Губы Мариуса дрогнули, улыбка поблекла:

— О чем ты говоришь?

— Говорю, что все выдумал, — огрызнулся Анатоль. Наивность кузена одновременно восхищала и раздражала его. — Или ты думаешь, что я внезапно превратился в светлого ангела?

Он ожидал, что неуместная улыбка наконец исчезнет с лица Мариуса, но тот по-прежнему смотрел на него с величайшим восхищением.

— Это неважно. К тому времени, как Уилл поймет, что предсказанию не суждено сбыться, он уже достаточно поправится. И кто знает, может быть, так оно все и случится. Если вы и дьявол, милорд, то весьма умный и преисполненный сострадания к ближнему.

Анатоль не ощущал в себе никакого особого ума, только безмерную опустошенность.

— Как ты додумался так блестяще солгать?

— Со времени женитьбы на Медлин я научился сочинять сказки.

С той минуты, как Мариус появился в замке, имя Медлин прозвучало впервые. Мариус ощутил глубокую печаль, глядя внезапно увлажнившимися глазами на свидетельства упадка и запустения, снова проникавших в замок Ледж. Он впитывал в себя мрачную атмосферу кабинета, отмечая в уме задернутые занавеси, камин, откуда давно не выгребали пепел. Он не хотел вмешиваться в жизнь Анатоля, но ничего не мог с собой поделать. Он решительно прошел дальше в кабинет.

— Анатоль, я давно хотел сказать тебе, как мне жаль…

— Не надо, — перебил Анатоль, боясь сочувствия Мариуса, а еще больше — понимания, которое он отчетливо видел в худом лице кузена. Понимания человека, слишком хорошо знающего, что значат долгие годы одиночества, тьмы и пустоты, когда жизнь теряет смысл. Анатоль не хотел этого знать.

Мариус глубоко вздохнул, но, прежде чем он успел сказать что-то еще, Анатоль напрягся, ощутив присутствие постороннего. Кто-то чужой появился в замке.

Джереми провожал кого-то в кабинет. Быстрые движения лакея — и медленная, усталая, шаркающая походка.

— Фитцледж! — пробормотал Анатоль, вскакивая на ноги. Он старался не надеяться, но надежда снова хлынула в его сердце, словно мощный поток, сметая все преграды на своем пути.

— Мне вас оставить? — застенчиво спросил Мариус.

Анатоль нетерпеливо отстранил кузена. Он был явно не способен взять себя в руки и хотя бы отчасти скрыть обуявшее его волнение. Когда дверь отворилась, чтобы впустить Фитцледжа, Мариус потихоньку отошел к потухшему очагу.

Анатоль нетерпеливо кинулся к священнику, но лишь затем, чтобы отпрянуть в изумлении. За несколько дней священник сильно постарел, и в это утро перемена была особенно заметна. Его плечи поникли, волосы, словно приклеились к голове, а глаза… Его глаза, в которых всегда светилась юношеская невинность в сочетании с вечной мудростью…

Теперь это были просто глаза старика.

Изможденный вид Искателя Невест давал исчерпывающий ответ на вопрос Анатоля. И все же он не мог удержаться, презирая самого себя за отчаяние, которое выдавал его дрожащий голос.

— Вы… вы говорили с Медлин? Она вернется ко мне?

Старик ничего не ответил. Опустив голову, он добрел до стола и положил на него длинный сверток. Сверкающая рукоять торчала из холстины.

Меч Сентледжей.

Хрупкая надежда, за которую Анатоль цеплялся, как утопающий за соломинку, разлетелась на тысячу кусочков.

— Она отказывается даже увидеться со мной? — проговорил Анатоль, судорожно сглотнув. — Вы сказали ей, что я клянусь никогда не пользоваться ни одной из моих проклятых способностей? Что я буду держаться на расстоянии? Что даже не попытаюсь прикоснуться к ней?

— Мне очень жаль, милорд, — произнес Фитцледж. — Я передал ей все, что вы велели, но ничего не изменилось.

