– курица несла яйцо из чистого золота. Жена великана давно уже ушла спать, а он еще долго забавлялся со своей курицей. Наконец и он уснул и храпел так, словно стреляли из пушки. На рассвете, когда великан еще спал, Джек выбрался из своего убежища, схватил курицу и помчался с ней прочь так быстро, как только хватало сил.

Джек легко нашел дорогу к бобовому стеблю, а спуск оказался легче и быстрее, чем он ожидал. Мать очень обрадовалась, увидев сына. «Видишь, матушка, – сказал Джек, – я принес домой то, что сделает тебя богатой». Курица несла столько золотых яиц, сколько им хотелось, а они продавали яйца и вскоре разбогатели.

Несколько месяцев Джек и его мать жили очень счастливо, однако Джеку не терпелось вновь навестить великана. Как-то рано утром он снова вскарабкался по бобовому стеблю и поздним вечером добрался до дворца великана. Женщина, как и прежде, стояла у дверей. Джек рассказал ей жалостливую историю и попросился на ночлег. Женщина поведала, что приютила как-то бедного голодного мальчика, а неблагодарный заморыш украл одно из сокровищ великана, и тот теперь очень плохо с ней обращается. И все же женщина провела Джека в кухню, накормила ужином и спрятала в кладовке, где хранились дрова. Вскоре вернулся домой великан, поужинал и приказал жене принести мешки с золотом и серебром. Джек подглядывал из своего убежища и видел, как великан пересчитал свои сокровища, а потом убрал их обратно в мешки. Наконец великан заснул и захрапел, как и прежде. Джек тихонько выбрался из своего убежища и приблизился к великану, но вдруг под стулом яростно залаяла маленькая собачка. Однако великан не проснулся, и собака утихомирилась. Джек схватил мешки, благополучно добрался до двери и вскоре уже стоял у подножия бобового стебля. Войдя в матушкин дом, он никого там не застал. Удивившись, он побежал в деревню, и одна старушка указала ему дом, где лежала при смерти его мать. Услышав, что наш герой вернулся в целости и сохранности, его мать вновь обрела вкус к жизни и вскоре выздоровела. Тогда Джек и подарил ей два мешка с золотом и серебром.

Все бы хорошо, да мать Джека чувствовала, что его что-то гложет, и постаралась выяснить причину, однако Джек прекрасно помнил о том, что случится, если он поведает о причине своей печали. Он изо всех сил пытался преодолеть желание еще раз отправиться в путешествие вверх по бобовому стеблю.

В самый длинный день года Джек проснулся на заре, поднялся по бобовому стеблю и без особых усилий добрался до его вершины. Он нашел дорогу и к вечеру добрался до дворца великана и, как и прежде, увидел у дверей его жену. Джек так изменил свою внешность, что женщина не узнала его. Однако когда он стал проситься на ночлег, то убедил ее с большим трудом. В конце концов женщина разрешила ему войти и спрятала в медном котле.

Вернувшись домой, великан, как обычно, зарычал: «Жена! Жена! Я чую свежее человечье мясо!» Джек слышал это и раньше, а потому не испугался. Однако великан вдруг вскочил и, не обращая внимания на увещевания жены, начал обыскивать кухню. По мере его приближения Джек страшился все больше, проклинал себя за то, что явился сюда, и уже готов был умереть от страха. Великан добрался до котла и схватился за крышку. Джек решил, что настала его смерть, но, к счастью, на этом великан прекратил свои поиски и, не подняв крышку, спокойно уселся у огня.

Покончив с ужином, великан приказал жене принести его арфу. Джек подглядывал из-под крышки котла и вскоре увидел самое прекрасное зрелище, какое можно только вообразить. Великан положил арфу на стол и сказал: «Играй», и арфа тут же заиграла сама по себе. Музыка была необычайно прекрасна. Джек пришел в восторг и захотел обладать арфой даже больше, чем прежними сокровищами.

Душа великана не стремилась к прекрасному, музыка убаюкала его, и вскоре он крепко заснул. Причем спал он будто бы еще крепче, чем раньше, и пора было уносить арфу. Джек решился, вылез из котла и схватил арфу. Однако арфа оказалась заколдованной и громко закричала: «Хозяин, хозяин!»

