- Это самое важное из доказательств, которые у нас есть, - сказал Король, потирая руки. - Итак, теперь пусть присяжные…

- Объяснят, что в нем написано, - продолжила за него Алиса. - И если кто–нибудь из них сможет это сделать, я дам ему шесть пенсов (она так подросла за последние несколько минут, что не боялась перебивать Короля). Я не верю, что во всем этом письме есть хоть капля смысла.

Все присяжные записали на своих досках: «Она не верит, что там есть хоть капля смысла», но никто из них не попытался объяснить содержание документа.

- Если в нем нет вообще никакого смысла, - сказал Король, - это избавляет нас от проблем, поскольку нет необходимости искать хоть какой–нибудь.

- Ну, не знаю… - продолжал он, расправляя листок со стихами на коленях и поглядывая на него одним глазом. - Мне кажется, некоторый смысл в нем все же есть. «Но плавать - не мастак…» Вы ведь не умеете плавать? - добавил он, обращаясь к Валету.

Валет грустно покачал головой.

- А разве не видно? - произнес он. (Действительно, ведь он был сделан целиком из картона.)

- Очень хорошо. Дальше… - сказал Король и обратился к стихам, бормоча их про себя: «Мы знали, что к чему…» - ну, это про присяжных, конечно… «Я отдал ей и был так рад…» - это о том, что он сделал с тортами…

- Но там же есть продолжение: «Возвращены они назад…» - сказала Алиса.

- Ну да, вот же они! - торжествующе произнес Король, указывая на торты, лежащие на столе. - Ничто не может быть яснее этого. Потом дальше: «Она с ума сходила от Ношения ума…»

- Дорогая, вы ведь никогда не сходили с ума от ношения… - обратился он к Королеве, но та даже не дослушала его.

- Никогда, - рявкнула она и запустила чернильный прибор в Ящерку (несчастный Билл оставил попытки писать на грифельной доске пальцем, поскольку он не оставлял следов; но теперь он торопливо принялся снова, используя чернила, стекавшие по лицу, пока их хватало).

- Значит, к вам этот ум не имеет никакого отношения, - сказал Король, с улыбкой оглядывая заседающих.

Стояла мертвая тишина.

- Это каламбур! - обиженно добавил Король и все засмеялись.

- Пусть присяжные объявят вердикт! - повторил он - уже, наверное, двадцатый раз за день.

- Нет! - отрезала Королева. - Сначала приговор, вердикт — потом.

- Глупости и чепуха! - громко сказала Алиса. - Что за чудачество — сначала выносить приговор.

- Прикуси язык! - крикнула Королева, багровея.

- Не буду, - сказала Алиса. - Я уже прикусывала, это больно.

- Отрубить ей голову! - завизжала Королева во все горло.

Никто не шелохнулся.

- Да кто вас испугается! - сказала Алиса (она уже выросла во весь свой обычный рост к этому времени). - Вы всего–то навсего колода карт!

И тут все карты взметнулись в воздух и стали падать на нее. Алиса слегка вскрикнула, полуиспуганно–полусердито, и постаралась отбиться от них. И вдруг она обнаружила, что лежит на берегу, головой на коленях сестры, которая осторожно смахивает палые листья, упавшие с дерева на Алисино лицо.

- Просыпайся, Алиса, - сказала сестра. - Ну и долго же ты спала!

- Ой, мне снился такой удивительный сон! - ответила Алиса и рассказала сестре все, что смогла вспомнить, все эти странные приключения, о которых вы прочитали. А когда она закончила, сестра поцеловала ее и сказала:

- Это был удивительный сон, конечно, дорогая, но теперь беги домой, пить чай; уже поздно.

Алиса поднялась и убежала, размышляя, - насколько это у нее получалось на бегу, - какой же, все–таки, чудесный это был сон.

А сестра ее сидела на берегу, положив голову на руку, наблюдала за заходом солнца и думала о маленькой Алисе и ее удивительных приключениях, до тех пор, пока не задремала.

И вот что ей привиделось.

Сначала она видела маленькую Алису; и снова маленькие детские руки обхватили ее колени, и ясные глаза смотрели на нее… она могла слышать каждый оттенок ее голоса и видеть это забавное движение: когда она встряхивает головой, отбрасывая назад волосы, которые вечно лезут ей в глаза… и еще она слышала, или ей казалось, что она слышит, будто все пространство вокруг ожило и заполнилось этими странными созданиями из сна ее маленькой сестренки.

Длинная трава шуршала под ее ногами, как спешащий куда–то Белый Кролик… испуганная Мышь с плеском плыла по луже… она могла слышать звон чайных чашек — это Мартовский Заяц и его друзья продолжали свое никогда не заканчивающееся чаепитие, и пронзительный голос Королевы, раздающей направо и налево распоряжения о казни ее гостей… еще поросенок–дитя чихал на кухне Герцогини, пока тарелки и блюда бились вокруг него… еще пронзительно кричал Грифон, скрипел карандаш Ящерки о грифельную доску, и задыхалась в мешке подавленная морская свинка, и доносились издалека всхлипывания Квазичерепаха.

Так сидела она, с закрытыми глазами, наполовину поверив, что находится в Стране Чудес, однако знала, что едва она откроет глаза, как наваждение растает, обратившись в реальность. Трава — это просто трава, шуршащая на ветру… водоем покрывается рябью оттого, что качается камыш… гремящие чашки превратились в звон овечьих колокольчиков, а пронзительным голосом Королевы кричит мальчик–пастух… а чихание ребенка, возгласы Грифона и все другие странные шумы сменятся (она знала это) обычным шумом скотного двора… а мычание стада вдалеке — станет тяжелыми вздохами Квазичерепаха.

Наконец, она представила себе как ее маленькая сестренка, спустя некоторое время, сама станет взрослой женщиной, и как она сохранит, даже в зрелые годы, простое любящее сердце; как она соберет вокруг себя маленьких детей и заставит их глаза блестеть от множества странных историй и, может быть, от этого сна о Стране Чудес, из далекого далека; и как она будет сочувствовать их простым огорчениям и радоваться их простым радостям, вспоминая свое собственное детство и счастливые летние дни.