— И… и она по-прежнему желает покинуть Корнуолл?

— Да, она хочет немедленно вернуться в Лондон.

Анатоль сказал себе, что именно этого он ожидал, именно этого боялся. Так узник на скамье подсудимых ждет пожизненного приговора. Но почему приговор все равно поражает так жестоко?

Он снова откинулся на спинку кресла. Медлин хочет покинуть его. Не на неделю, не на месяц — навсегда. Вот как велик ее страх. Отчаяние грозило захлестнуть его черной волной, он закрыл глаза в попытке побороть приступ.

— Хорошо, — прошептал он. Он механически протянул онемевшую руку, нашел перо и придвинул к себе лист бумаги.

— Я велю моему поверенному передать в ее распоряжение такую сумму, какую бы она ни захотела. Я уже отправил почти всю ее одежду в дом священника и позабочусь о том, чтобы остальные ее вещи отослали в Лондон. Она… — он запнулся, так как горло у него перехватило. — Ей наверняка понадобятся ее книги.

Все это время Мариус молча слушал. Но теперь он бросился мимо Фитцледжа к Анатолю, склонился над ним.

— Господи помилуй, Анатоль, что ты такое говоришь? Это невозможно, нельзя позволить ей уйти!

— Что ты хочешь от меня, кузен? — устало спросил Анатоль. — Чтобы я заставил Медлин вернуться ко мне? Приковал ее к стене цепью?

— Нет. Тебе и не придется. Медлин не боится вас, милорд.

— Ты не был здесь в ту ночь. Ты не заглядывал ей в душу, да твои способности и не понадобились бы. Любому глупцу было бы видно, как она напугана.

— Я бы тоже испугался, если б ты обрушил на мою голову половину замка! — вскричал Мариус. — Но я смотрел в сердце твоей жены прежде и видел там только силу и храбрость. И любовь к тебе.

Любовь? Губы Анатоля искривила горькая улыбка.

— Твой дар, должно быть, тебе изменил, Мариус. Ни одна женщина не может любить меня. Я всегда это знал. Моя единственная ошибка заключается в том, что я забыл это.

Фитцледж не расслышал их приглушенный разговор. Отвернувшись от стола, он сделал несколько шагов и проговорил:

— Прости мне господи. Это моя вина.

— Нет, старина, вам не в чем себя винить. Вы сделали все, что могли. Только я виноват во всем.

Однако слова Анатоля не успокоили Фитцледжа, напротив, он взволновался еще больше. Облокотившись на каминную полку, он уткнулся лицом в рукав, но Анатоль успел заметить слезинку, бегущую по морщинистой щеке.

Фитцледж плакал.

Анатоль бросил испуганный и беспомощный взгляд на Мариуса, но не увидел в его глазах сочувствия, столь обычного для своего кузена. Прищурившись, Мариус пристально смотрел на Фитцледжа.

— Он что-то скрывает от тебя, Анатоль, — наконец произнес Мариус. — И это касается Медлин.

Фитцледж скрывает? «Мариуса и впрямь покинул его дар», — подумал Анатоль. Священник был самым честным человеком из всех, кого он знал. Он мог вспомнить только один случай, когда Фитцледж пустился на обман, когда старик старался устроить брак между Анатолем и Медлин.

Анатоль, опершись руками о стол, медленно поднялся.

— Фитцледж!

Услышав свое имя, старик, казалось, лишь больше ушел в себя. Что-то невнятно бормоча, он полез за носовым платком.

— Я… не думаю, что могу это вынести. Видеть, что ему так больно. Хуже, чем когда мать отвергала его… Но я обещал Медлин.

— Что обещали? — спросил Анатоль.

— Должно быть, это связано с причиной, по которой Медлин покидает тебя, — сказал Мариус.

Фитцледж громко высморкался и устремил на Мариуса взгляд, полный мягкого укора.

— Благодарю вас, молодой человек, но я и сам могу открыть тайну.