— Позвони в пиццерию, я избавлюсь от этого.

Я заказываю двойной сыр, двойные грибы. Отец хоронит суп на заднем дворе, рядом с нашей мертвой гончей, Ариэль.

Я хочу сделать мемориал для нашей индейки. Никогда еще не было столь замученной птицы для столь паршивого обеда. Я выкапываю кости из мусора и приношу их в художественный класс. Мистер Фримен заинтригован. Он говорит мне работать над птицей, но продолжать думать о дереве.

Мистер Фримен:

— Ты в огне, Мелинда. Я вижу это в твоих глазах. Ты поднялась над смыслом, над субъективным эффектом меркантилизма этого праздника. Это чудесно, чудесно! Будь птицей. Ты — птица. Принеси себя в жертву заброшенным семейным ценностям и консервированному батату.

Как скажете.

Для начала я решаю склеить кости в кучу, как дрова (въехали? — дерево — дрова), но мистер Фримен вздыхает. Я могу лучше, говорит он. Я устраиваю кости на куске черной бумаги и пытаюсь нарисовать вокруг них индейку. Мне не нужен мистер Фриман, чтобы сказать, что это омерзительно. Но в этот момент он углубился в свое собственное искусство и забыл, что мы существуем.

Он работает с огромным холстом. Начиналось уныло — разрушенное здание вдоль серой дороги в дождливый день. Он провел неделю, вырисовывая грязные мелкие монеты на тротуаре, потея, чтобы они выглядели достоверно. Он нарисовал лица членов школьного совета, выглядывающих из окон здания, а затем он поместил на окна решетки и превратил здание в тюрьму. Его холст лучше, чем телевидение, потому что ты никогда не знаешь, что там случится следующим.

Я мну бумагу и высыпаю кости на стол. Мелинда Сордино — антрополог. Я раскопала останки чудовищной жертвы. Звенит звонок, и я смотрю на мистера Фримена как маленький щеночек. Он говорит, что позвонит моей учительнице испанского с каким-нибудь оправданием. Я могу остаться здесь и на следующий урок. Когда Иви слышит это, она тоже просит разрешения задержаться. Она пытается победить свою боязнь клоунов. Она делает что-то вроде странной скульптуры — маску клоунского лица. Мистер Фримен говорит и ей «да». Она сигналит мне бровями и усмехается. К тому времени как я понимаю, что это подходящий момент сказать ей что-то приветливое, она возвращается к работе.

Я приклеиваю кости к деревянному бруску, устраивая скелет как в музее на выставке. Я нахожу в «сувенирном» закутке ножи и вилки и приклеиваю их так, что выглядит, будто они атакуют кости. Я отхожу на шаг назад. Не готово. Я снова роюсь в закутке и нахожу наполовину оплавившуюся пальму из набора Лего. Должно подойти. Мистер Фримен подбирает всё, что нормальные люди выбрасывают: игрушки из хэппи мила, потерянные игральные карты, чеки из продуктовых магазинов, ключи, кукол, солонки, поезда… откуда он знает, что этот мусор может быть искусством?

Я отрываю голову Барби и помещаю ее внутрь тела индейки. Теперь отлично. Иви идет мимо и смотрит. Она изгибает левую бровь и кивает. Я машу рукой, и мистер Фримен подходит, чтобы произвести осмотр. Он почти падает в обморок от восторга.

Мистер Фримен:

— Превосходно, превосходно. О чем это говорит тебе?

Проклятье. Я не знала, что будет викторина. Я прочищаю горло. Я не могу извлечь ни слова, слишком сухо. Я пробую снова, слегка откашливаясь.

Мистер Фримен:

— Ангина? Не волнуйся, сейчас как раз волна. Хочешь, я скажу, о чем мне говорит то, что я вижу?

Я киваю с облегчением.

