— Вы хотите спросить, почему мы, зная, что вы ограбили Эдит, не сообщили Костеру об этом? Да потому, дружище, что мы вас любим и совсем не хотим, чтобы вы стали нищим.

Долгое молчание нависло над террасой. Брандт пил кофе, все больше и больше доливая коньяком пустеющий стакан, а Вольф мрачно задумался, упершись глазами в неподвижный куст огромного колючего кактуса. Солнце бросало сквозь листву красноватые отсветы, небо пылало багряным пламенем. Откуда-то из глубины дома раздалась музыка — американский рокк-энд-ролл. Вольф повернулся в своем кресле, с ненавистью взглянул в сторону, откуда доносилась музыка. Брандт, напротив, весело притоптывал в такт. Потом, налив в свой совсем пустой стакан коньяку, придвинул кресло поближе к Вольфу.

— Понимаете, дружище, теперь, после прошлых неудач, мы должны очень многое сделать, чтобы исправить положение. Нам, американцам, не безразлично, если русские разберутся в подземных коммуникациях города. Подземное городское хозяйство, все туннели, мастерские и склады, скрытые под землей, — все это в ваших документах, которые нам не удалось извлечь из тайника и увезти ни в сорок пятом, ни в пятьдесят первом году. Русские не представляют, что у них под ногами. Они только частично используют энергетическую систему, водопровод и канализацию. А архивы разведки, оставленные вами в тайнике? А списки восточнопрусской агентуры?..

— Вы знаете и об этом? — Вольф поднял удивленный взгляд на Брандта. Тот коротко кивнул.

— Знаю. И еще знаю, что перед моим прибытием в Кенигсберг было исполнено два приказа вашего фюрера: первый — сбор всех драгоценностей от населения, второй — захоронение этих драгоценностей и всех сокровищ Королевского прусского музея, в том числе и знаменитой янтарной комнаты, вывезенной в сорок втором году фельдмаршалом Кюхлером из Петергофа. Знаю, что оба эти приказа были исполнены особоуполномоченным Гиммлера оберштурмбаннфюрером Вольфом. Так вот, все эти сокровища должны принадлежать нам, американцам, или… пусть будут погребены навечно.

Вольф тяжело вздохнул.

— Вот так-то. Придется поработать. Нам нужен план подземелий, нам нужны архивы разведки, нам нужно знать, где хранятся сокровища. Хочу добавить: никто не знает точно, что именно из ценностей было спрятано в подземельях. Поэтому с нас не спросят отчета… Запасайтесь чемоданами!

Глаза Вольфа алчно блеснули.

— А если я откажусь от экспедиции?

— Мы перестанем любить вас, — с улыбкой ответил Брандт.

— А если русские уже все отыскали? — продолжал упорствовать Вольф.

— Это исключено. По данным нашей разведки — а мы не можем ей не верить, — русские не открыли тайн кенигсбергских подземелий.

— Тогда… — хотел что-то еще сказать Вольф.

— Тогда вперед, к богатству! — воскликнул Брандт. — Ведь мы с вами, друг мой, старейшие и опытнейшие разведчики и пройдем всюду, куда только захотим.

Вольф налил в стаканы коньяк и чокнулся с Брандтом.

— Когда мы едем?

— Ну, не так скоро. Сначала мы побываем у моего друга Джона Эллиота. Если бы вы знали, какая у него яхта, какой чудесный подводный сад!..

4

Вечерняя Москва была шумной, оживленной. По обеим сторонам улицы деловито проплывали троллейбусы, проносились автомобили, по тротуарам бурлили потоки прохожих, спешивших в кино, клубы, театры, на концерты.

Никто из многочисленных прохожих, задержавшихся у светофора на углу Садового кольца и улицы Горького, не обратил внимания на сверкающий лаком “бьюик”, который, прошелестев шинами по мокрому асфальту, промелькнул под зеленым светофором и исчез, смешавшись с десятками машин, в направлении Смоленской площади. Милиционер, стоявший постовым на площади Маяковского, тоже проводил “бьюик” равнодушным взглядом.

На Смоленской площади машина свернула влево, долго кружила по переулкам Арбата, затем по набережной доехала до Каменного моста, пересекла Красную площадь, миновала многошумную улицу Горького, вновь пересекла Садовое кольцо, но уже в другом месте, и вынеслась на Ленинградское шоссе. Здесь автомобиль не задерживали светофоры, и он прибавил скорость. Через несколько минут сверкнули перебегающие по воде блики света, замелькала ограда Химкинского речного вокзала, и “бьюик” резко затормозил. Из машины выскочили два человека, оглянулись и, увидев, что на шоссе никого нет, скрылись в темных аллеях парка. Автомобиль снова набрал скорость и растаял в темноте.

Люди, покинувшие машину, ничем особенным не отличались. Один, плотный и высокий, был одет в парусиновую гимнастерку и брюки, заправленные в кирзовые сапоги, на голове его была фуражка, в руках он держал туго набитый старенький портфель. Такую полувоенную форму любят у нас носить хозяйственники. Второй, сухощавый, среднего роста, был в шелковой безрукавке и спортивных брюках. Он нес маленький чемодан. Оба имели озабоченный вид людей, боявшихся куда-то опоздать. Они быстро миновали темные аллеи парка и, пройдя мимо ярко освещенного здания вокзала, увенчанного шпилем со звездой, снова вышли на шоссе. Ни разу за все время они не заговорили друг с другом. Оглядевшись, толстый “хозяйственник” подошел к такси, стоявшему неподалеку от входа в вокзал. Второй последовал за толстяком.

— К станции “Белорусская”! — тоном бывалого хозяйственника сказал шоферу толстяк, когда он и его спутник сели в такси.

Пока “победа”, набирая скорость, мчалась по автостраде, сухощавый незаметно поглядывал в окно. Возле станции метро “Белорусская” они на ходу расплатились с шофером. Спустившись на эскалаторе, они сделали нелепую, с точки зрения постороннего наблюдателя, вещь: немедленно перешли на эскалатор, идущий вверх, и, пока поднимались, внимательно смотрели: не повторит ли кто-нибудь их трюк. Снова выйдя на улицу, они сели в другое такси. На этот раз их заказ был более солидным: — В Можайск!

Шофер переспросил и, получив подтверждение, повел машину по направлению к магистрали Москва-Минск.

Поздно вечером спутники приехали в Можайск, явились на станцию железной дороги и, став в очередь к кассе, взяли бесплацкартные билеты на поезд Москва — Калининград. Когда, сверкая огнями, подошел поезд и отъезжающие бросились разыскивать свои вагоны, двое не спеша пошли вдоль состава туда, где светился красный огонек последнего вагона.

5

Московский поезд прибыл в Калининград точно по расписанию. Сквозь широкие окна вагонов была видна оживленная толпа встречающих.

Асанов не спешил покинуть свое купе и, лишь когда перрон стих, вышел туннелем в город.

Саша давно хотел и никак не решался приехать в Калининград. Слишком живы были воспоминания о событиях тех лет. С трепетным чувством он вышел на площадь перед вокзалом и огляделся. Как все изменилось с тех пор! На том месте, где он и его товарищи увидели сидевшую в автомашине Эдит, стояло несколько такси, и около них толпились пассажиры. По площади со звоном мчались новые трамваи, сновали грузовики. По тротуарам пробегали стайки школьников, шли девушки в спецовках, густо припудренных известковой пылью, проходили щеголеватые военные моряки. К пригородному поезду спешили женщины с корзинками и авоськами, наполненными покупками.

Асанов пешком направился по улице, ведущей от вокзала к центру города. Здесь еще