ан-22 «Антей». Видимо, он постоянно работал на перевозках в Афганистан. Командир экипажа был тот же самый, увидел меня, он улыбнулся но, увидев мой груз, скривился, как будто проглотил лимон, причем незрелый. Везти покойника у авиаторов всегда было плохой приметой…
— Что случилось? — командир корабля кивнул в сторону наспех сколоченного гроба
Я только махнул рукой — что случилось, хотел бы знать и я сам…
Самолет поднимался в воздух тяжело, натужно ревя моторами. Баграм был аэродромом высокогорным, и моторам элементарно не хватало воздуха. А взлетно-посадочной полосы для разгона такой махины как Антей и вовсе хватало в обрез. На какой-то момент я даже испугался, когда увидел горные пики, надвигающиеся на тяжело взлетающую машину — мое воображение мигом нарисовало скрежет металла, крики, ярко-оранжевую вспышку под завязку залитых баков — но самолет разминулся с горами с запасом по высоте буквально метров тридцать, не больше. Экипаж был явно очень опытным — а других на этой трассе и не держали…
Нашу границу пересекли быстро, тогда еще было не принято по этому поводу давать сирену и распечатывать бутылку водки, сей обычай появился потом. На сей раз я сидел рядом с штурманом и границу видел очень даже хорошо. Нашу территорию и афганскую разделяла даже не серая нитка пограничной реки Пяндж — она отделяла богатство от страшной нищеты. Богатство — не богатство — но тот, кто видел в те времена ту и другую сторону границы мог бы меня понять. С нашей, советской стороны — дороги, аккуратные поселки, зеленые квадратики полей, часто искусственно орошаемых. С той стороны — каменистые осыпи, невозделываемая земля и нищие лагуги…
Позволю себе небольшое лирическое отступление. То, что произошло впоследствии и по ту сторону границы и по другую просто не укладывается у меня в голове, не вписывается в разумные рамки. Знаете, сейчас, сидя в США, а до этого видя то, что происходило на моей родине, я понял одну из величайших слабостей марксизма-ленинизма. Это, кстати не такая плохая наука, просто ее надо было честно изучать и развивать, а не догматизировать, как делали люди, страдающие атрофией головного мозга. Проблема была в том, что марксизм-ленинизм признает только прогрессивное движение общества, прогрессивную смену режимов. Рабовладение-феодализм-капитализм-коммунизм. Только так и ни шагу в сторону. А жизнь показала, что шаги в сторону и даже назад могут быть. И еще какие…
Первым назад шагнул Афганистан. Да, перегибов была — масса. И глупостей было сделано — не меньше. Но факт остается фактом — впервые в Афганистане была сделана попытка в традиционной, застрявшей чуть ли не феодализме стране построить развитое общество, развитую экономику, подтянуть страну до уровня остальных стран. Строились дороги, фабрики, люди переезжали в квартиры в новых домах, которые строились вместо лачуг. Людям впервые давали настоящую работу, а не рабский труд на бая. И что? Все это афганцы променяли на один-единственный истошный вопль муллы — «Аллаху Акбар»! И огребли — по делам своим. Когда мы ушли, оказалось, что воины Аллаха живут совсем не по Корану. Они режут, грабят, вешают! Все те достижения — а ведь они были — и дороги и заводы и дома — в один момент смело адской волной исламского джихада. Страна старалась, карабкалась вверх — и Советский Союз оказывал ей огромную помощь — просто так, потому что людям надо помогать — и вдруг сорвалась и оказалась даже много ниже чем она была к моменту начала своего восхождения…
Впрочем — что это я про Афганистан. За примерами далеко ходить не надо — и по ту сторону реки Пяндж люди, семьдесят лет жившие в сверхдержаве, люди которым повезло жить в сверхдержаве — для того чтобы это понять, нужно было просто посмотреть вниз с самолета на обе стороны реки Пяндж — и они тоже все променяли на «Аллах Акбар»! Сейчас Таджикистан, до сих пор оправляющийся от страшной резни девяностых — ненамного дальше ушел от Афганистана. Из строя, давшего им все что он мог дать, они свалились в самую страшную трясину средневековья. Средневековье с криками «Аллах Акбар», с воем муллы с минарета, с дымом костров на которых сжигают заживо людей, со свистом сабель. Как я прочитал в статье одного публициста «Вся трагедия в том, что из нации Авиценны и Ибн-Сины мы превратились в нацию Равшана и Джамшуда». Не знаю, кто такие Равшан и Джамшуд — но догадываюсь. И ведь этот человек прав! Только сделать уже ничего нельзя — разбитую чашку не склеить…