— Я вижу девушку, пойманную в останках испорченного праздника, её плоть обгладывается день за днем, как высыхает остов. Нож и вилка очевидно чувствительность среднего класса. Пальма — нежное прикосновение. Разбитая мечта, возможно? Фальшивый медовый месяц, остров, с которого дезертировали? О, если ты поместишь это на ломтик тыквенного пирога, это может быть дезертный остров!

Я смеюсь, злясь на себя. Я поняла, что надо делать. Пока Иви и мистер Фримен смотрят, я тянусь и выдергиваю голову Барби. Я помещаю ее на верхушке костяного остова. Тут не место пальме — я отбрасываю ее. Я перемещаю нож и вилку, так что они выглядят как ноги. Я помещаю кусок ленты вокруг рта Барби.

Я:

— У вас есть какие-нибудь прутики? Маленькие веточки? Я могла бы сделать из них руки.

Иви открывает рот, чтобы что-то сказать, затем снова закрывает. Мистер Фримен изучает мой скромный проект. Он ничего не говорит, и я боюсь, что он разозлен тем, что я выбросила пальму. Иви пытается снова.

— Это пугает, — говорит она. — Это что-то жуткое. Не как боязнь клоунов, гм, как бы это сказать? Как будто тебе не хочется смотреть на это слишком долго. Хорошая работа, Мел.

Это не та реакция, на которую я надеялась, но, думаю, она была положительной. Она могла задрать свой нос или проигнорировать меня, но не стала. Мистер Фримен выпятил подбородок. Он выглядит слишком серьезно, чтобы быть учителем искусства. Он заставляет меня нервничать.

Мистер Фриман:

— У этого есть значение. Боль.

Звенит звонок. Я ухожу, прежде чем он может сказать больше.

На биологии мы изучаем фрукты. Мисс Кин провела неделю, обучая нас подробностям пестиков и тычинок, стручков и цветов. Земля замерзла, ночью идет легкий снежок, но мисс Кин настроена продлить весну в своей классной комнате. Задний ряд спит, пока она не акцентирует внимание на том, что для размножения яблоне нужна пчела. «Размножение» — сигнальное слово для заднего ряда. Они понимают, что это связано с сексом. Урок о пестиках и тычинках превращается в большое Ха-ха. Мисс Кин преподает со Средневековья. Требуется нечто большее, чем ряд, полный перегретых гипоталамусов (гипоталамий?), чтобы сбить ее с темы урока. Она спокойно переходит к практической части лабораторной.

Яблоки. Каждый из нас получает рим или кортланд или макинтош и пластиковый нож. Нам дано указание разрезать его. Задний ряд проводит поединок на мечах. Мисс Кин молча пишет их имена на доске вместе с текущей отметкой. Она снимает по одному баллу за каждую минуту продолжающегося боя на мечах. Они переходят от слабых B к очень слабым С прежде чем понимают, что происходит. Они воют.

Задний ряд:

— Это не честно! Вы не можете так с нами поступить! Вы не дали нам шанса!

Она снимает следующий балл. Они пилят свои яблоки, бормочут, бормочут, проклятье, проклятье, старая корова, тупая училка. Дэвид Петракис, мой партнер по лабораторным, разрезает свое яблоко на восемь равных клинообразных частей. Он не говорит ни слова. Он посреди пред-медицинской недели. Девид не может выбрать между медициной и юриспруденцией. Девятый класс для него лишь временное неудобство. Реклама крема от прыщей перед Будущим Кинофильмом жизни.

Воздух пропитан яблочным запахом. Однажды, когда я была маленькой, родители взяли меня в сад. Папа посадил меня высоко на яблоню. Это было, как будто попасть в историю из книги, вкусно и красно, и лист и ветвь не шелохнутся. Пчелы сновали в воздухе, так наполненном яблоками, что они не потрудились ужалить меня. Солнце нагрело мои волосы, и ветер подтолкнул маму в объятья отца, и все собирающие яблоки родители и дети улыбались долгую, долгую минуту. Вот так пах класс биологии.

Я кусаю свое яблоко. Белые зубы заполняют соком глубокий укус красного яблока. Дэвид