На одну смешную секунду мною овладели чувство неловкости и острая потребность оправдываться:
– Это не мой. Жены. А где остальные?
– Там, в лесу, – тихо и печально ответил он, а под конец горестно вздохнул.
– А ты почему здесь?
– Они сказали,– пробормотал он, глядя в землю, – чтобы я шел домой.
– Можешь меня к ним отвести?
Я старался не выдать своего нетерпения. Если я сейчас его спугну, у меня будут крупные неприятности.
Мальчишка сразу же повеселел – как же, взрослый пригласил его вернуться в дело.
– Ясное дело, могу. Ты и велик возьмешь? А чего это у него такие толстые шины?
Когда я был в его возрасте, горных велосипедов еще и в помине не было, так что его недоумение я хорошо понимал.
– Так удобней ездить, особенно в лесу, по камням и кочкам. Садись-ка, поедем вместе – покажешь мне, где остальные. Потом можешь взять его покататься, если захочешь.
– Ты рули, а я буду Идеальным штурманом! – радостно завопил он, подскочив к велосипеду. – Буду тебе командовать, куда повернуть.
– Договорились, Идеальный штурман. Держи лопату.
Я их не увидел, проезжая мимо, потому что они углубились довольно далеко в лес и спустились в овражек, который не был виден с дороги. Когда мы добрались до машины Флоона, поблизости никого не было, но тело оставалось на своем месте в машине – не очень хороший признак.
– Где же они? – Я прислонил велосипед к дереву и повернулся кругом, но ничего не увидел.
Мальчишка тоже оглянулся.
– Они искали место, где его закопать. Хотели где-нибудь под деревьями. А меня прогнали. Этот Флоон назвал меня маленьким ссыкуном.
Я машинально потрепал его по голове и хотел было сообщить, что я в его возрасте был покруче, чем просто маленький ссыкун, но вовремя прикусил язык и попытался его подбодрить:
– Так это ж похвала! Вот я, к примеру, большой ссыкун и горжусь этим, и ты будешь собой гордиться, когда вырастешь. Дай-ка мне лопату. Хочешь прямо сейчас взять велик и прокатиться?
Он покачал головой.
– Нет, хочу с тобой.
– Ладно, если так. Оставим его здесь и пойдем их искать.
Мы несколько минут бродили по лесу, но ничего не увидели и не услышали. В лесу, полном листьев и мерцающих теней, пахло свежестью. Скоро наступит осень и здесь воцарятся другие запахи – более густые и зовущие, все начнет умирать и осыпаться, устилая землю, и гнить. Старый лес, прошлогодняя листва, потом пойдет снег, и все темные, унылые цвета предзимья покроет белизна.
Я ничего этого уже не увижу. Мысль была невыносимой, я всеми силами старался прогнать ее от себя. Мы продолжали идти, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться.
– Ты кто? – спросил мальчик. Поколебавшись, я улыбнулся.
– Я – это ты, когда вырастешь.
Он изучал глазами землю, обдумывая мои слова.
– Но как же мы можем быть здесь одновременно?
– Не знаю. Так случилось, вот и все. Не могу этого объяснить. Думаю, здесь не обошлось без волшебства.
– Ладно. – Он качнулся с носков на пятки, заметил что-то интересное на земле, наклонился, поднял необычной формы палочку, лежавшую у большого камня. Он заговорил спокойно и рассудительно, будто в том, что я ему сказал, не было ничего из ряда вон. – Я и так знал, что мы типа родственники, только не знал какие. Так ты и вправду я, когда вырасту?
– Ну да. Таким ты будешь в сорок семь лет.
– Ого, как много. Но ты еще ничего. А пенис у тебя все еще есть?
– Пенис? – остановился я. – Конечно. А куда бы ему деться?
– Марвин Брюс сказал, что к сорока пенис начинает расти обратно, ну, втягивается в живот.
При одном упоминании имени этой тощей, с желтыми зубами, сопливой помоечной крысы у меня мурашки по коже пошли. Я сказал довольно непримиримо:
– Марвин Брюс свои козявки ест. Ты что, веришь типу, который такое выделывает?
– А ты знаешь Марвина?
– Еще бы. Он шут гороховый. Не удивлюсь, если он вырастет и станет Кеннетом Старром[133].
– Это еще кто?
– Не важно. Идем.