— О боже! — пробормотала Медлин. — Его шрам… боевой шрам.

— Полученный на войне, в которой не должен участвовать ни один ребенок. В битве за любовь собственной матери. В тот день Сесили чуть не убила своего сына.

После этого родственники попытались вмешаться в судьбу будущего хозяина замка. Адриан потребовал, чтобы брат отдал ему мальчика, позволил ему взять Анатоля в море. Из-за этого у них с Линдоном дело едва не дошло до рукопашной, но, в конце концов, Линдон сделал по-своему. Он не мог вынести разлуки с сыном и нашел в себе мужество настоять на том, чтобы Анатолю разрешили покинуть привратницкую и вернуться в свою комнату.

— Это были черные дни, — вздохнул Фитцледж. — Анатоль передвигался по дому как тень, пробирался вдоль стен, боясь снова напугать мать. Несмотря на все его старания, истерические припадки и приступы меланхолии у Сесили случались все чаще, пока не наступил конец. Все, кроме Линдона, видели, что он неминуем. Миледи погибла.

— Она умерла от горя и страха, — задумчиво проговорила Медлин. — Именно так сказал мне Анатоль. Тогда я не поняла. Но теперь…

— Вы и сейчас еще не понимаете, милая Медлин. Сесили Сентледж сама лишила себя жизни. Медлин в ужасе устремила взор на Фитцледжа.

— Однажды ночью она выскользнула из постели и исчезла в саду, направляясь к скалам, что за замком Ледж. И там бросилась в море.

Медлин содрогнулась. Перед ее мысленным взором предстали красота и сила холодных воли, зазубренные обломки скал, усеивающие берег. Но она видела их лишь издали.

Даже сидя здесь, в теплом доме священника, она вдруг чувствовала, как ветер треплет ей волосы, как сильные руки Анатоля обвивают ее, не давая приблизиться к этим коварным высотам.

Только теперь она поняла, почему он запретил ей гулять по саду в одиночестве.

Усталым голосом Фитцледж продолжал:

— Настоящая трагедия состоит в том, что Анатоль увидел смерть матери заранее в одном из своих ужасных видений. Бедный мальчик день и ночь терзался страхом за нее, но не мог заставить отца выслушать себя. Линдон просто отказывался верить. Он был убежден, что Сесили слишком сильно любит его, чтобы покинуть.

После ее смерти Линдон отгородился от всех. И, прежде всего от Анатоля, обвинив мальчика в том, что случилось.

Фитцледж бессильно откинулся на спинку кресла. Впрочем, Медлин и так хорошо знала конец этой истории. Анатоль взвалил на свои юношеские плечи ответственность за замок Ледж и нес ее, пока жизнь его отца медленно угасала. Одинокий мальчик исчез, превратившись в одинокого мужчину.

Медлин знала, что рассказ Фитцледжа долго будет жить в ее памяти, но не повесть о Линдоне и Сесили, об их разрушительной любви друг к другу. О сыне, которого принесли в жертву этой любви.

Фитцледжу не было нужды рассказывать ей о неотступной печали, о пустоте жизни Анатоля. Она впервые увидела это воочию, вглядываясь в нарисованный им портрет, и с тех пор видела множество раз в исполненной печали глубине его глаз. Но никогда прежде она не понимала этого во всей полноте.

Отчуждение, отверженность… Должно быть, этого Анатоль страшился больше всего. Со стыдом и ужасом Медлин поняла, что именно так она и поступила с ним этой ночью. О боже, что она натворила? Она оказалась ничуть не лучше полубезумной Сесили Сентледж.

Медлин отбросила покрывало.

— Мистер Фитцледж, я… Я должна отправиться домой.

Услышав ее слова, старик вздрогнул и побледнел.

— В Лондон? Но, Медлин, конечно, после всего, что я вам рассказал…

— Нет, не в Лондон. Я возвращаюсь в замок Ледж. — При мысли об этом сердце у нее затрепетало, но она решительно поднялась.

И покачнулась, но Фитцледж вскочил и поддержал ее.

— Милое дитя, не надо! Вы еще не оправились, да и на дворе совсем темно.