Великан проснулся, вскочил и попытался схватить Джека, но был так пьян, что не устоял на ногах. Джек бросился прочь так быстро, как только мог. Вскоре великан пришел в себя и заковылял, вернее, побрел, шатаясь, вслед за Джеком. Был бы он трезв, немедленно догнал бы Джека, но, поскольку был пьян, Джеку удалось первым добраться до вершины бобового стебля. Великан всю дорогу громогласно окликал его и местами подбирался очень близко.

Как только Джек спустился по бобовому стеблю, он крикнул, чтобы ему принесли топор, что и было тут же выполнено. В тот момент, как великан начал спускаться, Джек срубил бобовый стебель под самый корень, и великан рухнул в сад вниз головой. И умер на месте.

Джек искренне попросил у матушки прощения за все то горе, что причинил ей, и пообещал в будущем быть послушным и почтительным. Он выполнил свое обещание и стал образцовым любящим и внимательным сыном.

Примерно в миле от Хэйлзоуэна я свернул с проезжей дороги и побрел по поросшей травой тропинке. Тянувшиеся по обе стороны молодые рощи и нестриженые изгороди, увитые вьющимися растениями, жимолостью и ежевикой, не менее живописные оттого, что их давно не касались садовые ножницы, дарили тень и прохладу. Когда тропинка начала полого виться вверх, пейзаж приобрел оттенок неухоженности и заброшенности, что не очень свойственно Англии. На переднем плане купы густых зарослей, а в просветах примерно в полумиле отсюда виднелись зеленые вершины Клент-Хилс. Я стоял на исторической земле – в «дикой местности», как писал Шенстоун, известной благодаря «гибели Кенелма», где еще раньше обнаженные бритты сходились в неравных боях с защищенными латами римлянами. На полпути вверх по склону тропинка сворачивает, и заросли сменяются травянистым склоном. Там стоит красивая древняя часовня из темно-красного песчаника, воздвигнутая во времена Гептархии («Семицарствия», существования семи англосаксонских государств в Англии. – Пер.) на месте типичной для того периода трагедии – убийства мальчика-короля, святого Кенелма, по наущению его сестры Кендриды. Я некоторое время изучал полустертые резные орнаменты на невысоком саксонском портале – насколько известно, самой древней части здания – и пытался найти некоторое сходство с человеческой фигурой в высеченном на одной из стен грубом изображении ребенка с короной на голове и книгой в руке. Знатоки старины утверждают, что здесь изображен убитый принц, но теперь это ни на что особенно не похоже. История Кенелма скорее не передана, а намечена в общих чертах в элегиях Шенстоуна:

Детали инцидента, записанные Уильямом Малмсберийским (англ. монахом, историком и писателем. – Пер.) и Мэтью Вестминстерским, хотя прекрасно подходят для целей истинного творца баллад, едва ли соответствуют несколько неуклюжему величию элегий Шенстоуна. Бедняге Кенелму на момент смерти было всего девять лет. Его убийца, любовник его сестры, отрезав ребенку голову ножом с длинным лезвием, закопал голову, нож и тело под кустом на лугу среди леса. Земля скрыла его деяние, однако сразу же после убийства в собор Святого Петра в Риме, в тысяче миль от места преступления, влетела белая голубка со свитком в клюве, уронила свиток на высокий алтарь и исчезла. На свитке на языке саксов был написан следующий куплет:

Столь чудесное сообщение – удивительное, помимо прочего, тем, что стишок столь ангельского происхождения, был столь плохо зарифмован, хотя эта сторона чуда, похоже, осталась незамеченной монахами, – конечно, не могло пройти незамеченным. Римский папа приказал священнослужителям Мерсии провести тщательные поиски тела убитого принца. Длинная процессия, состоявшая из священников и монахов во главе с епископом Мерсии, отправилась в лес. И в том месте, которое Милтон, пересказывая эту историю, называет «лугом, где пасутся коровы», они нашли корову, распростертую рядом с недавно уложенным дерном. Землю раскопали и нашли тело убитого принца,