— Но я должна видеть Анатоля!

— Едва ли вы его найдете.

Медлин поняла, что старик прав. И раньше в тяжелые минуты Анатоль всегда скрывался в каком-то тайном убежище. Она не знала, где оно, но внезапно у нее возникло чувство, что Фитцледж знает. Маленький священник старательно прятал от нее глаза.

— Куда мог пойти Анатоль? — мягко спросила она. — Я уверена, что вы знаете, мистер Фитцледж. Скажите мне, прошу вас.

Фитцледж отступил, пропуская ее.

— Не думаю, что это разумно, — пробормотал он.

— Почему? Вы сами сказали, что он не причинит мне никакого вреда. Не стоит без нужды защищать меня.

Фитцледж наконец поднял глаза, и Медлин увидела в них сожаление и печаль.

— Я пытаюсь защитить вовсе не вас. Моему молодому хозяину выпало в жизни предостаточно боли. Вы можете обещать, что, встретившись с ним, снова не обратитесь в бегство?

Медлин принялась было уверять его, что, конечно же, сможет, но ее обеты захлебнулись и иссякли под проницательным взглядом старика. Все свои сомнения она увидела отраженными и увеличенными тысячекратно в голубых глазах Фитцледжа.

Хотя он смотрел на нее с обычной добротой и мягкостью во взгляде, ясно было, что Искатель Невест утратил веру в нее.

Медлин снова откинулась на подушки. Фитцледж укутал ей ноги одеялом.

— Медлин, пока вы не почувствуете, что полностью отвечаете за себя и уверены в себе, вам лучше остаться здесь. Я пойду и поищу Анатоля. Мне не раз приходилось это делать, когда он был ребенком. А вы… постарайтесь отдохнуть, а там, если богу будет угодно, я найду способ поправить дело.

Он коснулся губами ее лба, неловко потрепал по плечу. Оставив Медлин, он накинул плащ, но, как только закрылась дверь, священник удрученно опустил голову, и на лице появилось выражение безнадежности, которая никак не могла бы утешить Медлин.

Пытаясь следовать его совету, она улеглась на диване, но сон не шел. Она не сводила глаз с окон и увидела, как пробиваются сквозь тьму первые проблески рассвета.

Где Анатоль? О чем он думает, что чувствует? Презирает ее за трусость? Ненавидит за то, что она убежала?

Нет, подумала Медлин, он бы никогда не позволил себе этого. Судорога сжала ей горло. Анатоль боялся, что она отвергнет его, обречено ждал этого, но никогда не станет ее винить. Наверное, и сейчас он, обезумев от тревоги, гадает, куда она девалась.

Она понимала, что, даже умирая, Анатоль полз бы за ней, пока не убедился бы, что она вне опасности. Сентледжи заботились о своей собственности.

А Медлин принадлежит ему. Разве не сказал он, что чувствует каждый ее вздох, каждое биение сердца, постоянно ощущает ее присутствие? Где бы он сейчас ни был, ему известно: она в безопасности.

Когда он впервые рассказал об этой способности, Медлин стало страшно, она почувствовала себя оскорбленной, словно самое сокровенное оказалось под угрозой. Теперь же сознание того, что Анатолю всегда известно, где она и что с ней, странным образом успокаивало, словно Медлин укрывала теплая пола мужнина плаща. Их разделяло расстояние — ну и пусть, она никогда больше не будет одинока.

Но все невыносимей было думать, что он сейчас страдает — один, без помощи. Она слишком сильно любит его… Любит.

У Медлин замерло сердце. Никогда прежде эти слова не слетали с ее губ, даже мысленно она не произносила их. Даже там, на холме, у подножия волшебного камня.

И все же это слово давно жило в ее душе, было частью ее самой, тем, что она знала всегда. Каков бы ни был Анатоль — нет, именно потому, что он был таков, она любит его. И если бы хоть раз она прислушалась к голосу не разума, а сердца — поняла бы это гораздо раньше.

Медлин выпрямилась и пробормотала:

— Вы не ошиблись, мистер Фитцледж. Может быть, я глупо себя вела, но я и вправду та женщина,